Избранное - Михаил Зощенко

Зоя. Нет, но он…

Ядов. Вам кажется, что он утешается на стороне?

Зоя (в смятении). Я вам этого не сказала… Боже мой! А что, если это и в самом деле так? Ведь могла же мама подумать, что он… у него…

Ядов. О, так подумала ваша мама — столь искушенная в житейских делах?

Зоя. Нет, ей просто показалось, что Алеша…

Ядов. Минуточку! Допустим, что ваш Алексей Гаврилович прикрывает службой свои какие-нибудь личные дела. Спокойно! Это только предположение… Как же нам тогда поступить? Совершенно одинаково, как и в первом случае. Ревность! И тогда он снова вернется к вам.

Зоя. То есть, по-вашему, я должна…

Ядов. Не вы должны, а я должен. Или вернее: он должен увидеть вас в моих объятиях.

Зоя. Почему же в ваших?

Ядов. А кого же вы найдете на такую фальшивую игру? Ведь это будет только игра. Инсценировка… Ну? Вы согласны?

Зоя. Нет. Уйдите…

Ядов. Жаль. Было бы забавно разыграть этот фарс… Все-таки не отказывайтесь категорически. Не так уж трудно вам будет привыкнуть к этой игре. Ведь это же не всерьез. (Обнимает ее.)

Зоя. Нет, нет. Прошу вас… Входит бабушка Алиса Юрьевна. Увидев свою дочь в объятиях Ядова, старуха хочет ретироваться.

Бабушка (улыбаясь). Пардон…

Зоя. Мама, войди. Это была шутка…

Бабушка. Шутка?

Зоя. Нет, верно, это была только шутка.

Ядов (бабушке). Прошу, извините меня, сударыня, за эту шутку.

Бабушка. Однажды, когда моя мать — стало быть, твоя бабушка — вошла в комнату и увидела точно такую же картину, я, Зоюшка, не пыталась рассказывать ей сказки.

Зоя. Но право же, мама!

Ядов. Зоя Павловна, имею честь откланяться. Я полностью к вашим услугам… (Бабушке.) Мейн гроссмуттер… (Театрально поклонившись, уходит.)

Бабушка (вслед). Заходите почаще, Виктор Эдуардович.

Зоя. Мама, а что если ты права?

Бабушка. Я всегда права, дитя мое. И поэтому не советую тебе прикрываться сказками.

Зоя. Нет, я о другом! Я говорю: что, если Алеша и в самом деле разлюбил меня. А теперь не верен мне?

Бабушка. И поэтому ты хочешь немного развлечься? Ну что ж — правильно. Значительно легче перенести горечь утраты. Тем более что Виктор Эдуардович вполне, по-моему, соответствует выбору…

Зоя. Ах, он — совсем иное дело! Ты не поймешь.

Бабушка. Я не пойму? Я, которая… Ну, бог с тобой… А что касается твоего мужа, то я не хотела тебя заранее огорчать, но я давно была в этом уверена.

Зоя. В чем уверена? В том, что Алеша проводит время где-то там… на стороне?

Бабушка. Ну конечно же, дочь моя.

Зоя. Нет, этого не может быть! Алеша чистый и светлый человек. Он не способен на такой низкий обман. Не способен так подло врать да еще прикрываться работой. Алексей — коммунист в высоком значении этого слова…

Бабушка. Ах, доченька, в этом отношении все они одинаковы — и коммунисты, и эти, как их… ну… беспартийные. Все они одним миром мазаны.

Зоя. Мама, ты помнишь только прошлый мир, прежних людей. И ты не понимаешь Алешу. Не понимаешь, что значит для него труд, стремление принести пользу своей стране… Нет, я с ума сошла — подумать, что Алексей обманывает меня… (Уходит.)

Бабушка (вслед). Ты плохо знаешь мужчин, дочь моя… (Задумчиво.) Я никогда не проливала напрасных слез. Так пусть же и она… Но тут я, кажется, должна помочь моей глупой дочке.

Учреждение. Стеклянная перегородка разделяет сцену. Направо — кабинет директора Налево — канцелярия.

В кабинете идет совещание Клубы табачного дыма, как дым пожара, окутывают сидящих за столом.

Рядом с директором Баркасовым — его заместитель Иван Силыч Тятин. Он в меру толстоват. Его цветущее здоровье придает ему сияющий вид.

В канцелярии служащие усердно работают, склонив головы над бумагами. Молоденькая и бойкая машинистка Настя Тройкина энергично бьет по машинке. Сотрудница Софочка Крутецкая внимательно листает канцелярскую книгу. Делопроизводитель Антон Духоявленский величественно восседает за конторкой Он — в толстовке Лицо у него благостно. По временам он медленно щелкает костяшками на счетах.

И только сотрудник Володя Слоняев не находит себе покоя. Он вертится, шумно вздыхает и поглядывает на машинистку Настеньку, стараясь привлечь ее взгляд.

Баркасов. В январе текущего тысяча девятьсот тридцать шестого года мы уже имели сто два процента плана. Год назад мы были бы довольны достигнутым. Но теперь внешняя обстановка такова, что мы не можем почить на лаврах. И поэтому шаг за шагом движемся вперед… В феврале мы имели сто четыре процента плана, в марте — сто шесть и, наконец, в апреле — сто десять. Эти показатели дают нам великую надежду на дальнейший успех.

Тятин. Правильно!

Баркасов. Кто желает высказаться по этому вопросу?

Тятин. Дозвольте мне.

Баркасов. Слово имеет мой заместитель Иван Силыч Тятин.

Тятин неторопливо встает из-за стола, откашливается, выпивает стакан воды и, достав из кармана гребеночку, тщательно приглаживает прическу. После чего, снова выпив стакан воды, принимает позу оратора.

Тятин (официальным тоном). Товарищи! Я взял слово для того, чтобы… (Бытовым голосом.) Алексей Гаврилыч, только сними, понимаешь, трубочку с телефона. Не люблю, когда телефонные звонки мою речь перебивают. Теряю мысли… (Снова официально.) Товарищи! Я взял, понимаете ли, слово для того, чтобы подвести итоги нашей полугодовой работе… Товарищи! Что мы видим в данном отрезке времени? В данном отрезке времени мы, так сказать, наглядно или, проще сказать, воочию видим достаточно, в сущности, яркие показатели. Показатели, которые с полной очевидностью сигнализируют нам, иными словами, дают нам знать, поясняют нам — каковы сами по себе эти показатели как таковые. И как таковые они сами по себе указывают нам, каковы результаты нашей полугодовой работы. И мы, учитывая данные показатели…

Баркасов (перебивает). Иван Силыч, да говори ты нормальным человеческим языком!

Тятин. А я как же говорю?

Баркасов. А ты какую-то потустороннюю речь загибаешь. Говори проще, без ораторского нажима.

Тятин (расстроившись). Нет, Алексей Гаврилыч, без ораторского нажима у меня не выйдет. Ведь если говорить проще, так и говорить, понимаешь, не о чем. Сто десять процентов плана. Что же я могу добавить к этой цифре, которая и без того поясняет картину? (Оживившись.) Сто десять процентов, друзья мои! А?! Ведь это же душа поет!

Баркасов. Кончил?

Тятин. Вообще-то я хотел еще немного сказать, но если ты против речей, то я, понимаешь, вынужден на этом закончить… Хотя нет, погоди… (Официально.) Товарищи! А являются ли данные показатели как таковые показательными для данного отрезка времени? Не есть ли эти показатели малопоказательны сами по себе?..

Баркасов (укоризненно). Иван Силыч…

Тятин. Сам не пойму, что со мной делается, когда речь произношу. Не те слова идут…

Баркасов. А ты поясни речь своими словами. О чем ты нам хотел сказать?

Тятин. Да я, понимаешь, хотел сказать, что за этими цифрами — труд. Люди как черти работали.

Баркасов. Иван Силыч правильно указал, что за этими высокими показателями — большая работа. И тут, в первую очередь, следует отметить его самого, его самоотверженный труд…

Тятин. Ну, меня-то зачем? Я в норме работал, не пересиливал себя.

Баркасов. Конечно, мы здесь собрались не для того, чтобы говорить комплименты, но подчеркнуть следует — люди дают нам уверенность, что мы еще крепче возьмемся за дело.

Тятин. Правильно!

Баркасов. Прошу взглянуть на эту диаграмму… (Разворачивает рулон.) Тут мы ясней представим себе план нашего дальнейшего движения…

Тятин (помогая разворачивать рулон). Эх, помещение тесновато для такой диаграммы.

Баркасов. Пройдемте в конференц-зал… Участники совещания удаляются. В канцелярии — телефонный звонок. Делопроизводитель Духоявленский снимает трубку.

Духоявленский (по телефону.) Слушаю вас… (Небрежно.) Баркасов на совещании… Не знаю. Позвоните попозже.

Настя (Слоняеву). Ай, Володя, ну что вы на меня так смотрите. Как баран на луну.

Слоняев. Баран смотрит на луну без особого удовольствия, чего никак нельзя сказать про меня…

Настя. Отвяжитесь. Не мешайте мне работать.

Духоявленский. Попрошу без частных разговоров. (Сотруднице Софочке Крутецкой.) Товарищ Крутецкая, справка готова?

Софочка. Заканчиваю, Антон Антоныч. В канцелярию входит посетитель в макинтоше. Он толстоват, с одышкой Платком вытирает запотевшее лицо.

Посетитель (Слоняеву). Директор еще не выходил?

Слоняев. Он на совещании.

Посетитель. Пожалуй, я подожду его. А то ведь кролики у меня дохнут…

Слоняев (улыбаясь). Ах, дохнут они у вас?

Посетитель. Околевают без еды. До тридцатого числа я получил на их кормежку. А с первого числа все кролики должны быть на довольствии в тех учреждениях, какие у нас запланированы.

Слоняев (посмеиваясь). Нынче уже пятое число.