Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия - Джонатан Сампшен

разочарованы. К моменту вступления Ришмона в Париж французы вернули себе все крепости в непосредственной близости от города, за исключением Сен-Жермен-ан-Ле, который был продан им месяц спустя. Однако англичане все еще сохраняли кольцо крепостей с гарнизонами на речных путях, ведущих к Парижу. Из этих мест они могли вести дистанционную осаду столицы, как это делали французы в течение многих лет до 1436 года. Англичане перекрыли долину Марны у Мо, а французы перекрыли ее у Ланьи и блокировали движение по Уазе в Крее, а французы перекрыли его в Компьене или Пон-Сен-Максанс. Сена была блокирована английскими гарнизонами выше по течению от столицы у Монтеро и ниже по течению у Манта; Луэн — у Монтаржи и Немура. Дороги из Амьена были перекрыты у Орвиля, дороги из Босе — у Шевреза. Потребовалось более пяти лет, чтобы выбить английские гарнизоны из этих мест, а до этого они регулярно совершали вылазки к стенам Парижа, убивая, насилуя, похищая и грабя на глазах у стражников, охранявших ворота. "Эй вы, что там с вашим королем, — кричали англичане, — он что, спрятался?" Не лучше вели себя и французские гарнизоны региона, нерегулярно получавшие жалованье или вообще не получавшие его. Коннетабль Артур де Ришмон сделал Париж своей штаб-квартирой и обложил его жителей непосильными налогами. Нищета и административный коллапс снижали доходность этих налогов, и большую часть времени Ришмон не мог платить своим войскам и поддерживать дисциплину. Гарнизоны Венсена, Пон-де-Шарантона и Сен-Клу жили за счет грабежей. Из каждой пригородной деревни они забирали по восемь-десять бочек вина в качестве pâtis, а по ночам совершали грабительские набеги на столицу. О французском капитане Корбея говорили, что он забирает pâtis со всего Иль-де-Франс.

Годы, последовавшие за возвращением Парижа, оказались самыми тяжелыми на памяти жителей. Население продолжало сокращаться, арендная плата и заработки падали. Опустошение сельской местности в сочетании с чередой неурожаев привело к резкому росту цен на продовольствие. В 1438 году цены на зерно достигли самого высокого уровня за все столетие. Вино и мясо исчезли с рынков. Голод и холод, а затем серьезная эпидемия оспы убивали тысячи людей на улицах и в домах. С июня по декабрь того же года в главном парижском госпитале Отель-Дье умерло 5.000 человек, а в целом по городу — 45.000 человек[691].

* * *

Когда Париж пал, подготовка герцога Бургундского к взятию Кале находилась в самом разгаре. Герцог планировал набрать большую часть латников в Пикардии. Но урок осады Орлеана и Компьеня показал, что для такой крупной операции требуется очень большое количество пехоты. Эти люди должны были прибыть из густонаселенных промышленных городов Фландрии с их многочисленными городскими ополчениями. Большая часть февраля и марта 1436 г. прошла в тонких переговорах с городскими общинами, которые поначалу опасались экономических последствий войны с Англией. Как заявили власти Гента после заключения Аррасского договора, "фламандцы не верят в войну с Англией". Когда в конце ноября 1435 г. делегаты Четырех членов[692], представлявшие города и регионы Фландрии, предстали перед Филиппом в Брюсселе, они убеждали его позволить Фландрии сохранить нейтралитет. По их словам, это был прежде всего "торговый регион". В течение последующих недель герцогу удалось их переубедить. 8 марта состоялось большое собрание муниципалитета и гильдий Гента. На нем присутствовали и делегаты Четырех членов. Филипп Добрый председательствовал в собрании, а бальи Фландрии рассказал о событиях в Аррасе и о своих последних контактах с англичанами. Он объяснил, почему коммерческие интересы Фландрии, традиционно требовавшие мира с Англией, теперь требуют войны. Английская оккупация Кале не только угрожала безопасности всего региона, но и позволяла купцам компании Стейпл контролировать рынок шерсти и устанавливать монопольные условия торговли. По его словам, герцог намеревался захватить Кале, чтобы защитить интересы фламандской промышленности, "как добрый пастух изгоняет волка из овчарни". По окончании выступления бальи мнения в зале разделились. Но лидеры гильдий и городские магистраты были заранее перетянуты на сторону герцога и громко заявили о своей поддержке. Противоположные мнения были проигнорированы. Окончательное решение было принято Grote Raad — Большим Советом Гента, состоявшим из трех человек, представлявших жителей города, ткачей и мелкие гильдии. На следующее утро они передали свое согласие герцогу. Делегаты от остальной Фландрии выдвинули ряд условий, в том числе о справедливом распределении запасов шерсти хранившихся в Кале, но и они поддержали решение Большого Совета. Гент, самый крупный из промышленных городов Фландрии, предложил направить в армию герцога контингент в 15.000 человек. Предполагалось, что Брюгге, его округ и Ипр предоставят еще 15.000 человек[693].

Хотя основная тяжесть осады легла на Фландрию, операция представляла собой коллективное усилие всех владений Филиппа Доброго от которых ожидали денежного вклада. Их вклад пришлось кропотливо согласовывать в каждом случае, и иногда лично Филиппом. Но результаты оказались поразительными. Номинальная сумма налоговых поступлений составила почти 250.000 ливров (около 20.000 фунтов стерлингов). Только герцогство и графство Бургундия, обедневшие от войны и находившиеся под угрозой вольных компаний, остались в стороне. Герцог привлекал более или менее принудительные займы у городов, монашеских орденов и чиновников, часть из которых не была погашена в течение многих лет. За весь календарный год его чистые поступления из всех источников составили 718.000 ливров (около 80.000 фунтов стерлингов), что, безусловно, является самым высоким показателем за все время его правления[694].

Английский Совет получил подробный отчет о событиях в Генте от "особых друзей" во Фландрии. Из того же источника советники получили и преувеличенное сообщение о текущем состоянии приготовлений Филиппа. Утверждалось, что он собрал в Слейсе, Бирвлите и Роттердаме флот из 400 крупных кораблей, нагруженных артиллерией и осадными орудиями, и готов к нападению на Кале. Потеря Кале была страшной перспективой для советников Генриха VI. Кале считался "стеной Англии", а его падение — предвестником вторжения на остров. На самом деле военно-морские приготовления Филиппа еще только начинались, а флот в 400 кораблей был фикцией. Но донесения лазутчиков вызвали панику в Вестминстере, которая вскоре распространилась по всей стране: Совет разослал их копии по городам, соборам и аббатствам, сопровождая настойчивыми требованиями денег. "В наши дни еще не было таких достоверных известий, связанных с осадой, — писал Совет, — насколько великой драгоценностью является для нас и нашей страны упомянутый город с его округой… [настолько], что наша страна лишится всякой репутации и станет вечным укором, мерзостью и позором во всем мире, если [она] так низко падет… что уступит нашим врагам из-за отсутствия сильной и своевременной обороны".

По всей Англии произошел необычайный всплеск страха, гнева и эмоций. Собирались шумные толпы, угрожавшие фламандцам и брабантцам. В спешном порядке был созван Большой Совет, в который вошли все пэры и прелаты, находившиеся под рукой. Герцог Глостер почувствовал себя в своей стихии и заявил, что лично поведет армию в Кале, чтобы противостоять орде