Глаз бури - Екатерина Мурашова

Пожар жадно пожирал остатки крыши и верхних перекрытий. Два из трех флигелей, по-видимому, удалось отстоять. Мастерская горела с веселым треском. Из лопнувшего окна, словно запущенная умелой рукой, вылетела и шлепнулась на мостовую горящая шляпа. Черные силуэты пожарных со шлангами смело подходили почти к самой стене огня. Все вместе выглядело величественным, но уже случившимся и неизбежным.

Гости из ресторана и игорных залов, выведенные из заведения в первую очередь, но никуда не уехавшие, передавали по кругу фляги со спиртным, и азартно строили предположения о причинах пожара.

Внезапно раздались крики, команды брандмейстера, и огромная лестница, до сих пор не применявшаяся, поехала куда-то вбок, в переулок.

Все разговоры, плач и вопли в кругу служащих заведения смолкли. Люди переводили взгляд с одного на другого и напряженно ждали.

– Фельдшер! Фельдшера сюда!

От медицинского фургона уже бежал низенький толстый человечек, размахивая кожаным чемоданчиком.

Двое рослых пожарных поспешно расстелили на брусчатке кусок брезента, а их товарищи осторожно опустили на него свою ношу: мужчину в страшно обгоревших лохмотьях и бесчувственную девушку, завернутую в дымящийся плащ.

Глава 40

В которой Туманов получает письмо от брата и ищет черешневый ликер

– Элен, Элен! Ты понимаешь же, Софи там, и мы должны поехать! Немедленно!

– Это ужасно, ужасно, Кэти! Но что ж мы сможем сделать? Мы не пожарные… Я уверена, я просто чувствую, что она в безопасности…

– Это неважно! Неужели ты не видишь! У нее столько раз все рушилось! Надо показать ей…

– Софи не надо ничего показывать, Кэти, ты просто плохо ее знаешь. Ей абсолютно хватает самой себя. И… там Михаил Михайлович. Впрочем… едем!

– Никуда вы, леди, не поедете! – старик Афанасий, как оживший макинтош, шагнул из темного угла прихожей. Кэти вздрогнула и отшатнулась. Афанасий усмехнулся. – Потому что я вас не пущу. Не хватало еще вам на пожар глазеть вместе с игроками и этими… – последние словами застряли в горле у старого слуги.

– Ты мне не указ! – гордо вскинула голову Элен.

– Муж вам указ, – согласился Афанасий. – А уж он-то точно не позволил бы своей леди нестись неведомо куда ради…

– Ради кого? – язвительно подхватила Элен. – Ради той, к которой ты же бегал, как приперло? Ради той, которая мне жизнь спасла?!

– Не поедете! – крикнул Афанасий.

– Никита свезет.

– Не повезет. Я не велю. И никто не повезет. Я уж предупредил, как почуял, куда она клонит.

Элен заглянула в землистые глаза верного слуги и впервые поняла, как он, в сущности, страшен в своей древней упертости. Морщинистое лицо Афанасия осветило торжество. «Как луна над кладбищем,» – подумала Элен.

– Кэти, это правда, – Элен растерянно обернулась к подруге. – Никто из челяди не решится… Может быть, послать за извозчиком?

– Ерунда! – Кэти решительно подхватила юбки. – Пошли. Ваш экипаж на улице стоит. На козлы сяду я.

Афанасий вместе с дюжим Никитой беспомощно смотрели, как Кэти усаживается на козлах и подбирает поводья. Элен, цепляясь обеими руками, влезла на сидение. Применить силу никто из слуг, понятное дело, не решился.

– Н-но, милые! – тоненько крикнула Кэти. Лошади, привыкшие к грубому мужскому голосу, стояли как вкопанные.

Внезапно Элен, перегнувшись вперед и фактически встав на четвереньки, выхватила из-под сиденья кнут, вытянула по крупу коренника, и вскричала низким грудным голосом зрелой женщины:

– Н-но, мертвяки проклятые! По-ошлии!!!

Лошади сорвались с места. В сгустившихся сумерках светлыми пятнами мелькнули взметнувшийся подол и кружева на панталонах вставшей на козлах Кэти, сползшая назад шляпа и туго обтянутый зад Элен. Под визг и гиканье обеих женщин карета Головниных унеслась вскачь. Старый Афанасий почувствовал слабость в ногах и начал валиться назад. Никита подхватил его подмышки и затащил в дом.

– Куда ты правишь? – задыхаясь, спросила Элен через некоторое время. – Нам же на Аптекарский, к мосту…

– Как куда? – удивилась Кэти. – К Оле, конечно. У них сейчас Евдокия, я знаю. Она медичка, это раз, а там могут быть раненные, во-вторых, тоже сможет Софи поддержать. Надо все использовать…

Элен нахмурилась, но ничего не сказала.

Маленький оборванец бросился едва ли не под копыта. Туманов с трудом успел осадить коня, страшно выругался и глянул сверху вниз налившимися кровью глазами.

– Вы Михаил Туманов?

– Ну да! Чего тебе?

– Возьмите тогда! – оборванец протянул изящный конверт. – Велели сразу прочесть.

Туманов не успел задать ни одного вопроса, а маленький нищий уже растаял в багровых от близкого пожара сумерках. Механически повинуясь полученной инструкции, Михаил разорвал конверт, развернул письмо, увидел знакомый витиеватый подчерк. Сердце больно екнуло в груди.

«Туманов!

Не беспокоясь о вашем настроении и самочувствии, тем не менее сообщаю вам, что Софья Павловна Домогатская ничуть не пострадала от пожара, так как провела эту ночь со мной, в моих объятиях. Поверьте, мы с ней подходим друг другу гораздо более, чем вы. Воспитание, образование и общий круг друзей и знакомых все же многое значит, вы не находите? Вы же – мужлан. Право, с такой тонкой женщиной, как Софья Павловна, нельзя обращаться по-скотски. Кровоподтек на ее левом бедре ужасен. Фи, Туманов!

К тому же я сумел успешно заменить ей вас и еще по одной причине. Она, право, анекдотична. Вы еще не догадались? Ваш верный педераст не донес вам?

Мы с вами единоутробные братья, Туманов. Должно быть, поэтому нас с вами привлекают одни и те же женщины. И одним и тем же женщинам нравимся мы сами. Впрочем, как уже говорилось, исходя из особенностей воспитания, я охотно уступаю вам всех прачек, княгинь-проституток высшего света и фабричных работниц. На Софи же я, быть может, даже женюсь. В конце концов, мир по-прежнему дик, а у дикарей есть какие-то обычаи, касающиеся женщин и старших братьев. Будет даже экзотично, и мы с Софи обязательно посудачим про это в соответствующем антураже.

Условия, на которых я смогу гарантировать безопасность вашей восточной подруге, мы обсудим при личной встрече.

На сем – до свидания. Не уважающий вас, ваш брат – Евфимий Шталь»

– Ося, Осенька, ты меня слышишь?! Да как же так?! – Дашка сидела на земле, и, заливаясь слезами, держала на коленях голову Нелетяги.

Фельдшер стоял поодаль, сложив руки на округлом животе и надев на лицо приличествующе-драматическую маску. Еще дальше две горничные отпаивали и утешали пришедшую в себя и сотрясающуюся в кашле Таню.