Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р. - Павел Фокин

«Критики нередко обвиняют поэтов в банальности и тем и образов, но до сих пор понятие „банального“ оставалось несколько неопределенным. Ныне этой неопределенности приходит конец, ибо издано „Полное собрание стихотворных банальностей“, под заглавием „Полное собрание стихотворений Д. Ратгауза“. Здесь собраны примеры и образцы всех избитых, трафаретных выражений, всех истасканных эпитетов, всех пошлых сентенций – на любые рифмы (конечно, обиходные) и в любых размерах (конечно, общеупотребительных)…Остается составить к этим томам алфавитный указатель, и получится книга не бесполезная для начинающих стихослагателей, вроде руководства для изучающих французский язык „Ne dites pas“, где перечислены выражения, которых дóлжно избегать» (В. Брюсов. Рецензия. 1906).

«Есть в деревнях такие лавочники, которые умеют только писать, но не читать. Я думаю, таков и Ратгауз. Потому что иначе у него не хватило бы духу в нудно-безграмотных стихах передавать мысли и ощущения отсталых юношей на шестнадцатом году…» (Н. Гумилев. Письма о русской поэзии. 1910).

РАТОВ Сергей Михайлович

Актер, режиссер, театральный критик, педагог. На сцене с 1890-х годов. Роли: Аким («Власть тьмы» Толстого), Расплюев («Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина), Робинзон («Бесприданница» Островского), Лемм («Дворянское гнездо» по Тургеневу) и др. Сотрудник журнала «Театр и искусство».

«Он печатал большие и объемистые исследования о „физиологии актера“ (что-то в этом роде), где прославлял талант и божественный дар актера.

Самое замечательное – что делало из него уникум – было то, что этот любимец муз был горбун. Он служил в театрах, играя первые роли, и носил свой горб, как иной носит львиную голову. Он играл единственный раз горбатого – Калибана в „Буре“ Шекспира и говорил мне:

– Вот роль, которую я не люблю.

Года два до революции он однажды явился ко мне и пристал, можно сказать, с ножом к горлу, прося приехать на заседание учрежденного им „Общества красивой жизни“, которого он был председателем.

– Это теперь самое главное, – объяснял он. – Все живут некрасиво. Оттого и в театре некрасиво. А надо, чтобы в жизни было красиво. Ведь как нынче ходят? Сутулятся. Или ворон считают… А надо красиво – вот так…

И пытаясь выпрямить свой горб, он показывал, как люди должны ходить красиво. В этом стремлении Ратова к красоте был злой, горбатый парадокс его неудачливой жизни. Он был создан всем складом своей души для артистической жизни – вольной и страстной; а на плечах у него был горб. Не иносказательный, символический горб, который часто отягощает артистические натуры, а самый настоящий, физический.

Он умер в Обуховской больнице, всеми забытый и покинутый. Два-три актера провожали его прах, а добрая половина нынешних актеров, может быть, и не знает имени Ратова.

И я вспомнил, как однажды он пришел в редакцию „Театра и Искусства“ с завернутой в трубочку небольшою рукописью и долго таинственно оглядывался, пока из комнаты не удалились все „посторонние“. Тогда он подошел вплотную и с тою же торжественностью, с какою сообщил об учреждении „Общества красивой жизни“, молвил:

– Вот тут (он хлопнул по трубочке) я про современный театр все сказал. В одном слове. Припечатал.

– Какое же слово, которым вы припечатали?

Он хихикнул, как мелкий бес, и развернул рукопись. На первом листе каллиграфически было начертано: „Калиберда“.

– Калиберда?

– Калиберда. Понимаете, Калиберда. Оно и „Белиберда“ и непонятно. Из записок режиссера.

И он самодовольно стал потирать руки.

Я перевернул страницу и прочел: „Репетируем новую пьесу «Деревянные птицы». Идея пьесы глубока и проста. Исполнители перевязаны за горло тонкой бечевкой, которая из-за световых эффектов не видна на сцене, а концы бечевки держу я, и по условному знаку дергаю, стоя за кулисами. Главное – надо внутренний монолог выплеснуть публике, и чтобы каждый посетитель на свой номер билета получил номер вешалки, на которой может повеситься. Ибо я пробиваю брешь в стене возможности. Калиберда – твержу я с надеждою, – калиберда!“

– Что? Каково я их припечатал? Кончено-с! Калиберда!

И Ратов смотрел на меня глазами, полными мстительной веры и страстного гнева. Его горб величественно выпятился вперед, и весь он был стремление, порыв и воля к борьбе» (А. Кугель. Листья с дерева).

РАУШ фон ТРАУБЕНБЕРГ Константин Константинович

Скульптор, был привлечен к работе на Императорском фарфоровом заводе (1909–1915), автор портретных статуэток и декоративной скульптуры малых форм. Двоюродный брат искусствоведа Н. Врангеля.

«Он был типичный дилетант, прожигатель жизни, но человек не без способностей. Циник от природы, развивший это свойство до невероятных пределов своеобразной философией эгоизма, он сначала рисовал, потом стал лепить.

…Впоследствии Траубенберг жуировал в петербургских светских кругах, остепенился, женился и работал небольшие статуэтки, имевшие на выставках успех» (И. Грабарь. Моя жизнь).

«Юмор Коки Рауша охотно принимал чуть „дьяволический“ оттенок, несмотря на то, что это был добрейший и необычайно благожелательный человек. Впечатлению инфернальности способствовала и его физиономия, тоже явно африканская, темный цвет кожи, покрытый „породистыми“ бородавками, и его жутко-язвительная усмешка, напоминавшая те маскароны фавнов и сатиров, которыми в старину любили скульпторы украшать архитектурные и мебельные детали. Хмыканье, издававшееся Раушем, придавало особую значительность его остротам. От такого хмыканья античные нимфы и дриады должны были со всех ног удирать и прятаться в чаще.

…Мое же отношение к Раушу как к художнику было не совсем таким, каким хотелось бы, чтоб оно было и ему, и мне. Иначе говоря – при всей моей симпатии к нему лично, я не мог „совершенно всерьез“ принимать его творчество, в котором меня всегда огорчала сильная доля дилетантизма» (А. Бенуа. Мои воспоминания).

РАХМАНИНОВ Сергей Васильевич

Композитор, дирижер, пианист. Дирижер Московской частной русской оперы (1897–1898), Большого театра (1904–1906). Оперы «Алеко» (1892, пост. 1893), «Скупой рыцарь» (1904), «Франческа да Римини» (1904). «Литургия Иоанна Златоуста» (1910), «Всенощное бдение» (1915). Сочинения для солистов, хора и оркестра, камерно-инструментальные ансамбли, для фортепиано в 4руки, концерты для фортепиано с оркестром, для хора с фортепиано и др. С 1917 – за границей.