Римская история в лицах - Лев Остерман

— Боюсь, — признается Октавиан. — Но не вижу другого выхода. В крайнем случае Агриппа приведет в Рим войско.

— Не обольщайся, — говорит Цезарь. — Агриппа застрянет в Испании надолго. Я хорошо знаю этот народ. Свою свободу они будут отстаивать до последнего солдата.

— И все же я попробую. Мне ничего другого не остается...

— Ну, смотри...

Черты лица Цезаря расплываются и тают. Октавиан, очнувшись, говорит друзьям, что устал, и отпускает их...

...Конечно же, уважаемый читатель, я не могу поручиться, что именно таков был ход мыслей Октавиана. Но и Дион Кассий спустя двести лет после того знаменательного совещания вряд ли располагал стенографической записью речей Агриппы и Мецената. Он их реконструировал на основе тех сведений из не дошедших до нас источников, которыми располагал. Мне кажется, что у нас достаточно оснований для реконструкции размышлений Октавиана. Ситуация того времени в Риме нам известна. А главное — он попробовал!

Воспользовавшись своей пока еще не ограниченной властью, Октавиан, во-первых, очистил сенат от вовсе недостойных его членов, проникших в него после смерти Цезаря по протекции Антония или за взятку. Из списка в почти тысячу сенаторов он вычеркнул двести человек. Светоний рассказывает, что когда он объявил об этом на заседании сената, то сидел «на председательском кресле в панцире под одеждой и при оружии, а вокруг стояли десять самых сильных его друзей из сената». Первым в списке сенаторов, как тогда говорили, первоприсутствующим (принцепсом) сената, он назвал самого себя. Во-вторых, он установил, что сенатором может быть только тот, чье состояние оценивается не меньше, чем в миллион сестерциев. Это поднимало авторитет сената и, кстати говоря, уменьшало склонность его членов к взяточничеству. Сенаторам, которые пользовались его уважением, если у них недоставало денег, Октавиан помог из своих собственных средств. Все долговые расписки сенаторов государственной казне он приказал сжечь. В частности, таким образом он поддержал представителей древних, но обедневших родов. Вместе с тем он включил в сенат нескольких наиболее достойных людей из муниципий и колоний. Тут же было объявлено, что все решения сената будут иметь силу закона и для этого не требуется подтверждения их в комициях. Зато была введена строгая дисциплина: заседания сената проводились регулярно дважды в месяц, за опоздание и отсутствие взимался штраф. Опрос мнения сенаторов по обсуждаемому вопросу велся не в порядке старшинства, а по усмотрению принцепса. Отчеты о заседаниях сената, введенные Цезарем, Октавиан повелел больше не публиковать.

Для того, чтобы его роль в подготовке сенатских постановлений была неявной, он объявил о своем намерении учредить Совет принцепса, в состав которого будут входить: второй консул, по одному представителю от магистратов всех уровней и пятнадцать сенаторов по жребию, сменяющиеся каждые полгода. Октавиан справедливо рассудил, что с такой небольшой компанией он всегда сумеет справиться и добиться одобрения всего, что сам предложит. Докладывать рекомендации Совета будет консул, а подписывать решения сената — принцепс. Когда к этому привыкнут, — думал Октавиан, — то любые решения за его подписью будут иметь силу закона — в том числе и те, которые он примет без обсуждения в сенате.

Он потребовал от сенаторов согласия еще на одно нововведение, которое обдумал после того вечера, когда они обсуждали вопрос о власти с Агриппой и Меценатом. Пусть совместным решением Сената и Собрания народа ему будет присвоена высшая военная власть — империй. Но не на одну войну, а лет на пять или десять с последующим возобновлением. Пусть наименование император получит новое значение. Не просто победоносный полководец, а главнокомандующий всех римских армий. Как во время войны, так и в дни мира. Пусть оно станет одним из титулов подлинного властителя Рима. Сочетание военной власти императора, гражданской власти консула и авторитета принцепса Сената позволит защитить спасительное для государства единовластное правление от любых посягательств на него консерваторов-республиканцев. И хорошо, что все эти три должности заимствованы из арсенала Республики. Традиция будет как бы сохранена, и смена государственного устройства произойдет постепенно — без гражданских войн и потрясений.

Октавиан не ошибся в расчетах. Сделка состоялась. Совместным решением сената и народа ему был вручен особый, высший империй сроком на десять лет. В течение дальнейшего правления Августа это решение будет пролонгировано еще пять раз.

Прошло полтора года. Дела налаживались, порядок в стране понемногу восстанавливался, ветераны разъезжались по своим колониям. Октавиана дважды переизбирали консулом. Между тем, по мере того, как пустели расположенные близ Города военные лагеря, а война в Испании, где командовал Агриппа, затягивалась, в его душе росла тревога. Долго ли сохранится согласие с сенатом? Достаточно ли прочна его власть? Октавиан приходит к выводу о необходимости какого-то нового ее подкрепления. Быть может, даже выходящего за рамки республиканской традиции и тем самым лежащим вне компетенции сената. Какого-то свидетельства поддержки высшей силы, покровительства богов. Жреческий сан (а он уже член нескольких жреческих коллегий) для этого недостаточен. Жрецы в Риме — лишь хранители религиозного ритуала. Октавиан придумывает для себя новый титул. Его будут называть Август (Augustus). Он произвел это слово от общего корня со словами: возвеличивать (augerе), авгур — провозвестник воли богов (augur) и autoritas — авторитет. Имя Август будет говорить о древнем — моральным и религиозном — праве быть, подобно Ромулу вождем римского народа, хранителем заветов старины.

Чтобы заставить сенаторов, не раздумывая, принять соответствующее решение (он его подскажет через своих людей), Октавиан прибегает к шантажу. 13 января 27-го года, едва вступив пятый раз подряд (а всего — седьмой) в должность консула, он в своей речи перед сенатом неожиданно заявляет о своем намерении сложить консульские полномочия и удалиться от дел. Вот фрагмент его речи и реконструкции Диона Кассия:

«Мои слова, — так начал свою речь Октавиан, — многим из присутствующих могут показаться фальшивыми, ибо фальшивым каждый считает то, чего сам не в состоянии сделать...

Мои войска пышут силой и довольством. Меня окружают любовь, сила, богатство, многочисленные союзники. Самое же главное — то, что вы и римский народ своим благорасположением, любовью и доверием вознесли меня на вершину власти. И вот, чтобы ни у кого не оставалось мысли, что я насильственным путем удерживаю врученную мне единодержавную власть, я в настоящий момент перед вашим лицом слагаю с себя все свои полномочия и возвращаюсь к частной жизни...

Конечно, мой добровольный отказ не может быть рассматриваем как желание бросить государство и вас на произвол судьбы, отдав вас во власть честолюбивых и порочных людей и столь же порочной черни, всегда подрывающей общественный порядок. Вам самим, почтеннейшие и уважаемые люди, отныне я передаю управление государством. Я сделал для общественного блага все, что только мог. Теперь же я чувствую себя утомленным и нуждаюсь в глубоком покое. Мой дух, мои силы исчерпаны». (Там же, 53, 3-Ю)

Эта речь повергла римлян в величайшее смятение. Сенат — в панике. Никто не готов взять власть, и мало кто верит в искренность Октавиана. Город охвачен тревогой, ходят самые невероятные слухи. Три дня длятся переговоры сенаторов с принцепсом. Ему предлагают диктатуру, потом царскую корону. Он отказывается. Наконец, возникает вариант с титулом Август. Октавиан дает себя уговорить. Теперь он будет официально называться Император Цезарь Август, сын божественного (имеется в виду — обожествленного Юлия Цезаря). С этого момента и мы будем называть его Августом. В честь благополучного разрешения опасного кризиса принято постановление водрузить в сенатской курии от имени римского народа золотой щит с посвящением Августу. А шестой месяц года (секстилий) переименовать в месяц Август (год по римскому календарю начинался в марте).

16 января 27-го года можно считать днем рождения римской империи. Все последующие властители Рима будут именовать себя императорами. Те, о ком пойдет речь в этой книге, будут вслед за Августом сохранять сенат, в той или иной мере сотрудничать с ним и занимать первое место в списке сенаторов, т.е. будут принцепсами. Поэтому государственное устройство Рима двух первых веков нашей эры часто называют принципатом. Между прочим, благодаря умной позиции первого императора современники Августа искренне считали 16 января днем восстановления сенатской республики. Это впечатление укреплялось тем, что Италия освободилась от деспотизма полководцев гражданских войн, от грабежей и произвола их солдат. Был восстановлен порядок, который все эти годы граждане связывали с воспоминаниями о Республике.