Школа обольщения - Джудит Крэнц

Не в силах сопротивляться порыву, ее руки пробежали по его лицу, она гладила, гладила, гладила тело, которого давно до боли хотелось коснуться. Она взъерошила ему волосы, потерлась щекой о щетинистые бакенбарды, разминая и поглаживая кожу с ищущей страстью, так давно сдерживаемой и наконец нашедшей выход. Глаза Вэлентайн закрылись от радости: его лицо, фигура, запах — все теперь принадлежало ей. Она уткнулась носом в его шею, отчаянно вдыхая, покусывая, пробуя на вкус, впитывая его мужскую силу, как изощренный французский вампир.

— Ах ты, глупый увалень, зачем ждал так долго? Я бы трясла тебя, пока зубы не застучат, хоть ты для меня и слишком велик.

— Виноват не только я, — запротестовал он. — Ты месяцами была неприступна. При всем моем желании я бы до тебя не достучался.

— Но мы никогда этого не узнаем, правда? Идиот, ты мог бы попытаться поцеловать меня раньше. Во всяком случае, не старайся что-то доказать — все твои аргументы еще долго-долго будут использоваться против тебя.

Он не слыхал слов более радостных, чем ее угрозы.

— До конца нашей жизни?

— По крайней мере.

Снаружи темнело, горела только лампа на их общем столе. Спайдер начал расстегивать ее белый халат, его обычно ловкие пальцы сейчас неумело возились с большими пуговицами, пока она не пришла ему на помощь. При всем их опыте оба стали до смешного неуклюжи, будто каждый жест совершался впервые. И все-таки они раздевали друг друга так, словно по-другому поступить не могли. Когда они наконец разделись и легли на широкую замшевую кушетку, Спайдер подумал, что никогда не встречал такой цельности, такого совершенного единства. Маленькие груди с торчащими вверх сосками были такими же изысканно веселыми, задорно-самонадеянными, как и ее лицо. Волосы на лобке курчавились сильнее, чем на голове, но были такими же огненно-рыжими. Впервые нежно дотронувшись до них, он понял, что ему знакома эта упругость, мягкая спутанность, он ощущал их в мечтах. Он разглядывал ее обнаженное тело, а Вэлентайн, с такой ненасытностью покусывая его в шею за минуту до этого, лежала теперь неподвижно, отдавшись его взгляду, гордая, как взятая в заложницы принцесса, как награда за великую победу.

Рядом с его загорелым телом она была такая сверкающе-белоснежная, что Спайдеру показалось, будто она может разбиться, как фарфоровая статуэтка. Он погладил ее грудь, она обвила его тонкими юными руками и притянула ближе, перекинув гладкое бедро через его бок так, что он оказался пленен.

— Не шевелись, полежи так немного. Я хочу ощутить тебя целиком, рядом со мной, чувствовать твое тело, — шептала она, и он застыл неподвижно, свирепый нежный зверь. Они лежали на боку, прижавшись друг к другу, их дыхания сливались, пульс бился в такт, а тела, прислушиваясь, ощущали, как страсть сгущается, словно туман над озером, и окутывает их клубящимся одеялом. Они задыхались, по-прежнему лежа неподвижно, сгорая от любопытства и желания. Он понял, что она больше всего на свете хочет этого простого действия, за которым нет возврата, и вошел в нее, сразу, спокойно. Она была холодна. Потом глубоко и удовлетворенно вздохнула, и холодность исчезла. Она крепко сжала его, и неодолимое желание продолжать движение куда-то ушло, такой жаркой и тугой была мечта. Но Вэлентайн томно качнула тазом и вытолкнула его. Их охватило желание, необузданное, как вспышка молнии, заполонившее душу и тело, желание познать друг друга, соединиться, слиться. В мартовских сумерках, переходящих в ночь, они изобретали друг для друга любовь, а потом лежали смиренно, как язычники, вдруг познавшие истинную веру, так велико было их изумление перед тайной: вместе они сотворили нечто, чего ни один из них раньше не ведал.

Вэлентайн долго спала в объятиях Спайдера, похожая на экзотический букет розовых, красных и белых цветов, влажных и ароматных, в беспорядке брошенных на постель, отдаваясь ему во сне так же доверчиво, как отдалась наяву. Спайдер тоже мог бы уснуть, но ему хотелось смотреть на нее, он верил и не верил. Это была та же Вэлентайн, та же, но и другая. Он полагал, что хорошо знает ее, но не подозревал, что существует иная Вэл, таящая за обжигающей оболочкой сокровищницу глубокой, чистой нежности. Мир был наполнен радостным удивлением. Кабинет превратился в свадебный зал. Сможет ли он когда-нибудь сидеть напротив нее за столом и разговаривать о делах, не вспоминая, какой была эта комната? Сможет ли смотреть на ее белый халат, не испытывая желания снять его с Вэл? Если нет, улыбнулся про себя Спайдер, придется по-другому обставить кабинет, а ей на работе носить что-то еще.

Проснувшись на руках у Спайдера, Вэлентайн поняла, что эта минута — самая счастливая в ее жизни. Ничто уже не будет прежним. Прошлое улетело на другую планету. Поиски родины закончились — у них со Спайдером собственное королевство.

— Я долго спала?

— Не знаю.

— Который час?

— Не знаю.

— Но телевизор… награды… мы, наверное, их прозевали.

— Наверное… Ну и что?

— Конечно, ничего, мой Эллиот. Между нами, у нас всего сотни две клиентов в зрительном зале и на сцене. Скажем каждой, что она выглядела грандиозно.

— Ты всю жизнь собираешься звать меня Эллиотом?

Вэлентайн поразмыслила.

— Ты ведь не настаиваешь на Спайдере, правда? Почему бы не Питер? В конце концов, это твое имя.

— Нет. Ради бога, не надо.

— Я могу звать тебя «дорогой» или… лучше я буду звать тебя «мореход». Что скажешь?

— Зови как хочешь, только зови меня.

— О, милый!.. — Они расточительно одаривали друг друга поцелуями, неловкость исчезла, вместе они росли и крепли, словно сильное дерево. Наконец Спайдер задал вопрос, который должен был прозвучать:

— Что ты собираешься делать с Хиллмэном?

— Завтра я ему все скажу. Он и сам догадается, как только меня увидит. Бедный Джош, но ведь я ему сказала только неопределенное «может быть»…

— Но… ты мне так говорила… я думал, все решено.

— Я тогда еще не решила, не до конца… Я не могла.

— Так что, мне ты сказала раньше, чем ему?

— Получается, что так, да?

— Интересно, почему?

— Понятия не имею. — Она смотрела на него с божественной щенячьей ненавистью.

Спайдер решил оставить свои предположения при себе. Некоторые вопросы лучше не задавать, особенно если ответ известен.

— Подумать только, — сказал он, откинув ее волосы назад и открыв очаровательное небольшое лицо, — как все удивятся.

— Кроме семи женщин. — Из огромных зеленых глаз Вэлентайн брызнуло озорство.

— Эй, погоди! — воскликнул Спайдер, в нем вновь ожили подозрения. — Кому ты еще говорила?

— Как я могла рассказывать то, о чем не знала? Я имею в виду твою мать и шестерых сестер. Они, по-моему, все поняли, как только меня увидели.