Пепел и пыль - Анастасия Усович

Между комнатой «Альфы» и «Беты», Бена и Нины, я выбираю первую, как расположенную ближе к лестнице. Стучусь, но никто не предлагает мне войти. Тогда хватаюсь за ручку и тихонько толкаю дверь от себя. Заглядываю внутрь. Три кровати, всё как обычно. На одной из них лежит Марк. Видимо, спал парень беспокойно: одеяло валяется на полу, простыня сбита. Я даже не пытаюсь подавить улыбку; так рада видеть Марка здоровым! Вторая кровать пустует, и я бы сказала, что всё дело в присутствии Виолы сейчас в лаборатории хранителей, но не вижу никаких вещей ни на прикроватной тумбочке, ни на стуле, ни на полке. Эта кровать не имеет хозяина.

Скольжу взглядом к третьей кровати и…

— Слава? — еле разлепляя глаза, спрашивает Полина. Она натягивает одеяло до самого подбородка. — Что ты… который сейчас час? Мы всё проспали? Андрей!

Полина толкает того, кто лежит рядом и сопит лицом в подушку. Удивительно, как они вообще умудрились поместиться на полутораспальной кровати? Хотя… И думать об этом не желаю.

Вздрагивая всем телом и сразу вскакивая на ноги, Бен оказывается в вертикальном положении. Оглядывается по сторонам испуганно, и я прекрасно понимаю, почему — сейчас он впервые пришёл в себя.

Когда взгляд Бена находит мой, его лицо вытягивается. Я же, ощущая, как вспыхивают щёки, разворачиваюсь на пятках и вылетаю из комнаты.

— Слава! — кричит Бен за моей спиной. Вместе с моими звонкими шагами раздаются и его шлепки босыми ступнями по деревянному полу. Так как Бен из этой реальности только проснулся, на нём одно лишь бельё. — Стой!

Я замираю. Это так глупо! Я не должна бежать… Почему вообще мне сейчас больше всего на свете хочется убраться отсюда поскорее?

Я оборачиваюсь. Выдавливаю из себя улыбку, но она, должно быть, выходит паршивая. Да и Бен ей не верит — я вижу это по его грустным глазам. И чем дольше я смотрю в них, тем отчётливее понимаю, что не важно, с кем в постели он проснулся, главное, что он вообще проснулся.

— Я рада, что ты жив, — произношу я, возвращаясь на несколько шагов. — Думала, что больше никогда тебя не увижу.

— От меня не так просто избавиться, — отвечает Бен. Теперь его очередь подойти ближе. — Мы дома, коротышка, — добавляет Бен уже с улыбкой.

Облегчение накатывает короткой волной. Я смеюсь, Бен протягивает мне руку, и я хватаюсь за неё.

И вот я в его объятьях.

— Когда вы с Ниной исчезли в портале, я подумала, что всё кончено, — говорю я.

Обнажённая кожа Бена пышет жаром и пахнет женским парфюмом. Я не хочу размыкать объятья, а потому пытаюсь вдыхать ртом, чтобы не ощущать сладковатый аромат, принадлежащей той, которой в этом настоящем принадлежит сам Бен.

Я была права — мы не в порядке. И больше никогда не будем. Тот поцелуй, он… Нет, он ничего во мне не изменил, как и не изменил моего отношения к Бену. Он просто показал, что я действительно к нему чувствую.

— Ты не поверишь, кто меня спас, — Бен отстраняется. — Твой высокий друг миротворец. Родион. Он выводил людей из зала через портал в конюшню.

— В конюшню? — переспрашиваю я удивлённо.

Не может этого быть. Это я отправила Родю туда, и он закрыл за собой портал, а значит, обратно попасть в бальный зал не мог!

Или не закрыл, а мне лишь так показалось?

Как не пытаюсь вспомнить вид двери, через которую Нина вывела Бена, ничего не выходит. Мало того, любая попытка придать видениям из прошлого более чёткую форму приносит физическую боль. Мозг словно распухает, и ему становится тесно в черепе.

— Да, — подтверждает Бен. — Его миротворческие таланты очень пригодились, когда понадобилось остановить кровотечение и не дать мне умереть. Правда, я помню только, как он приложил к ране тряпку и сказал, что не даст мне умереть во что бы то ни стало, а затем я сразу проснулся здесь.

— Это из-за Нины: она разрезала твои Нити Времени. А когда вернулась ко мне, объяснила, что ты был совсем плох.

Бен кивает. Он понимает, что Нина поступила правильно.

— Главное ведь, что мы живы, да? — спрашивает Бен, но, как мне кажется, немного неуверенно.

— Правда, я ещё не видела Нину…

— Уверен, она в порядке. Уж кто, а эта девчонка — боец.

Скрип двери, и вот за спиной Бена я вижу Полину. Обернувшись одеялом, она стоит, выглядывая из комнаты.

— Андрей? — зовёт она. Бен оборачивается. — Всё в порядке?

— Да.

— Тогда возвращайся скорее.

Полина улыбается. Я хочу ударить стену. Бен убеждает её, что скоро подойдёт, и тогда Полина исчезает в комнате.

— Поздравляю, — произношу я, когда Бен снова смотрит на меня. — Ты с Полиной. И у вас, похоже, всё хорошо.

— Похоже, — соглашаясь, кивает Бен. — Вот только я уже её не люблю.

Он произносит это таким грустным голосом, что мне становится неловко. Бен напоминает человека, чья мечта сбылась совсем не так, как он планировал. Ведь он любил Полину в своей прошлой жизни, до всех событий, до Максима и до разбитого сердца. А сейчас… сможет ли он простить её за то, чего в этом времени, видимо, так и не произошло?

— Ладно, — выдыхаю я. Окончательно отстраняюсь от Бена, делая шаг назад. Улыбаюсь ему, но улыбка не задерживается на губах дольше секунды — мой максимум, мой предел. — Иди. Не заставляй девушку ждать.

— А ты?

— А я найду Нину.

Бен качает головой, но раньше, чем он что-то говорит, я ухожу.

Лёгкие сдавливает в тиски, но это не паника — я слишком хорошо знаю свою старую подругу, чтобы спутать её с чем-то другим, не тяжёлым, а колющим, не холодным, а обжигающим.

Это плохое предчувствие. И именно оно неожиданно ведёт меня не в комнату «Беты», а на второй этаж, туда, где, как я помню, располагается медицинский корпус.

* * *

Я сжимаю тонкие, костлявые пальцы крепче, чем нужно. Пытаюсь таким образом разбудить Нину, вдохнуть в неё энергию, но ничего не выходит.

Нина не спит. Нина не мертва. Рядом с Ниной пикают аппараты, к которым она подключена благодаря многочисленным трубкам.

Я не знаю, что с ней случилось, и боюсь поинтересоваться у миротворца, дежурившего в ночь. Он дремлет, закинув ноги на стол. Голова опущена вперёд, подбородок к груди. Лицо прикрывают каштановые волосы. Войдя в медкорпус, я окликнула его, но он даже не вздрогнул.

Я пододвигаю стул ближе к Нине. Рядом с кроватью стоит тумбочка. На ней нет свободного места —