Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Брошюру запретили. Долгие годы она томилась в спецхране. Витязева обругали бывшим эсером, идеологом частного издательского капитала, который «устами этого господина <…> доказывал, что только частник может справиться с культурно-издательской миссией». Запретили и «Библиографические материалы о кооперативном издательстве „Колос“», изданные Витязевым в 24-м г. (Блю м³. 371).

Витязев вообще весьма колоритная фигура. Ныне мало кто помнит о нем. Те же, кто помнит, знает его, как работника издательского дела, сторонника свободы слова, частных и кооперативных издательств, как фигуру, вызывающую сочувствие, но далекую от злободневной острой борьбы (прогрессивный мирный интеллигент, чуждый «крайностей»). Такое представление отчасти верно, но односторонне. Биография Витязева, весьма не заурядная, отнюдь не исчерпывается сказанным выше. П. Витязев (Ферапонт Иванович Седенко, 86–38) родился на юге России. Поступил в Новороссийский (Одесский) университет, но оставил его, уйдя в политическую антиправительственную деятельность. В 1905-07 гг. принимал активное участие в боевых отрядах левых эсеров. В 07 г. арестован. Ссылался в Вологодскую губернию, в Сибирь. В ссылке, в тюрьмах и на этапах провел около 7 лет. Скитался по России, бродяжничал. В ссылке началась его литературная деятельность. Публиковал статьи в Вологодских периодических изданиях: о местной жизни, о Короленко, Михайловском, Салтыкове — Щедрине, Чехове. После ссылки поступил на юридический факультет Петербургского университета. Сотрудничал в журналах. Участник и один из организаторов студенческих волнений в 10–11 гг. Исключен из университета. Высылка. Подполье. В 15 г. уходит добровольцем в действующую армию. Приветствует Октябрьскую революцию. В 17–18 г. руководит издательством «Революционная мысль», в 18–26 гг. — издательством «Колос», крупным и очень популярным, выпускающим литературу по истории общественной мысли, мемуары, работы по книговеденью. В частности, издательство выпустило в 24 г. «Словарный указатель по книговедению» А. В. Мезьер — ценнейшее библиографическое пособие по истории русской журналистики и книговедению, тоже запрещенное цензурой. Запретили и подготовленный Витязевым сборник «Венок книге» (28 г.).

В 20-е гг. Витязев выступает в защиту свободы слова, частных и кооперативных издательств. Есть предположение, что Витязев причастен к обращению к западным писателям, нелегально переправленным за границу (см. следующую главу) В 30-м г. Витязев арестован, отправлен в концлагерь, на Беломорканал. За него хлопочут Вера Фигнер, Мария Ильинична Ульянова, знавшая его по ссылке в Вологде. Витязева переводят в ссылку в Нижний Новгород, потом в Ульяновск. В Ульяновске он, по рекомендации М. И. Ульяновой, работает в музее Ленина. В 33 г. ему разрешили жить в Москве. Он занимается библиографией, историей издательского дела, становится сотрудником Государственного литературного музея. Переписывается с директором музея В. Д. Бонч-Бруевичем. Работает в «Литературном наследстве». Ряд материалов, подготовленных им к печати, цензура не пропускает. В 35 г. запретили 19–21 т. «Литературного наследства», в котором принимал участие Витязев. Им написана вступительная статья и комментарии к большой публикации «Из неизданной переписки П. Л. Лаврова и Г. З. Елисеева» (Блю м³. 308). Витязев вроде бы «остепенился», растерял былой задор. Но 2 апреля 38 г. его вновь арестовывают, как «активного участника антисоветской эсеровской террористической организации». 14 июня 38 г. военная коллегия Верховного суда приговаривает его к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день (по другой версии Витязев погиб в ГУЛАГе). (См. Блю м³. 371). Что было на самом деле — неизвестно. В террористической деятельности обвиняли многих расстрелянных, совершенно невинных людей (Бабеля, Мейерхольда, других). У Витязева в прошлом активное эсеровское прошлое. Этого было вполне достаточно. Но с его неуемным характером он вполне мог и «залезть» в какую-либо передрягу, хотя вряд ли прямо связанную с террором. (см. интернет: Л. С. Панов. Переписка Ф. И. Витязева и В. Н. Трапезникова. См. Везирова Л. А. Ферапонт Иванович Витязев (1886–1838).//Книга. Исследования и материалы. Сб. 53. М.,1986. См. Блюм 3. Алфавитный указатель).

В начале 20-х гг. Витязев полемизирует с руководством ГИЗа, доказывает, что многие обвинения в адрес частных и кооперативных издательств не соответствуют действительности. Так, например, Витязев опровергает утверждения, что частные издательства занимаются только переизданием старого. Таблица, составленная им по частным издательствам (17–20 гг.), показывала, что издаются, в основном, новые произведения (506 названий); их значительно больше, чем переизданий (только 121). (Жир243). В брошюре делалась попытка обосновать необходимость разного типа издательств, доказать пагубность монополизации издательского дела, совмещения его с цензурой. Предлагался ряд практических мер, направленных против диктата Госиздата. В частности, изъятие из ведения Госиздата всех общественных и частных издательств.

Разосланная по многим официальным адресам брошюра все же произвела впечатление. В 21 г. Витязев приглашен участвовать в подготовке декрета Совнаркома о частных издательствах. Проект такого декрета «О частных издательствах» подготовил заведующий Госиздатом О. Ю. Шмидт (позднее известный полярник).

12 декабря 21 г. СНК принял этот декрет. В нем разрешались частные издательства, но разрешение сопровождалось целым рядом оговорок. Для возникновения частного издательства требовались разрешение ГИЗа или соответствующего местного органа, которое немедленно сообщается Главному Управлению Государственного Издательства на утверждение. Под полным контролем ГИЗа находился и материал, печатаемый частными издательствами. Каждая отдельная рукопись до сдачи её в набор обязана быть разрешена органами ГИЗа, что должно быть отмечено на каждой напечатанной книге. «Книги, изданные без надлежащего разрешения, конфискуются и поступают в распоряжение Государственного Издательства, а издатели их привлекаются к судебной ответственности» (Бох34-35,602).

Переход в 21 г. к НЭПу в какой-то степени укрепил позиции частных и кооперативных изданий, но в то же время еще более усилил влияние Госиздата. От него стало зависеть снабжение издательств бумагой, без чего никакая работа была невозможной. 16 марта 21 г. выходит постановление Госиздата об урегулировании печатного дела: «Вся газетная и печатная бумага, находящаяся в типографиях, состоит на учете Госиздата и его местных органов и может быть расходуема только по разрешению органов Госиздата <…> Ни одна работа не может быть сдана в набор без разрешения Центрального управления Госиздата… Госиздату и его местным органам предоставляется право надзора за ходом работ в типографиях, литографиях…» (Жир245).

В 22 г. Госиздат лишен функций цензуры. Руководство частными и кооперативными издательствами передано непосредственно Наркомпросу. На этом этапе частные издательства защитили свое существование. Хотя число их сокращалось (с 22 по 28 гг. сперва 375, потом — 367, 235, 175, 130, 95, 76), их все же было довольно много. (Жир 244). Продолжали работать старые фирмы братьев М. и С. Сабашниковых (91–30), «Русский библиографический институт братьев Гранат и К*» (92–39), «Посредник» (84–35), «Товарищество И. Д. Сытина» (83–24), «Мир» (06–34) и др. Это были, как правило, весьма солидные издательства, возникшие до революции и до поры до времени продолжающие свою деятельность. Появились и новые издательства, кооперативные: «Былое» (17–27), «Колос» (18–26), «Книга» (16–30).. Частные и кооперативные издательства продолжают оставаться под строгим контролем, но уже не ГИЗа, а Наркомпроса, которому разрешено образовать при Госиздате и его местных органах Политотделы для рассмотрении вопросов о разрешении частных издательствах и дозволении печатанья рукописей. Во главе политотдела Госиздата поставлен опытный партработник, уже упоминаемый Н. Л. Мещеряков, требующий более строгой цензуры, полемизировавший по этому вопросу с Луначарским: «Я не могу согласиться с Вами, когда Вы пишете, что ''не надо выпускать только контрреволюционные вещи''». По мнению Мещерякова, такая установка противоречит директиве Политбюро ЦК РКП, в которой речь идет о том, что политотдел не может выпускать книг идеалистического, мистического, религиозного, антинаучного характера; «эту директиву я и провожу в работе. Иначе поступать не могу» (письмо 21 января 22 г. см. Жир237-247).

О положении частных издательств свидетельствует и письмо от 31 мая 22 г. видного издателя и книгопродавца И. Д. Сытина члену Политбюро ЦК Троцкому о конфликте с Госиздатом. Сытин, по его словам, продолжал издатеьскую работу до 10 мая 20-го г., когда по распоряжению Госиздата, без вознаграждения, у него было взято 15 тыс. пудов бумаги; он попытался осуществить старую концессию на писчебумажную фабрику; эту идею одобрил Л. Б. Красин (один из видных государственных деятелей первых послереволюционных лет, нарком внешней торговли, глава делегации, заключившей в 20-м г. мир с Эстонией, — ПР); Сытин «собирался широко начать новое дело», но Госиздат «постановил отобрать бесплатно весь остаток книг», что «лишает меня последней материальной основы моего дела». Сытин не возражал против национализации, по которой у него взято 17 книжных магазинов, 5 больших книжных складов, две больших типографии в Москве, одна в Петрограде и 165 тыс. пудов бумаги; но в результате последнего распоряжения Госиздата «я вообще теряю всякое значение как работник печатного дела, т. к. никто за-границей не захочет иметь дело с человеком, у которого снова в 1922 году национализировали имущество <…> я хочу работать, готов работать в помощь Госиздату, но прошу о создании для этой работы приемлемых условий, которые в конце концов пойдут на пользу Советской власти». Сытин просит принять его и выяснить его положение (Бох428-29).