Антология №1. Безумные сказки Андрея Ангелова - Андрей Ангелов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни неприятия, ни сожаления я ныне не испытал. Мной овладело равнодушие. Если несчастная семья вызывала жалость, а грабители-подонки ненависть в чистом виде, то… данные сволочи не всколыхнули во мне эмоций. Никаких! Может я жалел покойников, однако не настолько, чтобы осуждать их убийц. И наоборот…
— Этот крест оказался тяжелее, чем я предполагал, — выдавил я из себя реноме. Зашуршал пакетом, кладя туда прибор. Пора было идти в гости.
— Что, святой отец, Бог поднимает голову в нашей стране? – услышал я рядом мужской голос.
Я огляделся. Рядом, на лавочке, сидел мужичонка неопределенного возраста, маленькой телесной конституции, в драном пиджаке и рваной кепке. Заросший густой щетиной (не путать с бородой), несвежий, немытый… Типичный бомж.
— Или это временно? – усмехнулся «попутчик».
— Думаю, что власти одумались, — ответил я, чуть помедлив.
— Семьдесят советских лет думали, — отозвался мужик. — Приличный срок, а? Три поколения.
Мужичонка выглядел вполне трезвым и поэтому цели затеянного разговора для меня были не ясны. Пьяному-то охота поболтать, а пьяному бомжу тем паче… Но бомж, глаголящий о Боге просто так – это нонсенс!.. А может это и не бомж вовсе?.. Тогда кто?..
— Для Господа времени не существует. Для него тысяча лет, как один день, — осторожно сказал я. – Семьдесят лет для Бога – цветы во поле…
— Любое дитя, как тесто. Из него можно вылепить и пасхальный кулич, и фигурку вождя, — гнул мужик. – Мне на иконах рисовали Ленина, а моим детям рисуют Иисуса Христа. А детям детей вполне будут рисовать Вовку Путина…
— Люди во все времена жили по Божьему промыслу, — ответил я с небольшой паузой. – И будут жить. Иногда сложно прийти к Богу, иногда – нет, согласен… Только истинные врата одни. Вы… кто вы?
— Нельзя одной рукой пить святую воду, а другой поднимать стакан с водкой – изобретением Сатаны, — выдал с усмешкой мужик. — Человек как редкая сволочь – именно так и делает. Днём носит по улицам портреты Сталина или Ельцина, а вечером тайно, чтоб никто не видел, бежит в церковь поклониться настоящим иконам.
Мужик достал из кармана пачку папирос и закурил. Потом придвинулся ко мне, поманил меня пальцем:
— Иди-ка сюда.
В безропотно подставленное мною ухо мужик сказал:
— Ибо благодатию мы спасены через веру*. Ты, я, они… Так вот, священник! – он встал, сказал умиротворённо: — Меня зовут Даня. Но моё имя известно лишь паре приятелей с Марксисткой улицы, с коими мы вместе живем в подвальчике. Моя прошлая жизнь – до бомжатника, не интересна ни хрена, а будущего у меня нет. Купи мне пивка, а, священник?..
* * *
Даня показал короткий путь к нужному мне дому на Марксистской. Как оказалось, это было по соседству с домом, где находился его подвальчик. Интересная картина: идут рядком рослый здоровяк в рясе, с пакетиком в руке и маленький человек с испитым лицом, с бутылкой пива и котлетой (ещё из столовой комплексных обедов).
В пустынных дворах нам встретился милицейский патруль из трёх человек.
— Привет, бродяги! – сказал их жирный командир. Как две капли похожий на того стража, что 4 часа назад показал мне молчаливый кулак. – Какого хера вы тут шляетесь?
— Бес попутал… — процедил Даня, поводя испуганными глазами. Жирдяй вырвал у него бутылку пива, отбросил брезгливо. Даня сожалеюще крякнул, суетливо запихал в рот остатки мяса, и… повернувшись – тупо и просто убежал. Рысцой! Никто за ним не погнался.
— Так! – сказал командир и двое его подручных тотчас же схватили меня под руки.
— Ну-ка! – жирдяй потянул к себе пакет, но я держал крепко.
— Нельзя трогать то, что здесь лежит! – страстно произнес я.
— Дай бомжаре, Витя, — попросили подручные.
Тогда… этот милицейский боров стукнул меня по носу. Головой! Боров был высоким и сильным, наверняка тоже из бывших десантников. Я дёрнулся в дюжих руках, и почувствовал как пакет у меня вырвали. Из носа закапали красные капли, падая на бороду и рясу. Во мне всколыхнулось вполне себе зло! Я напряг, было, руки, дабы вырваться из ублюдочных лап и дать скоротечной рукопашный бой в условиях незнакомой местности. Но меня… оставили моральные силы. Физика бушевала, а дух затвердил о предначертанности происходящих событий. В ключе появления и исчезновения бомжа – это было логичным. Да и только что я наблюдал смертоубийственный грех из жизни милиции… что тоже укладывалось в логическую цепочку пока непонятной мне ситуации.
Жирный страж достал прибор из пакета. Командир и его помощники в восхищении присвистнули. Наверняка они оценили раритет, а я в их глазах был лишь грязным бомжем, что где-то спёр сей предмет.
— Неплохо! – не выдержал один их сержантиков, что меня держал.
Командир поразмышлял парочку секунд, наконец, кивнул патрульным – те с готовностью меня отпустили. Развернули и дали пинка.
— Чеши отсюда! – кратко произнес жирдяй. Он был уверен — бомж без просьб убежит от стопроцентного тюремного срока за кражу антиквариата. Радуясь милицейской алчности в лице отдельно взятых представителей! Только… я развернулся и… попросил:
— Отдайте прибор.
— Ч-что?! – изумился жирдяй.
Я понял, что ситуацию исчерпал и молча пошел прочь. Одной рукой зажимая нос, — ряса была основательно измазана кровью. Правда на темном фоне её было почти не видно. Чрезвычайно любопытны пути у Господа! То он дарит прибор, то отнимает. А может… это вовсе не Его подстава, а лишь случайность?.. Опять же, драться с милицией, какая бы она ни была – себе дороже, по-любому! За ними Система, которую через 10 лет назовут Вертикалью… Против лома нет приёма.
Я уже почти вышел из двора, и вдруг… встал посреди дороги. Не сводя глаз с асфальта. Прямо передо мной лежал лом. Явно новенький, игриво блестящий и подмигивающий мне, — в самом центре столицы. Лом больше походил на Знак, нежели бомж и стражи порядка вместе взятые.
— Придётся, пожалуй, вернуться… — пробормотал я.
* * *
Дальнейшее было делом несложной и привычной для меня техники. Взмахнув ломом — я оживил в себе
