Столпы Земли - Кен Фоллетт

Джек еще не решил, куда он отправится. Скорее всего двинется наугад по прямой, пока не окажется в каком-нибудь городе, где тоже строят собор. Там он и останется. Насчет работы он не беспокоился: с его сноровкой и знаниями его везде возьмут, он так и сказал Алине. Даже если свободных мест на строительстве не окажется, ему стоит только показать свое умение, и любой мастер будет рад иметь такого каменотеса. Хотя зачем ему теперь все это? Как не полюбить ему другой женщины после Алины, так и не строить другого собора нигде, кроме Кингсбриджа. Его место было здесь.

«А может быть, просто уйти в лес, лечь на землю и умереть?» — подумал Джек. Мысль показалась ему вполне привлекательной. Погода стояла мягкая, деревья кое-где уже окрасились золотом; он мог бы спокойно закончить свою жизнь посреди эдакой красоты. Одно только не давало покоя: так он больше ничего не сможет узнать об отце. Джек уже ясно представлял себя на ковре из осенних листьев, медленно умирающим, когда вдруг увидел мать на мосту. Она вела под уздцы лошадь. Это была гнедая кобыла, на которой она обычно ездила. Он вскочил и побежал навстречу.

— Я хочу, чтобы ты взял мою кобылу, — сказала мать.

Джек с благодарностью сжал ее руку.

На глазах у нее выступили слезы.

— У меня всегда не хватало времени для тебя, — продолжала она. — Рос ты без присмотра, в лесу. Из-за меня голодал у Тома. А потом я заставила тебя жить вместе с Альфредом.

— Ты сделала для меня все, что могла, мама. Сегодня утром я был с Алиной и теперь умру счастливым.

— Глупенький. Весь в меня: или все, или ничего.

— А ты разве такая? — спросил Джек.

Она кивнула.

— После смерти твоего отца я решила жить одна, второго такого мне было не найти. И никто мне не был нужен, пока я не встретила Тома. Это случилось двенадцать лет спустя. — Она высвободила руку. — Я говорю тебе это не просто так. Может, пройдет столько же лет, может, и больше, но однажды ты обязательно встретишь кого-то на своем пути. Помяни мое слово.

Джек качнул головой:

— С трудом в это верится.

— Я знаю. — Она испуганно обернулась и посмотрела на город. — Тебе лучше идти.

Джек подошел к лошади. По бокам ее висели два больших мешка.

— Что в них? — спросил он.

— В одном немного еды, денег, бурдюк с вином, в другом — инструменты Тома.

Джек был тронут до слез. После смерти Тома она настояла на том, чтобы сохранить инструменты как память. И вот она вручила их ему. Джек обнял ее:

— Спасибо.

— Куда ты теперь?

Он снова подумал об отце.

— А где обычно менестрели поют свои баллады?

— На дороге в Сантьяго-де-Компостелла.

— Как ты думаешь, они еще помнят Джека Шербура?

— Должны, наверное. Скажи им, что ты похож на него.

— А где эта Компостелла?

— В Испании.

— Тогда я еду в Испанию.

— Это очень далеко, Джек.

— А мне некуда спешить.

Она положила руки ему на плечи и обняла его. Джек попытался припомнить, сколько же раз за эти восемнадцать лет она вот так же утешала его, когда он плакал из-за разбитой коленки, потерявшейся игрушки, любой другой неприятности; и сейчас она старалась унять его боль, уже совсем взрослую. Он вспомнил все, что она сделала для него в этой жизни, как изо всех сил защищала и оберегала своего малыша… Как больно оставлять ее одну.

Мать выпустила его из объятий, и Джек вскочил в седло. Он бросил прощальный взгляд на Кингсбридж. Когда-то это была тихая деревушка с полуразвалившейся церковью. Он тогда сжег ее, и никто, кроме Тома, до сих пор не знал об этом. Сейчас Кингсбридж стал важным, шумным. Но есть на свете и другие города. И как ни тяжело было расставаться — впереди его ждала дорога в неизведанное, полная приключений, и это смягчило боль разлуки со всем, что он любил и чем дорожил.

— Пожалуйста, Джек, возвращайся, — сказала мать.

— Я обязательно вернусь.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Если вдруг деньги кончатся прежде, чем ты найдешь работу, продай лошадь, а инструменты сохрани.

— Я люблю тебя, мама, — сказал он.

— Береги себя, сынок. — И глаза ее наполнились слезами.

Джек пнул лошадь, и она пошла шагом. Он обернулся и помахал матери рукой. Она ответила ему взмахом руки. Он пустил лошадь рысью и решил больше не оглядываться.

Ричард вернулся домой как раз к свадьбе и объявил всем, что король Стефан великодушно отпустил его на два дня. Армия короля вела осаду замка в Оксфорде, куда они загнали Мод; так что рыцарям особой работы не было.

— Я не мог не приехать на свадьбу собственной сестры, — сказал он, а Алина про себя с горечью подумала: «Ты просто хотел еще раз убедиться, что сделка состоялась и ты получишь то, что тебе обещал Альфред».

И все же ей было приятно, что брат проводит ее до церкви и будет посаженым отцом на свадьбе. Кроме Ричарда, у нее никого не было.

Алина надела новую льняную нижнюю рубашку, а сверху белое платье, сшитое по последней моде. Самым трудным оказалось привести в порядок свои изуродованные волосы, но она сумела собрать в косички самые длинные клочки и покрыла голову красивой белой накидкой из шелка. Соседка одолжила ей зеркало. Алина выглядела бледной, по глазам было видно, что она провела бессонную ночь. Ну что же, ничего не поделаешь, подумала она. Ричард наблюдал за ней. Выглядел он каким-то сконфуженным, словно чувствовал свою вину, и без конца нервно перебирал что-то в руках. Казалось, он опасался, что Алина в последний момент передумает и все сорвется. Были мгновения, когда она вот-вот была готова так и поступить. Ей виделась уходящая вдаль дорога, по которой они идут с Джеком, взявшись за руки; идут, чтобы где-то начать новую жизнь, свободную от старых клятв умершим родителям, и честно трудиться. Наивные мечты! Она никогда не будет счастлива, если бросит своего брата.

Не успела Алина подумать об этом, как сразу же представила, как она бежит к реке и бросается в воду; потом увидела свое распростертое тело в промокшем насквозь свадебном платье, медленно плывущее вниз по течению, лицом вверх, и волосы, качающиеся на волнах вокруг головы; и она поняла, что лучше уж брак с Альфредом, чем такое, и вернулась мысленно к тому, с чего начала: только замужество избавит ее от всех бед.

С каким презрением отнесся бы Джек к такому выбору.

Раздался звон церковного колокола.

Алина встала.

День своей свадьбы она всегда представляла себе иначе. Еще девочкой она рисовала в мыслях картину раннего утра, когда она выходит из башни замка, положив свою руку на руку отца; вместе они проходят по подъемному мосту и идут в часовню во внутреннем дворике, и на всем пути их приветствуют рыцари и воины Папы Римского, жители города и окрестных сел, и все желают ей добра и любви. Облик юноши, который уже ждал ее в часовне, виделся ей неясно, но она знала, что он без ума от нее, что он веселый и ей будет с ним радостно и счастливо. «Ну что ж, — подумала Алина, — все в моей жизни вышло совсем по-другому». Ричард уже открыл дверь, и она вышла на улицу.

К своему удивлению, она увидела соседей, которые вышли посмотреть на нее. Послышались крики: «Благослови, Господь!», «Желаем счастья!». Алина была очень благодарна этим людям. На нее сыпался дождь из пшеницы — как пожелание иметь побольше детей. Да, у нее будут дети, решила Алина, и они будут очень любить ее.

Приходская церковь стояла на другом конце города, в богатом квартале, где с сегодняшнего вечера должна была поселиться Алина. Они прошли мимо монастыря. Все монахи в этот час, наверное, были на службе в подземной часовне, но приор Филип пообещал освятить своим присутствием брачный пир и благословить счастливую пару. Алина очень надеялась, что он исполнит свое обещание. Ведь Филип занимал важное место в ее жизни, особенно с тех пор, когда шесть лет назад впервые купил у нее шерсть. Это было в Винчестере.

Они подошли к новой церкви. Ее строили Альфред и Том. Снаружи толпился народ. Обряд бракосочетания должен был проходить на паперти и на английском, а затем внутри отслужили бы мессу на латыни. Пришли все, кто работал вместе с Альфредом и кто когда-то помогал Алине. Все гости горячо приветствовали невесту.

Альфред уже ждал ее вместе с сестренкой Мартой и одним из своих каменотесов Дэном. Он надел новую алую пику и чистые башмаки. У него были такие же длинные темные волосы, как у Эллен. Алина вдруг заметила, что Эллен не пришла, и очень расстроилась. Она уже хотела было спросить Марту, где же ее мачеха, но тут вышел священник, и служба началась.

Алина была поглощена своими мыслями; она размышляла о том, что шесть лет назад, с тех пор как она дала клятву отцу, ее жизнь круто изменилась, и вот сегодня, и тоже с клятвы мужчине, все для нее начиналось заново. Она редко делала что-нибудь для себя. То, что произошло сегодня утром между нею и Джеком, было невероятным исключением; ей даже не верилось, что такое могло случиться с ней. Это было, скорее, похоже на сон, на одну из сказочных фантазий Джека, на нечто неземное. И ни одна живая душа об этом не узнает, решила Алина. Эти мгновения станут ее сокровенной тайной, которую она будет бережно хранить и время от времени доставать из потаенных уголков своей памяти, как последний скряга по ночам пересчитывает свои запасы.