Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

— Сколько надо? — спросил Гибрид.

— Девять раз по пятьдесят тысяч сестерциев. Это будет четыреста пятьдесят тысяч. Ты сумеешь найти деньги?

— Попытаюсь. Пойду к брату. Ему не нужен скандал в семье. Есть еще другие источники. Да, Стайен, думаю, что смогу.

Итак, все было обговорено. Гай Элий Стайен весь вечер ходил из дома одного плебейского трибуна в дом другого — к Марку Атилию Бульбу, Манию Аквилию, Квинту Курию, Публию Попиллию, и так ко всем девяти. Но к дому Гнея Сициния он не подошел.

Слушание должно было начаться через два часа после рассвета. К тому времени на Римском Форуме уже произошла ужасная трагедия. Поэтому для возбужденных завсегдатаев Форума день обещал быть интересным. Сразу после рассвета все девять трибунов набросились на Гнея Сициния и поволокли его на Капитолий, где зверски избили, а потом подтащили к краю Тарпейской скалы, чтобы он увидел внизу острые, как иглы, камни. «Больше никакой агитации за восстановление власти плебейских трибунов!» — кричали они ему, пока он свисал со скалы. Они заставили его поклясться, что впредь он будет поступать так, как скажут ему девять его коллег. Затем Сициния отнесли домой в паланкине.

И как только Цетег открыл второе слушание по делу Гибрида, девять плебейских трибунов подошли к трибуналу Варрона Лукулла, крича, что член плебса насильно был задержан магистратом.

— Я прошу вас применить ius auxilii ferendi! — крикнул Гибрид, жалостливо протянув к ним руки.

— Марк Теренций Варрон Лукулл, к нам обратился плебей с просьбой применить ius auxilii ferendi! — сказал Маний Аквилий. — Я заявляю, что мы используем это право!

— Безобразие! — крикнул Варрон Лукулл, вскочив с кресла. — Я отказываю вам в применении этого права! Где десятый трибун?

— Дома. Он очень болен, — с усмешкой ответил Маний Аквилий. — Но ты можешь послать к нему, если хочешь. Он не применит вето.

— Вы попираете правосудие! — громко крикнул Цетег. — Безобразие! Позор! Скандал! Сколько вам заплатил Гибрид?

— Отпусти Гая Антония Гибрида, или мы схватим каждого, кто будет против, и скинем их с Тарпейской скалы! — крикнул Маний Аквилий.

— Вы препятствуете торжеству справедливости, — сказал Варрон Лукулл.

— Не может быть справедливости в суде магистрата, как тебе хорошо известно, Варрон Лукулл, — сказал Квинт Курий. — Один человек — это не жюри! Если ты хочешь судить Гая Антония, тогда делай это в суде по криминальным делам, где нельзя применить ius auxilii ferendi.

Цезарь стоял неподвижно, не проронив ни слова. Его клиенты, дрожа, столпились за его спиной. С каменным лицом он повернулся к ним и тихо проговорил:

— Я — патриций, а не магистрат. Мы должны дать возможность претору решить этот вопрос. Молчите!

— Очень хорошо, забирайте вашего плебея! — сказал Варрон Лукулл, рукой удерживая Цетега.

— И поскольку я выиграл процесс, я забираю sponsio греков, которых так любит Цезарь.

Упоминание о любви к грекам, которые славились репутацией гомосексуалистов, было преднамеренным унижением. Кровь бросилась в голову Цезаря, когда он вспомнил ту боль, которую ему пришлось пережить при обвинении его в связи с царем Никомедом. Не раздумывая, он прошел сквозь ряды трибунов и схватил Гибрида за горло. Гибрид всегда считал себя геркулесом среди людей, но он не смог ни разжать руки Цезаря, ни ответить напавшему, который был выше его ростом. Он никогда не поверил бы в силу этого человека, если бы сам не стал его жертвой. Только Варрон Лукулл и шестеро его ликторов смогли оттащить Цезаря от обвиняемого. Некоторые в толпе недоумевали потом: почему девять плебейских трибунов не двинулись с мест, чтобы помочь Гибриду?

— Слушания не будет! — во всю силу легких крикнул Варрон Лукулл. — Иска нет! Я, Марк Теренций Варрон Лукулл, объявляю об этом! Истцы, заберите ваш залог! И все до единого идите домой!

— Sponsio! Sponsio принадлежит Гаю Антонию! — послышался другой голос — голос Гая Элия Стайена.

— Sponsio не принадлежит Гибриду! — громко возразил Цетег. — Претор по делам иностранцев отклонил иск, и это его право! Так что залог возвращается истцам!

— Уведете ли вы наконец вашего плебея? Покиньте трибунал! — приказал Варрон Лукулл сквозь зубы. — Убирайтесь отсюда! Все! И я говорю вам, что этим скандалом при отправлении правосудия вы нанесли вред плебейскому трибунату! Я сделаю все, что в моих силах, чтобы навсегда заткнуть вам рты!

Гибрид ушел в сопровождении девяти трибунов. Стайен плелся за ними, сокрушаясь о потерянном залоге. Гибрид осторожно щупал свое горло, покрытое синяками.

Пока возбужденная толпа расходилась, Варрон Лукулл и Цезарь смотрели друг на друга.

— Я бы очень хотел дать тебе задушить негодяя, но, надеюсь, ты понимаешь, что не мог, — сказал Варрон Лукулл.

— Понимаю, — ответил Цезарь, не в силах унять дрожь. — Я думал, что умею держать себя в руках. Я не горячий человек, ты же знаешь. Но я не потерплю, чтобы такое дерьмо, как Гибрид, отпускал грязные намеки.

— Понятно, — сухо произнес Варрон Лукулл, вспомнив, что его брат рассказывал о репутации Цезаря.

Цезарь тоже замолчал, вспомнив, с чьим братом сейчас разговаривает. Но потом решил, что Варрон Лукулл способен иметь собственное мнение.

— Подумай, какова наглость у этого червя! — воскликнул Цицерон, подбегая к Цезарю, когда все закончилось. — Требовать залог! Ради всех богов!

— Большая наглость требуется, чтобы сделать вот это, — сказал Цезарь, показывая на изувеченного мужчину и его жену.

— Омерзительно! — воскликнул Цицерон, садясь на ступеньки трибунала и вытирая лицо платком.

— Ну, по крайней мере, нам удалось спасти ваши две тысячи талантов, — сказал Цезарь Ификрату, который продолжал стоять в нерешительности. — И я бы сказал, что если все, что вы хотели, — это поднять волну в Риме, то вам это удалось. Думаю, в будущем Сенат проявит больше внимания к тем чиновникам, которых он посылает управлять Македонией. А теперь идите в гостиницу и возьмите с собой этих несчастных. Мне жаль, что ваши сограждане будут вынуждены продолжать поддерживать их на свои средства. Но я предупреждал.

— Мне жаль только одного, — сказал Ификрат, уходя, — что нам не удалось наказать Гая Антония Гибрида.

— Нам не удалось сокрушить его в финансовом отношении, — возразил Цезарь, — но он будет вынужден покинуть Рим. Пройдет много времени, прежде чем он посмеет снова показаться в этом городе.

— Думаешь, Гибрид действительно дал взятки девяти плебейским трибунам? — спросил Цицерон.

— Уверен! — резко ответил Цетег, который все никак не мог успокоиться. — Если не считать Сициния — хотя мне он не особенно нравится! — весь нынешний состав плебейского трибуната — подлые люди.

— А к чему им быть замечательными? — спросил Цезарь, совершенно успокоившись. — В наши дни эта должность не в почете. Плебейский трибунат — это тупик.

— Интересно, сколько Гибриду стоили девять трибунов?

Цетег поджал губы:

— Около сорока тысяч каждый.

Глаза Варрона Лукулла лукаво блеснули:

— Ты так уверенно говоришь об этом, Цетег! Откуда ты знаешь подобные вещи?

Лидер заднескамеечников даже не рассердился. Он ответил, растягивая слова:

— Дорогой мой praetor peregrinus, нет ничего такого, чего я не знал бы об алчности сенаторов! Я могу назвать тебе цену любого сенатора до последнего сестерция. А эти ничтожества стоят сорок тысяч каждый.

И именно эту сумму Гай Элий Стайен заплатил каждому трибуну, как потом узнал Гибрид. Девяносто тысяч сестерциев он прикарманил.

— Отдай деньги! — приказал человек, который любил пытать и увечить людей. — Отдай оставшиеся деньги, Стайен, или я собственными пальцами вырву твои глаза! Я и так обеднел на триста шестьдесят тысяч сестерциев — вот тебе и две тысячи талантов!

— Не забывай, — зло возразил не испугавшийся Стайен, — что это была моя идея использовать ius auxilii ferendi. Эти девяносто тысяч — по праву мои. Что касается тебя, благодари богов, что у тебя не отобрали все твое имущество!

Некоторое время всех занимала сенсация несостоявшегося слушания. Она имела несколько последствий. Во-первых, коллегия плебейских трибунов того года осталась в анналах как самая позорная. Во-вторых, в Македонию стали направлять ответственных — но не воинственных — губернаторов. Гней Сициний больше не говорил на Форуме о восстановлении прав плебейского трибуната. Слава Цезаря как адвоката стремительно выросла. Гай Антоний Гибрид на несколько лет покинул Рим и не показывался в тех местах, где часто бывали римляне. Он совершил небольшое путешествие на остров Кефалления в Ионическом море, где оказался единственным цивилизованным человеком (если таковым можно было его назвать) во всем регионе. Он обнаружил там несколько невероятно древних захоронений, полных сокровищ: изящно оправленные и инкрустированные кинжалы, маски из чистого золота, янтарные кувшины, кубки из горного хрусталя, кучи драгоценностей — стоимостью больше двух тысяч талантов. Достаточно, чтобы обеспечить себе консульство, когда он вернется в Рим, даже если ему придется покупать каждый голос.