Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

… Пиратский корабль пристыковался к Габриэль, и экипаж головорезов ступил на ее борт. Коварный Дур-Шаррукин вышел вперед из толпы ощетинившихся бластерами «спасенных». Рядом с благородным, исполненным достоинства Бен-Беницианом смотрелся он жалко и смешно, но не сознавал этого и пыжился изо всех сил. Он заявил, что захватил этот Корабль для своих звездных путешествий и желает открывать новые, счастливые земли. Но, сознавая, что силой заставить Корабль слушаться себя он, конечно же, не сможет, Шаррукин обратился к Капитану с призывом:

— Нам надоела такая жизнь, Капитан! Заводи свой двигатель, взнуздай свою Матку! Будь, как мы, свободным человеком! Неужели тебе не тесно в этом скоплении вонючих планеток и продажных городков?!

Капитану было тесно в этом скоплении продажных тел, но он и усом не повел. Вот что значит звездная выдержка. Преисполненный достоинства, он отвечал разбойникам так, что экипаж его затрепетал от гордости:

— Никогда вы, пираты, не будете управлять Кораблями. Вы можете убить меня — расстрелять или выкинуть в открытый космос. Но я никогда не подчинюсь требованиям террористов. И лучшее, что вы можете сейчас сделать, — это покаяться, сдаться и лететь с нами до ближайшего звездного порта, где вам будет обеспечен скорый и справедливый суд.

Идиотом Дур-Шаррукин не был. И он знал, что, хоть Габриэль и мирный транспорт, она отлично защищена. Любые энергетические всплески, будь то взрывы, выстрелы или лучевые удары, случившиеся внутри ее жизненного пространства, купируются. Да, он может убить Капитана, но это будет и его собственным смертным приговором. Более того, как только Шаррукин попытается применить против Капитана, экипажа или пассажиров силу, Габриэль будет иметь полное право нейтрализовать его и доставить к судьям или даже пустить на корм в свои роскошные зоопарки.

Но напасть на человека первой она не может, кем бы ни был этот человек. К тому же Шаррукин заставил Габриэль поверить в то, что собственной жизнью не дорожит вовсе, и она не связывалась с ним, чтобы не навредить своему возлюбленному Капитану.

Шаррукин решил действовать хитростью. Он велел принести ему самое роскошное ожерелье из всего груза награбленных драгоценностей, который перенесли из его посудины на борт Габриэль. Затем он велел приводить к нему женщин-пассажирок. Первой из них, красивой, но глупой женщине, показал он это ожерелье, переливающееся драгоценными камнями, добытыми в штольнях всего галактиона, и сказал:

— Милая женщина! Не хочешь ли ты выполнить одно мое поручение и получить в обмен это ожерелье?

Не сводя глаз с пылающей в грязной лапе Шаррукина горсти пламени, глупая и слегка испуганная пассажирка отвечала:

— Я, конечно, была бы рада получить эту вещь, но только если ваше поручение вполне прилично.

Конечно же, уверенная в своей неотразимости, она решила, что разбойник жаждет овладеть ею. Рассмеявшись, Шаррукин заверил:

— О! Нет-нет. Все более чем прилично. Ты должна будешь быстро спуститься на три этажа вниз и разузнать, как устроены звездные двигатели.

— Но я же ничего в них не понимаю, — хихикнула женщина.

— О, мне достаточно будет простого описания, — заверил Шаррукин. — Только спуститься надо как можно ближе к центру двигателей.

— Ну хорошо, — пожала плечами женщина. — Пусть меня проводят…

В тот же миг подручные Шаррукина схватили ее под руки и «проводили» к шахте реактора, куда затем ее и скинули. Корабельная Матка не вмешивалась, ведь бедная простушка сама дала согласие спуститься на три этажа вниз, как можно ближе к центру двигателя…

Шаррукин же походил немного взад и вперед, посматривая в свой старинный хронометр.

— Да что же это такое! — всплеснул он наконец руками. — Куда она запропастилась?! Должно быть, она действительно ничего в этом не смыслит. Придется попросить кого-то другого.

И ему привели вторую девушку.

И так много раз подряд. Глупые девушки, завороженные блеском драгоценностей, одна за одной исчезали в шахте реактора. На четвертой девушке Капитан дрогнул, а на пятой — сдался.

— Хорошо, Шаррукин, будь ты проклят! — вскричал он. — Я, конечно, мог бы пресечь твою гнусную выдумку, но ведь ты измыслишь тогда что-нибудь другое, еще более гнусное! Я полечу туда, куда ты хочешь, только оставь в покое пассажиров!

— Поклянитесь, капитан, в том, что сказали, — неожиданно посерьезнев, потребовал Шаррукин. — Если я оставлю в покое ваших пассажиров, вы направите Корабль туда, куда я прикажу.

— Клянусь! — выпалил Капитан.

— Что ж, — издевательски раскланялся перед ним пират. — Мы оставим их в полном покое, предложив погостить на моем корабле. Пусть там не так роскошно, но зато у ваших пассажиров будут все возможности предаться аскезе, медитации, посту и полезным размышлениям о бренности всего сущего: роскоши, удачи, социального статуса и тому подобного.

— Ты наносишь вред мирным людям и будешь за это отвечать! — грозно сверкнул на него очами Капитан Бен-Бенициан, понимая, что попал в ловушку чести: никогда не позволит он себе нарушить данное слово.

— О, что вы! Что вы?! — вскричал в ответ Шаррукин, скорчив мерзкую рожу. Я лишь ограничиваю их в излишествах и пекусь при этом о спасении их душ, о чем они сами неустанно молятся. Небеса услышали их, даруя добровольное заточение и пост. — Он оглядел приведенных его экипажем пассажиров и грозно спросил: — Ведь все из вас покидают этот борт добровольно, не так ли?! Впрочем, я не смею настаивать, вы можете продолжить путешествие и в нашем обществе, время от времени заглядывая в шахту реактора. И пассажиры, словно стадо баранов, заблеяли:

— Не-ет, мы с радостью покинем этот Корабль!..

Шаррукин обернулся к Бен-Бенициану:

— Вот видите, Капитан, они счастливы.

В этот миг Габриэль радостно затрепетала: если пассажиры уйдут с корабля, она найдет способ избавиться от захватчиков, за которых не несет никакой официальной ответственности. Но радость ее тут же остыла, так как коварный Шаррукин продолжал, обращаясь к пассажирам:

— Но перед тем, как пересесть в наше прекрасное судно, каждый из вас подпишет документ о том, что он добровольно передает свое место мне, ему ткнул он пальцем в одного из своих головорезов — или ему — ткнул он в другого. Согласны?

— Согласны… — проблеяли пассажиры, и Габриэль вновь впала в отчаяние: если факт того, что пираты становятся пассажирами, будет зафиксирован официально, она автоматически примет на себя ответственность за их безопасность…

— Кстати, — вновь ухмыльнулся Шаррукин, — у нас есть вакансии. Если кто-то по каким-то причинам все-таки желает остаться тут, он может продолжить путешествие в качестве уборщика капитанского гальюна…

— Да как вы смеете?! — воскликнул полный пожилой человек. — Я — министр на Веге!

— Ах, простите, простите, — глумливо раскланялся Шаррукин. — Для вас у нас есть достойное местечко, Вы назначаетесь СТАРШИМ уборщиком гальюна…

Таким образом, все пассажиры были пересажены на искалеченную посудину Дур-Шаррукина и молили Бога о том, чтобы их сигнал бедствия был побыстрее услышан. А пиратский сброд разбрелся по Габриэль, занял лучшие каюты и принялся пьянствовать и гадить.

— Вы дали слово, Капитан, — напомнил Бен-Бенициану Шаррукин. — И мы займемся поисками того мира, который мне нужен.

… Габриэль совершала прыжок за прыжком, основываясь на неясных указаниях Шаррукина. Где только они не побывали… И на стеклянных планетах Ринуса, и у вывернутых наизнанку паллатиян, и у жаждущих симбиотического общения хавармаллонцев… Они прыгали туда и сюда, а потом еще и отсюда… Но нигде не находили того мира крылатых обезьян, который описал неизвестный звездолетчик.

Так скитались они пять лет, вдоль и поперек избороздив всю доступную человеку Вселенную. О, как страдала несчастная Габриэль, видя страдания ее возлюбленного Капитана! Как мечтала она избавиться от населивших ее паразитов! Но иного способа освобождения от них, кроме как найти искомый ими мир, она не видела.

И вот однажды, когда, в очередной раз, выбившись из сил, Габриэль паслась на щедрых растительностью подводных пастбищах Гаракоса-IV, пребывая с Бен-Беницианом в нейрональном единстве, они вели меж собой никому не слышимый разговор.

— Силы мои на исходе, — говорил своей Матке Капитан. — Я больше не выдержу этого позорного пленения. Я ловлю себя то на суицидальных помыслах, то на желании, нарушив клятву и устав, дезертировать в ближайшем порту, что приведет к падению моего статуса… И пусть! Пусть я стану бродягой, но зато никогда больше не увижу эти отвратительные рожи, не буду свидетелем того, как эти твари издеваются над тобой…

— О, не бросай меня, возлюбленный мой Капитан! — взмолилась Габриэль, усиленно поглощая высококалорийные, богатые редкоземельными металлами водоросли. — Я не обладаю твоей свободой воли, и без тебя у меня не останется ни одного шанса обрести свободу. Если ты умрешь, умру и я, если же позор постигнет тебя, я буду безутешна.