Секториум - Ирина Ванка

— Это точно, — согласилась я. — Откуда могут взяться мозги у твоей дочери? Это был бы генетический нонсенс.

— Что-то случилось? — спросил Джон, разбуженный нашей возней.

— Ничего. Спи, сынок. Нормальная утренняя бытовуха.

Зареванная Ксю явилась на работу к обеду. Вошла в компьютерную, скинула плащ, подкрасилась немного за монитором, но работать не стала. Она была слишком зла, чтобы работать. Ей надо было поругаться. С этой целью она явилась предо мной на пороге холла.

— Скажите вашему Борисычу, чтобы оставил меня в покое, — произнесла она. — Я буду выслушивать его нотации только по работе и только в рабочее время. В личной жизни пусть до меня не цепляется, иначе мы расстанемся навсегда.

— Ты только ему угрожаешь или всем нам?

— Он меня достал! — всхлипнула Ксю, и косметика потекла ручьями.

— Сядь, не кричи на весь коридор, напугаешь лаборантов.

Обливаясь слезами, она плюхнулась в кресло и стала размазывать пудру по щекам носовым платочком.

— Я знаю, что он мой папашка! Не надо меня дурой считать! Скажите ему, что я знаю, и пусть отцепится.

— Думаешь, он отцепится?

— А что ему надо?

— Чтобы с тобой было все в порядке.

— Со мной и так все класс… было, пока он не влез…

— Ксюша, я, конечно, понимаю, что он виноват перед тобой, но и ты пойми…

— Ничего он не виноват, — рыдала она. — Вы же ничего не знаете! Не виноват он совсем. Ему мамаша запретила. Сказала, милицию вызовет, если он ко мне подойдет.

— Боже мой…

— Когда он деньги приносил, в комнате меня запирала. Говорила, дядька с работы. Я же сразу его узнала, в первый же день! В первую же секунду. Я уже тогда заподозрила, когда вы отчество спросили…

— Почему, Ксюша? Зачем мама так делала?

— А то вы не знаете?

— Я и предположить не могу. Поверь, что я в шоке.

Ксюша не поверила, но реветь перестала.

— Конечно…

— Ей-богу, не знаю.

— Вы не знали, что он преступник?

— Борисыч???

— Почему же он скрывается? У вас же тут шайка, и все прячутся от милиции! Что он натворил? Тоже не знаете?

— Борисыч???

— Наверняка прибил кого-то. Просто так имена не меняют.

— Кто это менял имена?

— Если я расскажу, обещаете молчать? — она придвинулась поближе. — Человек с таким именем погиб во время Афганской войны, а папаша просто выкрал его документы. И не смотрите на меня так. Мы все узнали точно. Тот, настоящий Галкин, давно опознан родственниками и похоронен, а этот…

— Стоп! Как похоронен?

— Откуда я знаю? — удивилась Ксюха.

— Хочешь сказать, что у него есть могила? Ты была там?

— Что я там забыла?

— А мама? Что говорила мама? Что она вообще рассказывала тебе об отце?

— Что он проходимец и негодяй, — призналась девушка.

— Ну, может быть… она по-своему права…

— И еще она сказала, что я — его вылитая копия.

— Наверно, маме виднее. Только я не понимаю, как он мог быть похоронен да еще опознан родственниками? Ну-ка, пойдем, разбираться.

Ксюша дошла за мной до лаборатории и уперлась. Я не настаивала. Ни к чему ей было любоваться внутренностями Володи. Индер к тому времени закончил дело, сдал пациента на попечение Гумы и раскладывал пасьянс на операционном столе.

— Индер, когда Мишу вынули из ямы и привезли сюда, ты делал клона?

— Делал, — ответил Индер.

— Пойдем, расскажешь Ксении.

— Ну, делал, — подтвердил Индер в присутствии девушки. — Нога совсем отгнила. Я решил, если ногу отращивать, так пусть и туловище будет.

— Родственники могли его опознать? Он был с головой? — спросила я.

— С головой, только без мозга. Я ему свиные мозги вставил, но лицо вышло похожим.

Ксения побледнела и облокотилась на тумбу.

— Ты его готовил для выдачи родственникам?

— Меня Адам попросил. Я его Адаму и отдал. Он побил клона палкой, в грязи повалял и увез. Не знаю куда, не мое дело, я и не спрашивал.

Ксения побледнела еще больше и пошла к себе.

— Ксюша, это нормальная практика Секториума, — сказала я вслед.

— Понятно, — ответила девушка и обернулась. — Буду знать, что калечить жизнь близким людям это нормальная практика. Как мило, что предупредили.

Она забежала к себе, хлопнула дверью, но вскоре опять возникла на пороге холла. И опять зареванная.

— Почему он не мог сказать маме? — спросила она. — Мама что, не поняла бы, если бы он все объяснил? Или, может быть, она не знает, что инопланетяне прилетают на Землю, да?

Можно было найти оправдание. Можно было сказать, что у нас существуют сложные тесты, которые определяют готовность человека владеть определенного рода информацией без ущерба для себя и общества, что мы не имеем права рассказывать, где работаем даже самым близким людям. Только однажды Ксения наверняка узнает, как эти строгие правила нарушаются на каждом шагу. Она наверняка познакомится с Германом Владиленовичем, которого Алена, автор тестов и правил, сама протащила в контору без всякой надобности, мимо воли начальства. Кто-нибудь обязательно расскажет, и тогда все оправдания покажутся издевательством. От этой мысли я растерялась. Ксюша ушла, надо было как-то подойти к ней с разговором. Надо было найти слова, которые объяснят ребенку, что ее право на личную жизнь это не то же самое, что право на личную жизнь Алены Зайцевой… а еще лучше поручить это сделать самой Алене.

Однажды Алена завела себе любовника: красавца-мужчину с благородной сединой в висках, солидного министерского чиновника, влюбленного до потери рассудка. Алена стала для него божеством, объектом поклонения, если не сказать сумасшествием. Важный дядя в костюме и галстуке таскался за ней как дрессированный пудель, и, стоило Алене исчезнуть из поля зрения — паниковал. Этому надо было положить конец, и однажды она уединилась с шефом для разговора.

Сначала шеф отрицательно мотал головой, потом корчил гримасу недовольства. На него было больно смотреть, когда Алена с победоносным видом вышла из кабинета.

— Совсем старый спятил, — сказала она. — Моего поручительства ему мало.

Тут-то она как раз была не права. Притом, не права дважды. Во-первых, шеф не был стар, он продолжал выглядеть на свои пятьдесят. Скорее мы состарились на его фоне и оттого обнаглели. Во-вторых, шеф отнюдь не спятил, а, будучи демократичным начальником, не понял разницы между просьбой, обращенной к нему от лица подчиненной, и сообщением от того же подчиненного лица. Алена именно пришла сообщить, поскольку решение приняла заранее и не привыкла обсуждать своих решений. В тот же день она водила поклонника по офису.