Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков

Они жили не в безвоздушном пространстве, и окружавшие их люди не могли не видеть той огромной разницы между двумя этими людьми. Сравнение здесь было не в пользу Сталина. Очень многие предпочли бы работать с Кировым, а не терпеть мучения общения со Сталиным. Все это говорится отнюдь не для того, чтобы подвести читателя к мысли о виновности Сталина. Отнюдь! Просто оцениваются отношения между двумя политиками, только и всего.

Вряд ли кто-нибудь будет отрицать, зная сложившиеся тогда отношения между Сталиным и Лениным, что смерть Ленина была не выгодна Сталину. Проживи Ленин хотя бы еще год, и Сталину никогда бы не видать тех партийных высот, на какие его вознес сам Ленин. И ничего здесь удивительного нет. Все дело было в политической конъюнктуре, которая складывалась не в пользу Сталина. А все остальное было только лирикой...

Так и здесь. Никто не утверждает, что именно Сталин отдал приказ убить Кирова, но то, что он уже мог не устраивать его как политик, несомненно...

Ну а почему так нежно любивший Кирова Сталин не провел настоящего расследования его убийства? А ограничился лишь спектаклем, который разыграли в его присутствии чекисты?

Если Николаев, как следовало из собранного на него чекистами досье, был «отъявленным белогвардейцем» задолго до убийства Кирова, то чем же все они руководствовались, дважды отпуская отъявленного контрреволюционера? Причем задержанного, кстати сказать, не с букетом цветов, а с заряженным пистолетом и маршрутами передвижения Кирова. И почему они не только не арестовали «отъявленного белогвардейца» и не усилили бдительность, а сделали все возможное, чтобы «террорист-зиновьевец» проник в Смольный и убил Кирова?

Как хотите, но здесь даже все рассуждения об извечном русском бардаке кажутся неуместными. В НКВД работали достаточно ответственные и подготовленные люди, и они не могли не знать, что их ждет за преступную халатность. Если только... она не была санкционирована кем-то «сверху». Особенно если учесть, что все основания расправиться с Кировым у Николаева были.

Не сумевший удержаться на хорошей должности, Николаев был исключен из партии за то, что не пожелал работать на заводе. И во всем этом оказался виноват не кто иной, как сам Киров. Но еще больше он был виноват в том, что сожительствовал с женой Николаева. И как знать, не сообщили ли ему заинтересованные лица (чтобы еще больше разжечь ненависть) об этом печальном для ревнивого мужа факте. Учитывая, конечно, и то, что «отъявленный белогвардеец» был не здоров психически.

Кто мог дать такое указание? Да только тот, кто командовал всеми этими борисовыми и медведями. То есть не кто иной, как народный комиссар внутренних дел Г. Ягода! Собственной, так сказать, персоной.

Кирова охраняли отнюдь не недоумки, и уже после первого задержания Николаева с заряженным пистолетом Запорожец доложил об «отъявленном белогвардейце» самому Ягоде. И человек, в чьи прямые обязанности входила охрана высокопоставленных партийцев, не только не обеспокоился, но и приказал... отпустить потенциального террориста на все четыре стороны. Правда, сделал он это не сразу, а через несколько часов. Зачем ему понадобилось это время? Доложить о случившемся кому-то еще более высокопоставленному, а потом ждать его решения? Об этом можно только догадываться.

В 1938 году арестованный Ягода скажет на суде, что приказы он получал от Енукидзе и Рыкова. Но это было явной ложью, и получал он все указания, если, конечно, получал, от куда более влиятельных лиц.

Не насторожило бдительных чекистов и второе появление Николаева рядом с Кировым все с тем же готовым к бою пистолетом. Ну а 1 декабря все было сделано, словно по задуманному кем-то сценарию. Киров вообще не собирался в тот день быть в Смольном и заехал, в общем, случайно, и тем не менее Николаев оказался там. Не совсем понятно, почему рядом с Кировым не было начальника охраны Борисова, которого словно специально задержали на входе, а потом убили.

Если Ягода на самом деле действовал с ведома Сталина, как это утверждал Хрущев, то все становится на свои места. Вот только отдал бы сам Сталин своему наркому такой приказ, пусть и с глазу на глаз? Думается, вряд ли. И дело было даже не в том, что бывший подпольщик привык действовать из тени. Еще с 1928 года, когда Сталину стало известно о поддержке Ягодой Каменева и Рыкова, он стал относиться к нему с повышенной осторожностью.

Да, после смерти Дзержинского в 1926 году Ягода с подачи Сталина стал заместителем Менжинского и начал играть все более заметную роль в ОГПУ. Но уже во время дебатов о введении чрезвычайных мер на селе в 1927 году Ягода, к явному неудовольствию Сталина, выступал за более умеренную политику. Почему Сталин сразу же не отделался от непокорного его воле человека? Только потому, что в столь напряженное время, когда чекисты громили «кулаков» и «вредителей производства», посчитал несвоевременным затевать чистку в самой верхушке ОГПУ? Или из-за поддержки Ягоды некоторыми членами Политбюро?

Все может быть. Но уже в 1931 году Сталин сделал все возможное, чтобы ослабить позиции Ягоды и его ближайших сподвижников. Для чего и назначил на должность первого заместителя ОГПУ наркома РКИ и члена президиума ЦК ВКП(б) И.А. Акулова.

Ну а если верить такому компетентному человеку, каким являлся известный работник ОГПУ А. Орлов (Лев Фельдбин), то Акулова уже изначально прочили на должность председателя. Однако Ягоде «удалось добиться дискредитации Акулова и убедить Сталина убрать его из органов».

Что тоже выглядит не совсем убедительно. Да, дискредитировать Акулова было можно, но как мог Сталин поверить человеку, который был близок с Каменевым и Бухариным? И не просто человеку, а руководителю своей тайной полиции, призванной бороться именно с этими самыми Каменевыми! И не просто поверить, но и сделать его на XVII съезде членом ЦК! Что-что, а дружба с Каменевым по тем временам могла стоить головы! Да при любых раскладах Сталин вряд ли стал бы говорить с Ягодой о столь деликатном деле. Для этого у него были его секретари по «грязным делам».

Были ли у самого Ягоды основания желать смерти Кирова? Возможно, что и были. Отношения между ними не сложились. Особенно после того, как осенью 1934 года в Казахстане Киров увидел, что творили работники ГПУ с высланными туда кулаками, и высказал Ягоде все, что он думал о его службе и о нем самом. По словам бывшего в курсе всех этих дел А. Рыбина, Ягода «воспринял все как удар по собственному престижу и затаил на Кирова уже личную злобу».

Вряд ли Ягоду радовало и то, что именно Кирову Сталин предложил в середине 1934 года взять на себя через Секретариат ЦК кураторство над НКВД, поставив Ягоду в его прямое подчинение. Он хорошо знал принципиальность Кирова и вряд ли сомневался, что после стычки с ним ничего хорошего его не ждет. Другое дело, было ли всего этого достаточно для убийства. И тем не менее именно Ягода и подчиненные ему люди сделали все возможное, чтобы Кирова убили. За что Медведев и получил от Сталина пощечину.

Но если отбросить участие в этом убийстве Сталина, то... Ягоду направляла какая-то таинственная третья сила. Кто это был? Об этом можно только догадываться. Но предположить, конечно, можно. Если вспомнить, что ни в какие времена в партии не было того самого братского единства, о котором так любили рассказывать непосвященным в партийную кухню большевики.

И чаще всего именно все эти политбюро и секретариаты напоминали собою населенный ядовитыми пауками террариум, в котором никто не мог быть спокоен за свою безопасность. Не были исключением и сталинские Политбюро и ЦК, в которых во все времена плелись интриги и одни фавориты сменяли других. Но даже среди них в то время вряд ли были люди, которые пожелали бы убить Кирова. Да, была группа «бакинцев», старых большевиков, которые работали вместе со Сталиным в Баку, и те же Орджоникидзе и Микоян принимали участие в «чаепитии» у Петровского.

Да, они говорили о необходимых перестановках в высшем эшелоне власти, но в то же время не думали (во всяком случае, пока) выступать против Сталина, которому собирались предложить пост председателя Совета министров. И дело здесь было даже не в том, что ничего обидного в должности, которую занимал сам Ленин, не было. «Бакинцев» объединяла открытая неприязнь к Молотову, который, по словам Орджоникидзе, «травил» его в Совнаркоме. Обрезал Молотов и все его связи в Наркомтяже, убрав из него всех его «закавказских» товарищей.

Помимо личных обид многие «бакинцы» считали Молотова чуть ли не главным проводником жесткой политики и «защитником перегибов». И если уж говорить о каком-то заговоре, который существовал накануне съезда, то это был скорее антимолотовский, нежели антисталинский заговор. Хотя теперь и это кажется в общем-то наивным. Можно подумать, что ни Микоян и ни Орджоникидзе не знали, кто является главным творцом террора в стране.