Вавилонская башня - Антония Сьюзен Байетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, продолжает сэр Августин, на практике «разлагающее и пагубное влияние» трактуется как толкающее на дурные поступки, на поступки, идущие вразрез с законом или с общепринятыми представлениями о пристойности. Он приводит прецедент: в начале похожего процесса судья Стейбл напомнил присяжным, что «книгу обвиняют в разлагающем и пагубном влиянии на читателей. Она может шокировать, она может отвращать, но ни то ни другое не есть нарушение закона».
На всех процессах о непристойных изданиях адвокаты справедливо повторяли то же самое: «шокирующий» и «отвратительный» не значит «непристойный». И все же сэр Августин уверен, что эта формулировка – «разлагающее и пагубное влияние» – дает присяжным право, а возможно, и вменяет в долг задуматься о действии книги на человеческую душу и разум. Даже если книга никого не толкнет на преступление, пусть присяжные задумаются о том, что она сделает с человеческой душой. Решать – им, напоминает сэр Августин.
О художественных достоинствах книги, о разных прочих обстоятельствах, продолжает прокурор, расскажут эксперты с обеих сторон, но присяжным следует помнить: их мнение касается только литературной стороны. Ни о чем другом экспертов не спросят, а если они выскажутся сами, этим нужно пренебречь. Перед коллегией стоит вопрос: является ли данная книга непристойной. Это решают не эксперты, а двенадцать мужчин и женщин, представляющие гуманное, цивилизованное общество и здравый смысл.
И только когда решение будет принято, встанет вопрос о литературных и прочих достоинствах. Потому что, согласно статье 4(2) Закона о непристойных изданиях, книга может быть оправдана, если присяжные считают, что, несмотря на непристойное содержание, она представляет ценность для науки, литературы, искусства, образования и прочих общественно важных сфер. Представители защиты намерены апеллировать к указанной статье и доказать ценность книги на основе показаний экспертов. Они утверждают, что «Балабонскую башню» нужно разрешить по причине ее литературной, общественной и психологической значимости, что это – в интересах общества.
– Выслушав их показания, вы сами решите, так это или нет. Его честь господин судья распорядился, в виде исключения, заслушать сперва экспертов защиты, чтобы обвинители знали, на чем строится их позиция, и соответственно вызывали своих свидетелей.
Когда слушалось дело «Королева против „Пингвин букс лимитед“», говорит сэр Августин, – да-да, то самое дело о «Любовнике леди Чаттерли», судья Бирн запретил обвинению приводить цитаты из книги, пока присяжные не прочтут ее целиком. Об этом просил Джеральд Гардинер, защитник. Сэр Августин приводит его слова: «Я не возражаю против того, чтобы мой уважаемый коллега раскрыл присяжным суть книги и изложил причины, по которым обвинение считает ее непристойной. Я лишь не хочу, чтобы он настраивал их, зачитывая лишь отдельные отрывки, прежде чем они прочтут ее сами». Поэтому сейчас прокурор намерен лишь суммировать позицию обвинения, а к цитатам обратится в свое время. Раньше, когда книги судили по обвинению в непристойной клевете, литературные достоинства и общественная польза не учитывались. Достаточно было зачитать те самые отрывки, и книгу признавали непристойной. Сегодня речь не об отрывках, а о романе в целом, говорит сэр Августин и добавляет: он рад, что судья велел присяжным его прочесть. Они там увидят предостаточно: извращенный секс, патологии, уродства и, что еще хуже, – жестокость, мучительство, описанное в подробностях, с упоением… Но главное не детали, а общая направленность книги, ее дух, то, как она повлияет на читателя. Сэр Августин уверен: это и будет то самое «разлагающее и пагубное влияние». Перед вами, говорит он, книга дурная, гнусная, растлевающая душу, унижающая в человеке все, что в нем есть человеческого. Да, у нее есть некие литературные достоинства, но прокурор верит, что присяжные не позволят им заслонить суть. А суть такова: извращенно жестокое мировоззрение и стремление навязать его читателю.
– Во время процесса над «Любовником леди Чаттерли» говорили, что судят не книгу, а саму леди, – говорит сэр Августин. – За супружескую измену, за то, что она была женщиной и хотела любить. Сегодня пред судом предстал вполне материальный человек, сидящий на скамье подсудимых. Предстал мир, созданный его воображением и призванный определенным образом воздействовать на читателя. Каково это воздействие? Отвечу: «Балабонская башня» не оставляет читателю надежды. Сюжет до предела прост: какие-то люди с французскими именами объединяются в коммуну, построенную на принципе свободы – в кавычках, разумеется, поскольку свобода эта исключительно половая, при которой дозволены любые мерзости. Она скоро переходит во вседозволенность, а дальше следуют садизм, безумие и смерть. И тут уж автор не жалеет красок! В каких подробностях все описано: пытки, унижения, муки не только взрослых, но и детей, маленьких детей… Что же за книга перед нами? Слово «порнография» – греческое и возникло от слияния двух греческих корней: πόρνη – «блудница» и γράφω – «пишу». То есть изначально это писания о блудницах и публичных домах. Но можно толковать и по-другому: «писания блудниц» – ибо такое тоже случалось… Прочтя «Балабонскую башню», вы можете решить, что это продукт грязного, извращенного воображения. А защита, напротив, захочет представить ее как нечто высокоморальное: мол, автор показывает, как вседозволенность приводит к насилию и угнетению одних другими. Вам самим решать, что тут правда. Возможно, вы придете к мысли, что вся эта высокая мораль лишь повод разбередить читателя, разбудить в нем самые низкие, подавленные инстинкты. Защита скажет, что «Башня» – вещь страшная и трагическая. На это вы можете возразить, что в ней отсутствует главное, то, что Аристотель называет «катарсис», очищение души через ужас и сострадание. Это мерзость от начала и до конца. Больше чем мерзость – это попытка отравить человеческую душу, создать кадавра из похоти и жестокости. Впрочем, о психологии вам расскажут эксперты с обеих сторон… Лоуренса осуждали за откровенные описания в «Любовнике леди Чаттерли», за непечатные слова: по тем временам это считалось вызовом, оскорблением общественной морали. Но вместе с этим он поднимал вопросы классовых отношений, рассуждал о природе брака. Многие свидетели, люди уважаемые и образованные, говорили, что книга пронизана нежностью…
Адвокат издательства Хефферсон-Броу возражает: сравнение по степени непристойности неуместно.
Судья отвечает, что уместно, если сравнивающий в первую очередь принимает в расчет литературные достоинства обеих книг.
Сэр Августин соглашается: да, это непростой вопрос, сродни хождению по канату. Он лишь хотел сказать, что «Балабонская башня» не поднимает тех вопросов, которые мы встречаем в романе Лоуренса, да и сам роман в конечном итоге был оправдан. Тут нет рассуждений
