Двенадцать - Джастин Кронин

Так, раз за разом, пока он не довел себя до такого состояния, что не мог думать ни о чем, кроме Шоны. Решил, что надо ей что-то подарить – знак его любви. Что-нибудь дорогое, соразмерное его чувствам. Драгоценность. Это должна быть драгоценность. Не какая-нибудь новая штучка из магазина, нет, нечто личное. Браслет его матери, с алмазами. Воодушевленный своим решением, он завернул коробочку от Тиффани в серебристую бумагу и поехал к дому Шоны. Не вторник, но это не имеет значения. То, что он чувствовал, никому не под силу планировать. Он позвонил и стал ждать. Шли минуты, и это было странно. Шона всегда очень быстро отзывалась на звонок. Он позвонил снова. На этот раз в динамике послышался шум, а затем он услышал ее голос.

– Привет?

– Это Хорос.

Пауза.

– У меня тебя нет в списке. Точно? Может, я ошиблась. Ты звонил?

– У меня кое-что для тебя.

Ни звука в динамике.

– Погоди немного, – послышалось после паузы.

Прошла еще пара минут. Гилдер услышал шаги на лестнице. Может, замок не работает. Шона решила спуститься и открыть сама. Однако на улицу вышла не Шона. Мужчина. Лет шестидесяти, лысый, крепкого сложения, с заплывшим лицом русского гангстера, в мятом костюме в полоску и распущенным галстуком. Ситуация была очевидна, но в тогдашнем возбужденном состоянии рассудок Гилдера не осознал ее. Мужчина вышел, едва глянув на Гилдера по пути.

– Везет тебе, – сказал он, подмигивая.

Гилдер быстро пошел вверх по лестнице. Постучал три раза, ждал, с нарастающей тревогой. Наконец дверь распахнулась. На Шоне было не платье, только шелковый халат, стянутый поясом. Волосы всклокочены, макияж смазан. Наверное, он застал ее, когда она прилегла вздремнуть.

– Хорос, что ты здесь делаешь?

– Извини, – ответил он, и у него внезапно перехватило дыхание. – Я знаю, что должен был позвонить.

– Если по правде, то ты совершенно не лучшее время выбрал.

– Я только на минуту. Пожалуйста, можно я войду?

Она скептически оглядела его, но затем ее взгляд смягчился.

– Ладно, хорошо. Только недолго.

Она отошла в сторону, пропуская его. В квартире все выглядело как-то иначе, но Гилдер не мог понять, что именно. Казалось, что здесь грязно, и воздух какой-то спертый.

– И что же это у нас? – спросила она, глядя на коробочку в серебристой обертке. – Хорос, тебе не следовало этого делать.

Гилдер протянул коробочку ей.

– Это тебе.

Ее глаза потеплели, и она развернула обертку. Вынула браслет.

– Как трогательно. Чудесная вещь.

– Это наследственное. Он принадлежал моей матери.

– Это делает его еще более особенным.

Она быстро поцеловала его в щеку.

– Погоди минуту, малыш, я немного приберусь и приду к тебе.

Его захлестнула громадная волна любви. Потребовалось все самообладание, чтобы не обхватить ее руками и не поцеловать в губы.

– Я хочу любить тебя. По-настоящему любить.

Она поглядела на часы.

– Ну, хорошо. Если это то, чего ты хочешь. Но у меня нет целого часа.

Гилдер начал раздеваться, лихорадочно расстегивая ремень и сдергивая подтяжки. Что-то не так. Он чувствовал, что она в задумчивости.

– Ты ничего не забыл? – спросила она.

Деньги. Вот о чем она спрашивает. Как она может думать о деньгах в такой момент? Ему хотелось сказать, что то, что они пережили вместе, невозможно оценить в долларах и центах, и все в этом духе.

– У меня сейчас с собой нет, – только и смог ответить он.

Она нахмурилась.

– Милый, так дело не пойдет. Ты это знаешь.

Однако к этому моменту Гилдер был в таком возбуждении, что едва мог осознать ее слова. Уже стоял перед ней в одних трусах и майке.

– Ты в порядке? Не очень хорошо выглядишь.

– Я люблю тебя, – сказал он.

Она легкомысленно улыбнулась.

– Чудесно.

– Я сказал, я люблю тебя.

– О’кей, все в порядке. Никаких проблем. Кладешь деньги на комод, и я скажу все, что ты захочешь.

– У меня нет этих чертовых денег. Я тебе браслет дал.

Внезапно в ее глазах не осталось ни теплоты, ни даже дружеского расположения.

– Хорос, в этом бизнесе платят наличными, ты знаешь. Мне не нравится то, что ты говоришь.

– Прошу, позволь мне заняться любовью с тобой.

У Гилдера стучал пульс в ушах.

– Ты можешь продать браслет, если захочешь. Он стоит кучу денег.

– Я так не думаю, малыш, – ответила она с нескрываемым презрением. – Жаль говорить тебе, но это стекло. Я не знаю, кто тебе его продал, но ты должен получить деньги обратно. А теперь давай, будь умницей. Ты знаешь правила.

Ему хотелось сказать ей, что он чувствует. В отчаянии он протянул к ней руки, но его ноги стояли, запутанные в упавших брюках. Шона резко вскрикнула, и в следующий момент Гилдер понял, что уже растянулся на полу. Подняв взгляд, он увидел направленный в его голову пистолет.

– Проваливай на хрен.

– Прошу, – застонал он, хрипло, сквозь слезы. – Ты говорила, что хочешь быть единственной.

– Я много чего говорю. А теперь убирайся отсюда вместе со своим дерьмовым браслетом.

Он с трудом поднялся на ноги. Никогда в жизни он не испытывал такого унижения. И тем не менее все еще чувствовал любовь. Безнадежную, отчаянную любовь, которая пожирала его целиком.

– Я умираю.

– Все мы умираем, малыш, – ответила она, махнув пистолетом в сторону двери. – Делай, как я сказала, пока я тебе яйца не отстрелила.

Он понимал, что больше никогда не сможет встретиться с ней. Как он мог быть таким глупцом? Доехав до дома, он поставил машину в гараж, заглушил мотор и закрыл ворота с пульта. Сидел в машине целых тридцать минут, не в состоянии собраться с силами и пошевелиться. Он умирает. Он выставил себя идиотом. Он больше никогда не встретится с Шоной, поскольку ничего для нее не значит.

И тогда он понял, почему он до сих пор сидит в «Камри». Всего-то просто надо снова завести мотор. Все равно что уснешь. Тогда он уже никогда не будет думать ни о Шоне, ни о Проекте НОЙ, ни о жизни в тюрьме умирающего тела, ни о необходимости ходить к отцу в Центр Реабилитации. Ни о чем. Все заботы окончатся, вот и все. Повинуясь необъяснимому импульсу, он снял часы и вынул бумажник из заднего кармана. Положил на приборную панель. Так, будто собирался лечь спать. Наверное, обычно в таких случаях пишут записку, но что ему писать? И для кого?

Он трижды пытался заставить себя повернуть ключ. И трижды решимость оставляла его. Он вдруг почувствовал, насколько это глупо – сидеть в машине вот так. Еще одно унижение. Ничего не оставалось, лишь надеть часы, убрать бумажник в карман и идти в дом.

Гилдер ехал домой из Маклина, и тут зазвучал сигнал смартфона. Нельсон.

– Они двинулись.

– Где?

– Везде. Юта, Вайоминг, Небраска. Большая группа собирается на севере Канзаса.

Пауза.

– Но я не поэтому звоню.

Гилдер поехал прямиком на работу. Нельсон встретил его в коридоре.

– Мы зафиксировали сигнал незадолго до заката. С вышки к западу от Денвера, в городке под названием Сильвер Плюм. Пришлось повозиться, но я смог попросить об одолжении в Министерстве Внутренней Безопасности, чтобы они немного изменили полетное задание одному из беспилотников и попробовали получить картинку.

Когда они дошли до монитора, Нельсон показал Гилдеру фотографию черно-белую плохого качества. Но не девочки. Мужчины. Стоящего рядом с пикапом на обочине шоссе. Похоже, вылез, чтобы отлить.

– Кто это, черт подери? Один из врачей?

– Один из ребят Ричардса.

Гилдер посмотрел на него в недоумении.

– О чем ты говоришь?

На мгновение у Нельсона сделался смущенный вид.

– Извини, я думал, ты в курсе. Эти ребята под наблюдением за сексуальные преступления. Одна из идей Ричардса. В целях безопасности весь гражданский персонал для шестого уровня набирался через национальную базу данных.

– Ты мне мозги паришь.

– Ни разу не парю.

Нельсон постучал по изображению пальцем.

– Вот этот – единственный выживший из всего Проекта НОЙ – он педофил долбаный.

8

Пикап накрылся утром, на второй день с того момента, как Грей выехал.

Еще не было и полудня, солнце стояло высоко в небе. После бессонной ночи в «Мотел Сикс», рядом с Лидвиллем, Грей выехал на семидесятую, рядом с Вэйлом, и поехал в сторону Денвера. До самого Голдена шоссе было практически чистым, но когда он добрался до пригородов, с их огромными гипермаркетами и просторными микрорайонами, ситуация начала меняться. Местами шоссе было забито брошенными машинами, и ему пришлось съехать на служебную дорогу. Огромные стоянки вдоль шоссе представляли собой картины застывшего хаоса. Витрины магазинов разбиты, товары разбросаны по тротуарам. И неподвижность здесь стала иной – не просто отсутствие звуков, но нечто более глубокое и зловещее. Множество тел, без голов, как тот мужчина, повисший на дереве у «Ред Руф». Может, Зиро и остальным больше нравились головы, подумал Грей.

Он изо всех сил старался смотреть только на дорогу, так, чтобы видеть картины бойни и разрушений лишь краем глаза. Странная, кипящая внутри энергия, которую он ощутил еще в «Ред Руф», не иссякала. Его мозг гудел, будто струна. Он не спал полтора дня, но не устал. И не проголодался, что было вовсе на него не похоже. Грей привык закидывать в себя еду, но почему-то теперь мысль о пище ничуть не казалась ему привлекательной. В Лидвилле он взял «Бэби Рут» из торгового автомата в вестибюле «Мотел Сикс», решив, что надо попытаться что-то закинуть себе в желудок, но не смог даже поднести батончик ко рту. От одного запаха внутренности скрутило. Он буквально носом чуял все консерванты, мерзкий химический запах, будто промышленное средство для мытья полов.