Ледобой - Азамат Козаев

Безрод все же прыгнул со скалы и долго отдыхал на воде. Моряй плавал кругами, не решаясь уйти далеко.

Дружинные выходили во двор после короткого полуденного сна, когда Моряй и Безрод прошли в ворота. Как и вчера, двор Безрод пересек прямо, не шатаясь, и лишь войдя в избу, рухнул на пороге. Вои грянули смехом, но Моряй не подхватил. Все глядел в спину человеку, что и помощи не принял, и на подставленное плечо не оперся. Даже костыль с рогатиной, срезанный по дороге и поднесенный от души, зашвырнул подальше. Вернее, хотел зашвырнуть, но улетел костыль едва на несколько шагов. Так и шел Сивый, морщась. И слова не сказал. А у самых ворот выплюнул колышек с ошметками изжеванной бычьей кожи и ногой поддал.

На поляну Безрод пришел сам. Сел под свой дуб и дышал так легко и незаметно, что иным казалось – концы отдал. А вечером, переступив порог избы и крепко ухватившись за створ, Безрод замер в ожидании сапога. И дождался. Лишь покачнулся, когда в грудь ударил огромный сапожище. Сивый не упал, а только посмотрел сквозь муть в глазах туда, откуда прилетел вонючий подарок. Моряю даже показалось, что Безрод ухмыльнулся краем губ. А парни во все глаза смотрели на Сивого, как шел он к своему углу, и должно быть сглазили не раз – чужак спотыкался на каждом шагу и путался в ногах. Но, видать, хранили его боги, ни разу не упал. Добрел до ложа и рухнул на голый тес. И лишь когда все уснули зыбким, тревожным сном, Безрод на четвереньках выполз на порожек, скатился со ступеней, и там его вывернуло мало не наизнанку. Как ни было муторно и больно, заставил себя улыбнуться. Одними губами…

Очнулся в дыму, в пару и ничего не увидел. Хотел шевельнуться, но непонятная тяжесть опутала руки и ноги. Из пара возникло лицо с белой бородой. Безрод узнал старика. Стюжень. Руками водит, шепчет, ворожит.

– Душу из тебя выну, сил придам и назад верну.

Огромный старик. Огромные ручищи. Огромные… Ручищи… Безрод закрыл глаза и будто невесомая птаха вознесся над своим безрадостным бытием. Будто самого себя увидел внизу на лавке. А старик и вовсе не смотрел на тело, поднял голову вверх и глядел прямо в глаза. И рядом с Безродом, так же невесом, парил бесплотный молодец, статью очень похожий на быка-Рядяшу, только взглядом помягче и полукавее. Чем-то неуловимым оказался похож румяный парень на старого ворожца, но эта тонкость ускользала с глаз, если смотреть в упор. Молодец усмехался, а Стюжень знай себе что-то шептал. И тут здоровяк, похожий на Стюженя, с веселым смехом пожал Безроду руку. Тот едва крик удержал, так ладонь сплющило. Пришлось в ответ жать, и жал Сивый до тех пор, пока боль не исчезла…

Открыл глаза. Кто-то несет, голова на весу болтается, а душа так легка – дай волю, к звездам улетит. И боль уснула.

– Рот закрой. – Все шепотом, шепотом, но как ни шепчи, все выходит низкий голосище верховного ворожца. – Душу к звездам выпустишь, обратно не воротится.

– Больно ей у меня. Страшно. – Безрод усмехнулся. Глядит старик в самое нутро.

Стюжень осторожно внес Безрода в дружинную избу, прошел в угол. Пол скрипнул, но старый ворожец и ухом не повел. За день вои так умаялись, что, начни все доски петь разом – не проснутся. Положил Сивого на ложе, приложил руку ко лбу, и Безрод мигом провалился в сон.

Моряй едва успел отпрянуть, чтобы не столкнуться с верховным ворожцом нос к носу. Скакнул за перильца, притаился и не дышал, пока старик не ушел. Только и слышал последние слова ворожца, сказанные в небо:

– Ты, парень, князю нужен больше, чем он тебе.

Это он о ком? Кто князю нужен больше, чем князь кому-то? Что делал в избе старый ворожец? Моряй огляделся и осторожно поднялся на крыльцо, положив себе утром выйти раньше всех. Пока весь двор не истоптали. Лишь бы самого никто не заметил. А то найдется какой-нибудь зевака, станет вопросы задавать: «А куда это Моряй в ночи шастал?» Куда, куда… на Кудыкину гору!

Моряй выскочил из избы ни свет, ни заря, присел над пятачком у самого крыльца, вгляделся, покачал головой. Огромные следы так глубоко вдавлены в землю, словно ворожец кого-то нес. Кто же позволит носить себя, если только не болен?

– Ты умеешь подходить неслышно, Стюжень. – Моряй встал и оглянулся.

Ворожец вышел из-за спины, усмехнулся в бороду, кивнул.

– Это я его принес. Парень душу богам отдавал, да я придержал.

Моряй долго смотрел в выцветшие стариковские глаза. Почитай вся дружина выросла на этих глазах, без малого все прошли через его руки после сеч и рубок, и никогда ворожец не врал.

– Старик, ты ему веришь?

– Кому я верю, только богам и ведомо. – Стюжень говорил тихо, но голос рокотал, будто гром в отдалении. – А вот ты как будто уже не уверен?

Моряй помрачнел. На душе муторно, а правда прячется так, будто она вор ночной, а не дева-краса с ясным взором.

– Не ты ли на судилище рубаху на себе рвал, изрубить грозился?

– Я. – Моряй смотрел прямо, глаз не отводил. – Но я в сомненьях, старик. Не верится мне, что Безрод зло замышлял. В мыслях против князя иду. А ведь Отвада мне как отец.

– А я князю как отец. – Ворожец пожал плечами. – Значит, и я против иду. Вместе, стало быть, идем?

Из-за угла вышел воевода будить молодцев на ратные труды. Безрод, не дожидаясь побудки, вышел на крыльцо сам. Моряй глядел на него во все глаза. Вроде румянец на скулах затеплился, вроде лицом посветлел, кривится меньше. Оглянулся на ворожца. Но Стюжень исчез так же бесшумно, как появился. Оставил одного воевать со своими сомнениями. Моряй с тоской глядел в спину ворожцу и впервые завидовал седине и прожитым годам верховного. Наверное, старик не в пример легче одолевает сумятицу в душе. И откуда ему знать, что не легче, совсем не легче. Тяжелее. Ошибки больнее бьют.

Безрод бежал увереннее, чем вчера. Так же хрипел, так же свистело в груди, но уже не вело из стороны в сторону, не шатало, ноги не подгибались. Почти не подгибались. А когда воинство похватало мешки с галькой, Моряй во все глаза глядел за Безродом. Сивый вздернул мешок на плечи, недоуменно замер и повернулся. Свел брови в ниточку, глаза сузил. Оглядел каждого, кто еще не убежал. Моряй взгляд отвел, но того, что Сивый сделал потом, не ожидал никто. Безрод сбросил мешок наземь, поставил на попа, развязал веревку на горлышке, широко раскрыл – и полными горстями стал бросать гальку в мешок. Дружинные в удивлении рты раскрыли. Вот это наглость! Вчера едва концы не отдал, решил сегодня помереть! И только Моряй помрачнел и прищурился. В ночи прокрался на берег и прилично отсыпал из мешка Безрода. Дурень Рядяша такой мешок Сивому снарядил, что только на телеге и возить. Да только зря все это. Сивый не принял помощи. Посчитал за жалость. И правильно посчитал. Помощь от равного принимают, а чужак одной гордостью и жив. Всыпал обратно, как было, и показалось Моряю, что за эти горсти гальки Безрод, не колеблясь, жизнь отдаст. Кровищей изойдет, но ссыпать не позволит. И будет так же у порога принимать сапог в грудь, пока не заметит, откуда летит… Шутливого побоища до первой крови не будет. Серые глаза промозгло спокойны, в них плещется холодная решимость. Больше ничего не разобрать. И глаза-то каждый день разные, то синие, то серые! Вот ведь чудеса! Моряй в сердцах плюнул и убежал. Сегодня не его очередь сопли Безроду подтирать.