Горец. Вверх по течению - Старицкий Дмитрий

К арифметике инженер быстро подключил геометрию, и я в очередной раз решал простые теоремы, в том числе и знаменитые «пифагоровы штаны», только тут они по-другому назывались — «детской распашонкой». В общем, полный курс землеустройства с армейским уклоном в меня активно вдалбливали. Никакой особой теории, только практические задачи. А цифры тут хоть и другого начертания, но десятичные, как наши арабские. С ними проблем не было.

Чуял я, что у инженер-капитана на меня какие-то далеко идущие виды образовались, только он мне об этом не говорил. Но я и сам знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. И то для второй по очереди мышки. Но знания, точнее их официальное происхождение, были для меня важнее.

Если время позволяло, то и имперский язык в ход шел, и осваивался он у меня не то чтобы легко, но без напряга. По крайней мере, в устной форме. Все-таки пятый язык за свою жизнь изучаю. Но без засад не обошлось. В имперском филологи от большого ума навтыкали дофигища всяких дифтонгов и прочих заковырок, когда три-четыре буквы обозначают один звук, чего в рецком совсем не было. Там на каждый звук одна буква. К тому же алфавиты практически одинаковые. Так что поначалу я путался.

Читал я уже совсем неплохо по-рецки и еще на имперском по слогам. Пока этот процесс больше напоминал дешифровку, чем свободное чтение.

Дорвавшись до местных газет на станциях, поднакопив за дорогу впечатлений, сделал я вывод, что развитие этого мира находится, если сравнивать с нашей Европой, где-то в последней четверти XIX века. Вроде как пулемет тут уже есть, броненосный флот на паровой тяге, а двигателя внутреннего сгорания еще нет, как нет и авиации — сплошное воздухоплавание. Повсюду господство гужевого транспорта. И винтовки у горных стрелков однозарядные, хотя и под унитарный патрон латунный. У офицеров револьверы уже есть: тяжелые, большие и длинноствольные. Типа киношных ковбойских. И калибр соответствующий. Пуля размером с желудь, наполовину в медной оболочке, из которой тупая головка торчит свинцовая. Останавливающее действие, наверное, рассчитывали на лошадь.

8

Новое место, на котором мы строили полевой укрепрайон, было уже не гористым, но вполне себе равнинным, разве что слегка всхолмленным и поросшим сосновым лесом. Часто между болот. В чем и проявилась главная засада. Сосняк всегда любит пристраиваться на песочке, а нам этот песок копать. Что удивительно, копать траншеи полного профиля, про которые я, грешным делом, думал, что их тут еще не изобрели. Так вот. Мы копаем, а песочек, гад такой, высыхает на солнышке и обсыпается со стенок. Но все равно это намного легче, чем долбить кайлом камень в горах.

На эти срочные работы выгнали всех, даже штабных писарей, не говоря уже о нас — чертежниках. И половину отправили в ближайшие леса жерди и колья выламывать для укрепления окопов плетенками. И все цигель-цигель-ай-лю-лю.

Я оказался пророком, вангуя[4] себе ударный труд на ниве черчения, чем мы и занимались весь световой день. Но потом и нас бросили в этот песчаный прорыв, когда красивый отчет о выполненной работе для высокого начальства был уже готов. В двух экземплярах. В туши. Хотя на месте еще и конь не валялся как следует. Даже разборный походный кульман, хоть он и был у меня в чертеже готов, делать стало некогда.

— Ничё… — подмигнул мне ротный, принимая от меня склейку листов ватмана с чертежом. — На то у нас пехота — царица полей. Ей все по плечу. Все переделки пойдут у них по графе обустройства себе полевых удобств. А для нас главное вовремя и красиво отчитаться.

— Но ведь на месте ничего еще не сделано толком, господин капитан, — возразил я.

Ротный недовольно поморщился. Он у нас был барон и очень любил, когда его называли «ваша милость». Но ко мне больше не придрался, так как я его титулую все же в полном соответствии с новым уставом и хожу в любимчиках у батальонного инженера. А с инженером в инженерных войсках простому командиру ссориться себе дороже.

Но если подчиненного нельзя наказать, то припахать можно везде и всегда. Легко!

— Спасибо, что напомнил, Кобчик, — ехидно улыбнулся ротный. — Бери свое звено бездельников, получай лопаты у фельдфебеля и топайте в распоряжение инженер-капитана. Будешь копать ему свои любимые пулеметные позиции.

Вскоре прикатило пяток колясок, запряженных настоящими лошадьми, из которых повылезала толпа старших офицеров, двое так вообще в «полосатых штанах» с лампасами. Думал — генералы, но меня быстро просветили, что лампасы малиновые, значит, это офицеры генштаба. Часа четыре они ходили по этому укрепрайону, все осматривали в бинокли, что-то записывали. Даже прокатились на километр вперед и оттуда любопытствовали на нас в окуляры.

Потом надавали ценных указаний батальонному инженеру и укатили, даже не оставшись на обед, на который их зазывал комбат.

После чего нам досталось копать вторую линию траншей, соединяя их ходами сообщений. В некоторых местах разметили места под блиндажи, но их приказали копать только после того, как будут готовы все окопы. А то лес валить на перекрытия слишком много народа требовалось.

На следующий день после визита генштабистов нам привезли примитивную лесопилку и большие бухты колючей проволоки, обычно употребляемой крестьянами для временных загонов крупного рогатого скота. Целый взвод отправили в ближайший лиственный лес вырубать толстые колья. А потом целую роту заставили натягивать эту проволоку на эти колья в два ряда перед траншеями.

Фельдъюнкер Або шепнул мне, что фронт планомерно отступает и наш укрепрайон и есть настоящая, заранее подготовленная позиция для отступающей дивизии.

— Не хватает нам пока войск на все три фронта. Мобилизацию запасных провели, но их, понимаешь сам, по новой обучать надо тому, что они давно забыли.

— Тогда двух рядов проволоки будет мало, — заявил я, припомнив документальные фильмы про Первую мировую войну. — Три надо делать. Побьют проволоку артиллерией.

— Не побьют, — уверенно заявил техник-фельдъюнкер. — У Восточного царства снаряды только шрапнельные. Поэтому тут и закапываемся в землю, а не строим люнеты. Ты блиндаж когда-нибудь копал?

— А что в нем такого сложного? От шрапнели перекрытие и в один накат делать можно. Диаметр бревна только не меньше двадцати сантиметров надо брать. Кстати, неплохо было бы и пулеметные точки перекрыть бревнами с грунтом, чтоб шрапнелью не выкосило расчеты.

— Это идея, — подорвался фельдъюнкер и побежал с ней к инженеру.

Сплюнул я в окопчик… да пользуйтесь, не жалко… лишь бы с толком сделано было и пехтуру от обстрела спасло.

Однако Або батальонного инженера притащил ко мне и идею не притырил. Честный парень оказался.

— Нарисовать такой пулеметный блиндаж в плане и разрезе можешь? — спросил меня инженер.

— Легко, — ответил я, ибо чертить — это не лопатой махать.

— Тогда черти. Как следует. С земляных работ я тебя на сегодня снимаю.

До самого вечера сидел у себя в палатке и рисовал разнообразные ДЗОТы. И для пулеметов, и для малокалиберных пушек типа горных. Потом все красиво вычертил в туши, не забыв нарезать сектора обстрела. И в углу небольшой план на местности.

Любопытный ротный заявлялся, желал меня припахать куда-то, но я сослался на строгий приказ инженера все задание сделать до вечера, и барон от меня нехотя отстал.

После ужина, ожидая подлянок от ротного, ради прикола начертил даже двухэтажный бетонный ДОТ с толщиной стенок в полтора метра. С артиллерийским орудием трехдюймового калибра, фланговыми пулеметными амбразурами и выносными бронеколпаками для снайперов. Время тянул до отбоя.

Потом с батальонным инженером обсуждали различные варианты проектов моих ДЗОТов. Отобрали два и наметили места их строительства.

— Валяй завтра прямо с утра, — приказал Вахрумка. — Лесом я тебя обеспечу, а в подсобники возьми свое звено. Больше тебе дать мне некого. Видел, сколько лишней работы генштабисты навалили?