Царица Аттолии (ЛП) - Меган Уолен Тернер

У халдея не было возможности задавать вопросы ни при смене лошадей, ни, тем более, в тряской колеснице.

— Мы отдохнем, а затем поедем дальше, — сказал Евгенидис, указывая на стол под деревом во дворе гостиницы.

Халдей с удовольствием, но медленно перешел в тень.

— Устали? — спросил Вор.

— Постарел, — ответил халдей. — Я стал слишком стар, чтобы убегать из дома из-за коварства человека, которого я считал своим другом.

Евгенидис остановился, чтобы посмотреть через плечо.

— А кто сказал Сунису, что пришла пора взять Эддис? Кто предложил ему объединиться с Аттолией, чтобы завоевать нас? Он бы сейчас топтал поля Аттолии, если бы не ваши советы, и вы это знаете.

— Это правда, — печально признал халдей.

— Вы заслужили, чтобы я притащил вас в Эддис и запер в тюрьме на следующие лет эдак пятьдесят.

Халдей опустился на скамью и уронил голову на руки.

— Для истории не важно, проведу ли я остаток жизни в Эддисе в комфорте или в тюрьме.

— Если вы заботитесь только об историческом значении своих поступков, вы могли бы остаться дожидаться царских телохранителей в собственной постели.

Конечно, халдей был настроен спасти свою шкуру, но он помнил, что на кону стоят судьбы государств.

— Евгенидис, если Сунис возьмет под контроль Эддис, он сможет остановить мидийскую экспансию, а если в Аттолии когда-нибудь вспыхнет гражданская война, то и вовсе изгонит мидян с нашего берега. Если он не сможет объединить хотя бы Сунис и Эддис, все три страны буду разъединены и проглочены в мгновение ока. Даже ты это понимаешь.

— Прежде всего я вижу, — сказал Евгенидис, — что вы всегда готовы бросить чужую страну псам на растерзание. У меня нет ни малейшего желания стать мидийским рабом, но и сунийская оккупация мне тоже не нужна. Так что вам не стоит переживать из-за моей политической наивности. К вашему сведению, я легко мог бы перерезать горло Сунису, пока он спит, но его наследник вряд ли готов принять царство, и мы не можем провоцировать мидян гражданской войной в Сунисе. Наши лошади готовы.

Подхватив лежавшую на столе сумку, он опустил в нее несколько небольших буханок хлеба, а затем двинулся через двор к колеснице.

— Ген, — позвал его халдей, по-прежнему сидя на скамейке.

Евгенидис ждал, глядя на него через плечо.

— Ты стал таким безжалостным, — сказал халдей.

— Да.

Если халдей был удивлен, когда они свернули с главной дороги и помчались по проселку, у него не хватило дыхания задавать вопросы. Он подождал, когда лошади пошли медленнее, а потом совсем остановились на повороте пустой дороги.

— Куда мы едем?

— Вы поживете в уютном охотничьем домике на прибрежной стороне перевала. А я, как всем известно, не покидал своей комнаты в течение нескольких недель, поэтому мне не стоит показываться на перевале в вашем обществе, да еще и верхом. Я пройду отсюда до дороги в Остер, а затем незаметно доберусь до столицы вместе с паломниками.

— А если заметят и узнают меня, это тебя не беспокоит?

— Я надеюсь, что вас не увидят, а если увидят, то не узнают. Я намного заметнее вас, так что не будем полагаться на удачу и разойдемся сейчас.

Халдей посмотрел на горы, потом снова на Евгенидиса.

— Я смог спуститься вниз, — сказал Вор. — Теперь проверим, как у меня получится подняться вверх.

— Но должен быть более простой способ, — сказал халдей. — Хотя я не буду слишком переживать, если ты свалишься со скалы и разобьешься в лепешку, — добавил он.

Евгенидис насмешливо улыбнулся, это была первая искренняя улыбка за весь день.

— Есть множество простых способов, но они не помогут мне оказаться дома в назначенный срок. Наслаждайтесь отдыхом. Вас будут охранять, но солдатам приказали быть гостеприимными без членовредительства. Вы наш почетный гость, — сообщил Евгенидис, отходя от колесницы и кивая вознице.

— Как долго? — спросил халдей, когда колесница стала разворачиваться на узкой дороге.

Евгенидис пожал плечами, когда лошади рванулись с места в карьер.

Узнав, что корабли Суниса потоплены в собственной гавани, Аттолия первым делом послала за своим старшим шпионом. Ходили слухи, что диверсию осуществили несколько человек, одетых моряками и вернувшихся на свои корабли, чтобы отпустить на праздник несущих вахту офицеров. Они легко взошли на борт, и никто не смог ограничить их доступ к пороховым погребам. Тем не менее, царица желала как можно подробнее узнать о диверсантах. Не было ли среди них однорукого?

— Он не выходил из своей комнаты, Ваше Величество.

— У него есть слуги, которые приносят ему еду, помогают одеваться утром, забирают грязное белье, выносят ночной горшок? Кто-нибудь из них получает от тебя жалование? Есть ли хоть один человек, который своими глазами видел Евгенидиса в его комнате?

— Нет, Ваше Величество, но….

— Тогда ты не можешь быть уверенным, что он все еще там, не так ли?

— Нет, Ваше Величество, но….

— Но что, Релиус?

Секретарь осторожно перевел дух.

— У нас нет никаких доказательств, Ваше Величество, что Вор выходил из своей комнаты в последние несколько недель. У нас есть достоверное сообщение, что он поссорился с царицей, и она теперь не желает говорить о нем. Кроме того, Ваше Величество, в это дело вовлечены несколько человек, а в прошлом Вор всегда работал один. Мы даже не уверены, что это дело рук эддисийцев. Халдей исчез, а его ученик заявил, что он вступил в сговор с нами. Мы знаем, что это неправда, но это все, что нам известно. Мы не знаем, чьи это люди.

— А кто еще это мог быть? — спросила царица.

Секретарь продолжал нерешительно, осторожно подбирая слова. Его царица в последнее время осыпала милостями мидийского посла, и он не хотел рассердить ее.

— Существует также Мидия, интересы которой необходимо учитывать, Ваше Величество. Ей не выгоден прочный союз между Сунисом и Аттолией.

— Это правда, — согласилась Аттолия, откидываясь на спинку трона. — Посмотрим, где объявится халдей.

Через несколько дней после гибели флота Суниса пираты совершили набег и сожгли два самых важных его порта на островах. С момента закрытия Эддисом караванного пути через горы пиратство все шире распространялось у берегов Срединного моря. Торговцы, перевозящие свои товары морским путем были лакомой добычей, и любой капитан в любой момент мог сменить свой флаг на пиратский для захвата более слабого конкурента, а потом вернуться домой под видом честного купца.

Эти новые пираты работали в одиночку и охотились на отбившиеся от караванов суда. Поэтому никто не ожидал, что они объединят свои силы. Многие из островов еще не сделали выводы из гибели военного флота Суниса и не приняли даже элементарных мер предосторожности против морских разбойников. Их гавани были открыты, их города по ночам охранялись только сторожами, патрулировавшими улицы в поисках пьяниц и грабителей. Пираты высадились без предупреждения, ограбили и подожгли склады вдоль доков, а многие горожане так и спали в своих постелях. Проснувшимся гражданам оставалось только радоваться, что их не поубивали во сне. Они послали своему царю возмущенные призывы о помощи, но услышали в ответ только, что у Суниса не было возможности защитить их, а нападающие, скорее всего, были не пиратами, а аттолийскими военными кораблями, под фальшивыми флагами.

Чтобы отомстить, уцелевшие корабли Суниса напали на один из небольших аттолийских островов и сожгли несколько городов. Все надежды на союз рухнули. Аттолия перебазировала свой военный флот, чтобы защититься от нападений с моря, но оставила большую часть войска в горах.

Взяв обратно все свои угрозы, Сунис обратился к Эддису с просьбами о дереве для нового флота. Царь лично беседовал с послом Эддиса и узнал, что царица еще осенью наняла оружейных мастеров и в течение зимы переоборудовала свои литейные цеха, чтобы производить пушки вместо чугунных болванок, которые до сих пор поставлялись на Полуостров. Она была в состоянии обеспечить Сунис оружием, необходимым для вооружения новых кораблей, но выразила разумное нежелание продавать пушки, которые могут быть использованы против нее. Она потребовала демонстрации доброй воли, подтверждающей, что Сунис больше не станет союзником Аттолии.

Через месяц после катастрофы на празднике военного флота первые фургоны зерна покатили из Суниса в Эддис, а ослабленная эскадра царя захватила у Аттолии два ее самых уязвимых острова. Хиос и Сардиния были неплохим призом: два острова, небольших, но богатых мрамором и населенных умелыми ремесленниками. Они испокон веков являлись спорными территориями и переходили из рук в руки между двумя странами. Снова став их обладателем, Сунис не собирался возобновлять союзный договор с Аттолией, если в результате ему пришлось бы вернуть острова.