Сейф дьявола (роман и повести) - Йозеф Глюкселиг

— Послушай, Йозеф, а что, если мы все это обобщим и напишем статью?

— Ты думаешь, это опубликуют?

— Конечно, на следующей неделе…

Милош не договорил, потому что в палату вошел доктор Дворжачек и прямо от дверей обратился к Данде:

— Как вы себя чувствуете?

— Плохо, доктор. Я голодный как волк…

— Это хорошо. На обед вам дадут чашку бульона, и через несколько дней вы будете полностью здоровы.

— Так, значит, в пятницу меня выпишут?

— Ну, вы уж очень спешите, молодой человек. С такими травмами, как у вас, шутить опасно. Мы вас пока понаблюдаем…

Но и доктор Дворжачек не закончил фразу, так как вошла медицинская сестра:

— Прошу прощения, доктор, но только что позвонил доктор Стеглик из приемного покоя. Через несколько минут должен произвести посадку вертолет с раненым на борту. Срочно требуется ваша помощь.

— Хорошо. Сейчас иду.

— У вас тут есть даже вертолетная площадка? — улыбнулся капитан Штястный.

— Конечно, правда, это всего-навсего пятачок у корпуса, где расположено отделение микробиологии, но главное — там может сесть вертолет.

— Ну да, только я слышал, что после такой посадки белье, которое сушится в районе, прилегающем к госпиталю, разлетается во все стороны на сотни метров.

— Действительно, так говорят. Ну а как себя чувствуют остальные? Товарищ майор Кршеглик, вы тоже торопитесь домой?

— Ничего, оставшиеся два дня я уж как-нибудь переживу.

— А у меня, доктор, как я подозреваю, положение хуже, чем у других? — спросил Штястный.

— Почему вы так думаете, товарищ капитан? В начале следующей недели мы вас выпишем, вы поедете в санаторий, ну а потом сможете выступать хоть на Олимпийских играх.

— Мне не нужны Олимпийские игры, я хочу летать. Как вы считаете, я смогу вернуться в строй?

— В этих вопросах я не компетентен. Мы вас вылечим, а уж насчет дальнейшей службы будут принимать решение коллеги из Института авиационной медицины. Но, по моим данным, вы опять были в курилке?

— Доктор, в последний раз.

— Не шутите с этим, пожалуйста. Я вам говорю абсолютно серьезно: если не перестанете курить, то через несколько месяцев опять окажетесь у нас, и лечить вас будет намного сложнее.

— Я понял, доктор.

— Что касается вас, Броусек, то вам я тоже советую поменьше курить. Я слышал, что вы больше времени проводите в курилке, чем в палате. В пятницу мы вас выпишем и вы поедете в часть. До свидания, товарищи, пойду встречать вертолет. Интересно, кого это нам привезли?

Как только вертолет произвел посадку во дворе Центрального военного госпиталя, к нему подъехала санитарная машина. У вертолетной площадки уже стоял травматолог Стеглик. И пока санитары переносили молодого лесоруба из вертолета в машину, врач успел переговорить с коллегой Гертлем, сопровождавшим Кобеса:

— Что произошло?

— Взорвалась мина, он на нее наступил.

— Какие у него повреждения?

— Кроме множественных поверхностных ранений проникающее ранение в живот.

— Давали ему какие-нибудь лекарства? Делали внутривенное вливание?

— Нет, так как подозреваю внутрибрюшное кровотечение.

— Правильно. А как давление и пульс?

— Давление снижается, а пульс в последние четверть часа значительно участился.

— Да, похоже на внутрибрюшное кровотечение.

Пациента отвезли прямо в операционную. Бригада врачей и сестер заняла свои места. Было около пятнадцати часов. Осколок мины действительно проник глубоко внутрь тела, задел печень и правую почку. Доктор Дворжачек прежде всего сделал резекцию печени и удалил поврежденные почку и желчный пузырь.

В то время, когда доктор Стрейчек, ассистировавший Дворжачеку, накладывал швы на рану, Квета Дандова сидела у постели мужа и говорила то, что обычно говорят в больницах и госпиталях, когда в палате еще с полдюжины людей. Милош всячески ее успокаивал, убеждал, что ничего серьезного у него не находят и в самое ближайшее время обещают выписать.

— Кроме сломанного предплечья, — повторял он слова, услышанные от доктора во время утреннего обхода, — у меня только небольшие ушибы ребер. Через несколько дней я буду совершенно здоров.

— Почему же тебя госпитализировали? Ведь с переломом после наложения гипса отпускают домой?

— Врачи опасаются, что у меня начнет кровоточить селезенка. При ударе я мог ее повредить.

— А это не опасно?

— Я же тебе сказал, что страшного ничего нет. Просто меня оставили тут, чтобы понаблюдать, не возникнут ли какие-нибудь осложнения. Я чувствую себя сейчас хорошо. На обед съел бульон и теперь жду не дождусь ужина — у меня зверский аппетит.

— Я принесла тебе апельсины и бананы.

— Съем их позже, когда разрешат врачи.

— А когда тебя выпишут, они не говорили?

— Нет, сказали только, чтобы не торопился. Я считаю, что буду дома в следующую среду.

— Так, значит, в воскресенье…

— В воскресенье я еще буду здесь — это уж точно.

Потом они поговорили о том, как произошло несчастье, как реагировал на него их маленький сын и коллеги Данды из редакции.

— Любош Валек был у тебя? — спросила Квета.

— Нет, а что случилось?

— Вчера он обещал, что навестит тебя и позвонит мне, но я так и не дождалась его звонка.

— У него сейчас много забот, ведь в отделе он остался один, а нам надо сдавать в номер два репортажа. Кстати, позвони, пожалуйста, главному редактору и передай, что репортаж о летчиках я напишу.

— Ты с ума сошел! Хочешь писать о летчиках, находясь в госпитале?

— Не беспокойся, репортаж у меня почти готов. Видишь, в углу лежит симпатичный блондин? Это летчик. От него я узнал много интересных вещей. Пусть ко мне пришлют кого-нибудь из редакции в пятницу, во второй половине дня.

— Ты действительно ненормальный, Милош! Считаешь, что без тебя «АБЦ вояка» пропадет?

— Нет, я так не считаю. Просто представляю, как сейчас разрывается на части Валек.

Квета не успела ответить, потому что в палату вошел Валек:

— Добрый день!

— Ну вот, легок на помине. А мы только что о тебе говорили.

— Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, нормально. Я рассчитываю, что на следующей неделе меня выпишут.

— Тебе большой привет от всей редакции.

— Спасибо. Что говорит главный?

— А что ему говорить?

— Как дела у нас в отделе? Как ты управляешься?

— Пока плохо. Черник поехал вместо меня на тактические учения, а я должен ехать к летчикам. О них-то я и хотел с тобой потолковать. С кем ты договаривался о беседе?

— С майором Беднаржем из части истребителей-перехватчиков. Договаривались встретиться сегодня.

— Так вот, я там сегодня был, но Беднарж привел тысячу отговорок: и полеты ему мешают, и на заседание парткома нужно идти… В конце концов он подвел ко мне старшего лейтенанта, но тот оказался пижоном, каких свет не видывал. Завтра опять придется туда ехать.

— Не надо. Ко Дню авиации я сам напишу репортаж.

— У тебя есть материал? Откуда?

— Материал сам пришел ко мне. Там, в углу, лежит летчик, который рассказал мне столько, что этого достаточно, чтобы написать репортаж.

— Чудесно! А где ты будешь писать?

— Да прямо тут, в постели, только потом Яна должна будет перепечатать рукопись на машинке.

— Разумеется, я это организую. Когда можно приехать за рукописью?

— В пятницу, во второй половине дня.

— А раньше никак нельзя?

— Но, Любош, ведь Милош лежит в госпитале, а не сидит в редакции, — вступилась за мужа Квота.

— Да-да, конечно, извините. Так, значит, в пятницу, во второй половине дня. Ты даже не представляешь себе, как меня обрадовал! Не буду вас больше обременять своим присутствием, ведь вам наверняка есть о чем поговорить. До свидания, Милош, быстрее выздоравливай! — Он исчез так же внезапно, как и появился.

— Чем больше я узнаю этого Валека, тем менее симпатичным он мне кажется, — поморщилась Квета, — а ты, мой дорогой, становишься все глупее. Вместо того чтобы спокойно отдохнуть и подлечиться, таскаешь за него каштаны из огня.

— Может, ты и права.

В то время когда Квета Дандова собралась домой, операция была закончена, а Ян Кобес помещен в послеоперационную палату.

9

Два газика с трудом продвигались по лесной просеке, преодолевая бесконечные валуны и ухабы. Машины то и дело бросало из стороны в сторону.

Антонин Вондрачек бережно прижимал к груди большую сумку с фоторепортерским имуществом, и по страдальческому выражению его лица было видно, как он переживает за свою хрупкую и дорогостоящую оптику.

Сидя в машине, Черник думал, что лучше бы пройтись по этой так называемой дороге пешком. Поэтому он с радостью встретил слова Герберта Пешла, обращенные к водителю: