Побег при отягчающих обстоятельствах - Татьяна Алюшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пауза затянулась.
Егор не отвечал, не сделал шаг назад, приглашая войти, а, задумавшись, бесцеремонно ее рассматривал.
Бежевая стильная курточка на ней была расстегнута, демонстрируя тонкий свитерок, заправленный в джинсы, затянутые поясом, подчеркивающим тонкую талию, не по погоде легкие мокасины на ногах, не добавлявшие ей роста, производили впечатление стильной простоты.
Она изменилась, но он никак не мог определить, в чем именно.
Фигура осталась такой же, какой он помнил: полненькая, с удивительно тонкой талией, все те же длинные волосы оттенка темного меда, забранные в хвост, с выбившимися непокорными, светлыми прядками, подчеркивающими изысканность и утонченность лица и шеи.
Но, присмотревшись, понял, почувствовал, что в ней изменилось, и даже растерялся, обалдев. Она смотрела на него темно-синими, фиалковыми глазами, как смотрят те, кто готов идти в бой и, если понадобится, умереть, – спокойно-осатанело, решительно, когда перестают иметь значение общепринятые правила, пустая мораль, а остается нечто более ценное, единственно ценное в жизни. О господи!
Он знал, когда так смотрят, и видел не раз такое выражение глаз на войне, но это были здоровые мужики, и они воевали, а не хрупкие барышни, пришедшие из прошлого среди ночи.
Он понял: с ней что-то случилось, какая-то беда, и еще она очень устала – темные круги под глазами, бледное лицо, ввалившиеся щеки, вместе с волной решимости от нее исходили волны беспредельной усталости и чего-то столь непонятного, но, несомненно, вызывавшего априори уважение.
Странно, действительно странно!
– Проходи, – сдался он, отступая.
– Я сейчас. – Она метнулась, куда-то в сторону.
«Наверное, что-то оставила на окне», – понял он, радуясь небольшой передышке, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, успокаиваясь.
«Я ее выслушаю, вызову такси и отправлю домой», – решил Егор.
Вика вошла… держа на руках спящего ребенка, спокойно спросила:
– Куда его можно положить?
– Идем, – хрипло ответил Егор, устав удивляться, и злиться, и недоумевать, что происходит.
Он провел ее в гостевую спальню, указал на большую кровать и вышел из комнаты. Егор прошел в кухню, включил чайник, достал из холодильника какие-то продукты, не задумываясь зачем. Скорее всего, чтобы занять себя каким-нибудь делом. Он резал хлеб и прислушивался к звукам в квартире – вот она вышла из спальни, вернулась в прихожую, наверное, снять верхнюю одежду, легкие, еле слышные шаги стали приближаться к кухне.
Она вошла, устало села на диван, стоявший возле стола, и положила рядом рюкзак, который почему-то принесла с собой.
Егор, заварив чай на сей раз в заварном чайнике, поставил на стол тарелку с наскоро нарезанными бутербродами, чашки и, наливая ей чай, разбил затянувшуюся тишину и собственное недоумение вопросом:
– Когда ты спала последний раз?
– Не помню, – равнодушно-устало ответила Вика.
– А когда ела?
Она не ответила, взяла двумя руками чашку, согревая ладони.
Егор сел за стол, отпил чаю и приказал:
– Рассказывай!
А что валандаться? Пришла же она зачем-то через пять лет! Не чайку же попить в самом деле!
Она посмотрела на него в упор долгим изучающим взглядом и без переходов и пауз начала рассказывать. Он, внимательно слушая, встал, закурил, подошел к окну и сел на подоконник.
– Ты врач и, конечно, об этом слышал. Скажи мне, это возможно вообще? – спросила Вика.
– Да. Есть такой нелегальный бизнес. Но для донорства берут беспризорников, есть родители, которые сами продают детей. Те, кто занимается нелегальным изъятием органов, вряд ли рискнут брать их у детей из нормальных семей.
– Ты мне не веришь, – поняла она и даже кивнула утвердительно.
– Вика, я понимаю, что ты испугалась за сына, но делать такие выводы на основании подслушанного разговора – это несерьезно! Если бы ты слышала, о чем болтают мои медсестры на перекурах! Это не доказательство и не основание для побега из больницы, а других фактов у тебя нет!
– У меня есть факт, что здорового ребенка кладут в больницу и собираются оперировать! – спокойным, ровным тоном ответила она.
– Бывает, что болезнь протекает без внешних симптомов.
– Даже если она такая тяжелая, что надо срочно оперировать?
– Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть твои предположения, я не видел ребенка и его анализы.
– А я тебе покажу, – сказала Вика.
Она достала из рюкзака и положила на стол Степкину историю болезни.
Егор затушил сигарету в пепельнице, вернулся к столу, сел, притянул к себе бумаги и спросил:
– Стащила?
– Да, мне же нужны факты.
Он посмотрел на титульный лист и удивился: заполнен он был не по правилам – без даты рождения, фамилий и имен родителей и даты поступления. Там просто было написано: «Степан Шалый. 3 года» и адрес проживания.
«Недолго мучилась старушка… – всплыла у него в уме фраза из садистского детского стишка. – Ладно, проехали!»
Он прочитал заключение врача, просмотрел анализы и перевел тяжелый, осуждающий взгляд на Вику, но попридержал себя от резкого высказывания, ограничившись сухой констатацией:
– Ты зря сбежала из больницы. Он болен, и у него очень плохие анализы: белок в моче, явный воспалительный процесс, очень плохая кровь!
Вика сделала глоток чаю, осторожно, медленно поставила чашку на стол.
– Прочитай вслух, что написал этот Вениамин Андреевич, я не смогла разобрать.
– «Больной поступил с жалобами на частые позывы к мочеиспусканию и резкие боли, быстрая утомляемость, слабость, температура 37–38 градусов в течение длительного времени, повышенные нижние показатели артериального давления, потеря аппетита и веса, боли в поясничной части». – Егор перевел дыхание и заговорил с ней, как с пациенткой: мягко, но решительно: – Судя по симптомам, тяжелая почечная патология. Ему надо в больницу, Вика! Срочно!
– Егор! – глядя прямо ему в глаза, медленно и четко произнося слова, сказала она. – У него нет и не было температуры, в больнице никто не мерил ему давление и не ставил градусник. Он ни на что не жаловался, а когда я спрашивала, говорил, что у него ничего не болит. У Степки нет и никогда не было никакого частого и болезненного мочеиспускания, ничего из того, что здесь написано!
Вика поставила рюкзак на колени, порылась и извлекла из кармашка сигареты, закурила, опять полезла в рюкзак, вытащила белый конверт и протянула Егору.
– Теперь посмотри эти анализы!
Он достал цветные бланки и только тогда перевел взгляд с нее на листки и принялся изучать данные.
В «шапке» анализов были указаны имя, фамилия и возраст: 3 года.
«Я уже понял!» – одернул он себя и сосредоточился на цифрах в колонках.