Крылья и оковы материнской любви - Ева Весельницкая

Откуда это? Почему счастье и радость вдруг становятся жертвой и подвигом?

Давайте рассмотрим, что такое жертва и что такое подвиг.

Мы выросли в культуре, где страдание, «несчастность», почитается качествами благородными и достойными. Мы выросли в мире, где страдать и быть несчастным не стыдно, а порядочный человек просто не имеет права быть счастливым и довольным. До сих пор, хотя многие уже и источников не назовут и книжек тех не читали, люди не стесняются говорить или соглашаться с теми, кто так любит говорить, что мы выросли из гоголевской «Шинели» и из Достоевского. Такая культурно оправданная спекуляция. Благородство и достоинство не в преодолении, а в процессе. Может быть, это так и было, тогда, когда это было сказано, кстати, было это почти двести лет назад, однако мир изменился, изменились ценности, цивилизация обрушилась на нас кучей своих благ, освобождая людей от траты жизни на мелочи, на быт, на выживание. Жить уже не просто можно. Жить надо!

Да, беззаботный и не требующий никаких усилий Рай не наступил, да и не наступит, ничего не дается по щучьему велению, ничего не дается само собой. Какие замечательные сюжеты для желающих страдать!

В словарях древнерусского языка слово «подвиг» имеет много трактовок, но основное и главное, что подвиг – это долгое, трудное и бескорыстное дело. И только потом, гораздо позже оно обретает значение борьбы, военной победы. Так известное клише «материнский подвиг», бывшее когда-то совсем даже не клише, а обозначением и напоминанием, что, решаясь на материнство, женщина должна быть готова к долгому и бескорыстному труду, что быть матерью – это такая непростая работа, обрело со временем в бытовой культуре звучание чего-то героического, оттенок вполне воинственный, а следовательно, и спекулятивный.

За что же мы боремся и с чем воюем? Боремся чаще всего с ребенком, за него же и воюем. С кем воюем – да с ним же самим. И на этом фоне, в этом контексте напрочь теряется мысль о том, что мать рождает человека, у которого будет своя жизнь, своя судьба, и будет это какой-то другой, иногда совершенно не похожий на нее человек. Остается одно: «Я тебя родила, ты у меня будешь человеком, по образу и подобию моему», перехватывая у творца, или, если хотите, у реальности их функцию.

Да, я не единожды говорила и еще не раз повторю: для ребенка, маленького ребенка, родители – боги, всесильные и всевластные. Но мы-то взрослые, мы должны, обязаны, учитывая это и стараясь быть добрыми и справедливыми, помнить, что мы – люди, и то, что мы смогли и захотели дать биологическую жизнь и навыки жизни в мире людей и среди людей, не дает нам никакого права на судьбу ребенка, на его душу, на мир его переживаний и чувствований. Если уж идти совсем до конца, родители – это садовники, а не строители. Да, садовнику проще: если он любит тюльпаны, то он не будет сажать розовые кусты, чтобы потом обдирать с них листья, делая розу похожей на тюльпан. Но сходство в том, что хороший садовник знает, насколько даже растения одного сорта требуют индивидуального подхода, а из одинаковых семян можно вырастить небывалый по размеру или вкусу плод, а можно что-то чахлое и еле живое. Так что уж говорить о человеках? В ребенке, простите за банальность, как в зерне, в семечке, уже заложено, хоть и сокрыто пока от глаз, существо, которое пришло в мир. Это не безликий строительный материал, из которого хочу сарай постою, хочу – замок.

Принимая на себя подвиг, то есть долгий и бескорыстный труд по взращиванию человека, мы вступаем в мир неизвестного. Есть в жизни каждой матери такой трепетный, сакральный момент – первое знакомство с только что родившимся ребенком, первый взгляд, первая встреча. Да, конечно, успехи медицины практически лишили нас полного неведения, мы очень рано узнаем пол ребенка, какие-то его физические характеристики, наука в угоду конъюнктуре, моде, социальному запросу пытается влиять на то, родится мальчик или девочка. Но никакая супертехника не сообщит нам великую тайну того, что это будет за человек, какие у него будут таланты, какие сильные и слабые стороны, будет он веселым или задумчивым, активным лидером или тихим мечтателем. И в момент первой встречи, встречи с еще неизвестным новым миром, одна мать смотрит на ребенка и спрашивает: кто ты? Какой ты? А другая, не успев вглядеться и изумиться, уже рассказывает новому человеку, каким он будет, что станет делать, чем будет радовать родителей. Чувствуете разницу? Одного ждет сад, где готовы сделать все, чтобы это неведомое существо выросло, предъявив себя миру во всей пока еще никому неизвестной красе и силе, а для другого уже готова клетка, пусть и обитая мягкими подушками и убранная позолотой. Не хотите слова «клетка», назовите матрицей, созданной из требований, ожиданий и соответствий.

Вот тут и происходит расхождение в понимании смысла и содержания материнского труда. Один путь – дело кропотливого ненасильственного раскрытия неповторимой индивидуальности, тщательный подбор наиболее подходящего вооружения, создание ситуаций для получения необходимого практического жизненного опыта, выверенная и последовательная, обязательно последовательная, система требований, создание пространства ожиданий, сбалансированная система запретов и поощрений, наука создания и поддержания мотиваций и освоение навыков соответствия самому себе. Это путь улитки, которая движется медленно, но движение ее не знает пауз, потому что только так улитка проходит по лезвию бритвы. Этот путь требует от женщины гармоничного сочетания безусловной любви и глубоких знаний, умения радоваться процессу, взаимному процессу познания матерью и ребенком друг друга, и непривязанности к результату.

Другой путь – дело борьбы за максимальное соответствие ребенка тем требованиям и ожиданиям, которые для него заранее приготовлены. «Ты наш. Ты мой. Откуда ты можешь знать, что тебе лучше? Откуда ты можешь знать, чего ты хочешь и вообще, откуда ты знаешь, что надо хотеть?»

Слышите звон шпаг, видите собрание родственников, которые на военном совете решают, как вразумить, как заставить, как победить? Победить это неправильное существо, каким-то ошибочным путем пришедшее в наш мир. Вот оно, великое страдание. Вот повод для жалоб, для поиска сочувствия, для просьб и требований помощи в борьбе. Посочувствуйте, люди добрые, не повезло, нет благодарности за все мои страдания. Я же его в муках рожала, помните! Как будто кто-то рожает иначе. Но что интересно, муки здоровых нормально проходящих родов забываются почти мгновенно. Кто бы иначе стал рожать повторно или в третий раз. Помнят их или, вернее, спекулируют ими те женщины, которые превратили свое материнство в героический поступок, которые не находят радости, творчества, удовлетворения в процессе, в процессе, чуть не сказала «воспитания», нет, в данном случае, чтобы подчеркнуть смысл, лучше будет сказать в процессе взращивания и обязательно одновременно происходящем процессе собственного ученичества и творчества. Прочтите «Похороните меня за плинтусом» Павла Санаева. Лучше не рассказать.

А право и силу на эти страдания и на эту борьбу всегда можно почерпнуть в окружении, в социально-психологическом мире, который в таком случае представляют родители. И делает все это мать с ребенком не для себя и, что самое страшное, не для него. Делает она это все для «Нас», для нашего клана, для нашего мира, для страны, выбирайте масштаб – и тогда с чистой совестью и полным правом можно требовать помощи, можно даже признать поражение и предложить социуму: тебе нужен новый винтик? Забирайте, вы мне поручили, но подсунули уж какое-то слишком сложное задание, ну не справилась я, не смогла, берите, доделывайте, пользуйтесь. И берут, и доделывают, как могут, и пользуются, если удалось, или выбраковывают, если не справились.

Я готова услышать закономерный вопрос: а что, на пути взращивания ребенка не надо учить, как жить среди людей, для него что, нет правил и порядка, нет «надо» и необходимостей? Я уже говорила и повторюсь: есть, обязательно есть. Взращивая неповторимость и индивидуальность, мы тем более тщательно вооружаем его знаниями и умениями для жизни среди людей, для достижения своих целей, для нахождения компромиссов и умения идти к цели, а еще умениями во всей этой обязательно существующей в социальной жизни, борьбе и соревновании, сохранять самое драгоценное – самого себя для себя. Потому что только обладающий собой для себя может быть свободен, поскольку свобода идет изнутри. Процесс взращивания создает внутреннюю жизнь ребенка и опору взрослому человеку, а навыки для внешней жизни, кто спорит об их надобности, они – непременное условие успешной реализации человека.

Мир, который она дала

Источник силы: мир, в который она привела.

Мать может и должна заботиться о том, в какой мир она приведет ребенка, потому что, как ни выкручивайся, как ни притворяйся, все равно никакая мать не может дать ребенку ничего, кроме мира, в котором живет она сама. И это не обреченность и не инфернальность, это факт. По большому счету ничего у нас больше нет. Будет это мир любви и заботы, или мир, где деньгами и несчетным количеством вещей и подарков измеряются отношения, или мир, полный трудов, ссор, ошибок, нереализованных планов… Но чаще всего это мир, в котором намешано всего понемножку.