Крылья и оковы материнской любви - Ева Весельницкая

Если это счастье, то это некое событие, которое происходит в жизни женщины, потому что она этого хочет, она об этом мечтает, у нее есть какие-то ценности, которые она этим поступком и этим событием реализует, у нее есть потребность продолжить род, иметь ребенка, воспитать человека, испытать эту радость творчества, созидания, увидеть, как этот ребенок растет, как раскрываются в нем какие-то новые грани… Потому что рожденное существо – целая вселенная, чудо. Когда новый человек появляется, это всегда чудо, ведь никогда нельзя до конца просчитать, что будет. Невозможно, это действительно сакральное событие.

Сегодня заранее можно определить пол ребенка, но все равно невозможно определить, ни какие у него будут глазки, ни какие у него будут ручки, ни на кого он будет больше похож: на маму или на папу, ни какой у него будет характер. И поиск этих родственных черт, открытие его каких-то талантов, способностей, это все и есть счастье исследования человеческой вселенной. И у матери в этом смысле имеется некоторая божественная позиция. Она напрямую участвует в сотворении нового мира, сотворении нового человека, создании условий для его жизни. Не сломать, не испортить, не убить, не покалечить, а открыть, раскрыть, дать возможность этой новой вселенной, которая приходит через тебя, проявиться. Ведь каждый человек зачем-то приходит в этот мир, и чтобы «зачем-то», зачем именно этот ребенок пришел в мир, воплотилось, может помочь только мать. Понятно, и все остальные взрослые, которые рядом. Но именно мать методом прямой, непосредственной передачи представлений о мире, о добре и зле, в общем, всей нравственной линии, которая таит в себе загадку даже для философов, открывает ребенку мир его будущей жизни. Именно от матери ожидается, что она будет носителем главных нравственных устоев, представлений о мире, которые этот ребенок получит.

Вот это все, и многое еще, наверное, другое укладывается у меня в представление о том, что такое вообще это счастье, особенно для женщины, которая понимает, что она делает, которая хочет иметь ребенка не только потому, что этого требует ее биология, а потому что она, как человек, душевно к этому готова и интеллектуально видит в этом смысл.

Говорят, что даже физиология работает так, что если женщина действительно до конца не хочет ребенка, он не зачинается. Не зря бывают ситуации, когда два здоровых человека, мужчина и женщина, находясь в браке и вроде бы желая ребенка, не могут, не получается. Они расходятся, встречают другого партнера, и у обоих все хорошо. Не совпало, не судьба, не должен через этих людей прийти человек, а через этих должен. Почему-то дети не рождаются, не рождаются, врачи не находят причину, все непонятно, все вроде хорошо, а через десять лет появляется ребенок.

Это же все равно сакрально. Слава богу, это та территория, где до конца вмешаться невозможно. И что это будет за человек, никогда неизвестно. Хоть десять детей у женщины, все равно каждый из них – отдельная, самобытная личность. Да, у них будут какие-то общие, семейные, генетические черты, лица могут быть похожи, и какие-то привычки, которые внедряются, и все равно это будут разные люди. И это всегда счастье познания и творчество.

И вот рядом с этим всем, с такой же силой, с таким же очень сильным давлением внешнего мира все время говорится: «Будьте готовы к жертве».

Все время на женщину возлагаются такие ожидания, конечно, не требования, потому что наказания за это, кроме общественного порицания, если только она не посягала на жизнь собственного ребенка, не будет, но обязательно будет общественное порицание. Ожидается, что женщина будет жертвовать своими интересами, своей карьерой, очень часто своей частной жизнью, любовью, какими-то отношениями, ради ребенка. Зачем обществу нужно, чтобы у ребенка была несчастная мать? Потерявшая все, всем пожертвовавшая, зависимая и несамостоятельная?

Получается, общество ждет, что рождение ребенка отменит в определенном смысле жизнь женщины, снизит уровень ее притязаний до единственного – материнства. Ожидание выдает целый список того, чем она должна пожертвовать, что было частью ее жизни. Ей хотелось путешествовать, учиться, делать карьеру, заниматься собой и хорошо выглядеть, ей хотелось, если не сложились отношения с отцом этого ребенка, новых отношений, добиться уважения людей, признания, самовыражения, самореализации, самоутверждения, – всего чего угодно. Это то, ради чего люди живут, и все это должно отмениться и сосредоточиться, свернуться в деятельность по воспитанию ребенка. Здесь и есть твое место самопознания, самовыражения, самореализации, мы в своих детях должны почему-то продолжаться, реализовываться. Отсюда все это наваливается и на детей.

Но не кажется ли вам, что мы живем уже совсем в другом мире? Напоминаю – XXI век на дворе. Борьба за равноправие в цивилизованных странах практически закончилась, и вообще очень похоже, что женщины победили. Просто какая-то история про Дракона. Мятежник пал, да здравствует Дракон!

Кто это придумал? Откуда это взялось? Как говорят молодой матери: «А что ты думала, это тебе игрушки?», «О чем ты думаешь, ты занята карьерой, сколько ты видишь своих детей?» Это все плохо, плохо, плохо… Рядом с этим стоит огромное количество женщин, достигших очень многого в социуме, у которых есть дети. Нормально выросшие. Почему дети не должны гордиться своими матерями?

Мы упираемся в такую вещь: какой мир дает ребенку женщина, которая смотрит на него и понимает, что он – причина крушения всех ее мечтаний, планов, вообще представлений о том, как ей жить?

О какой любви после этого можно говорить? Это же не любовь тогда, это крест. Вся психологическая, архетипическая картина, которая за этим стоит, если материнство – жертва, то ребенок, во имя которого приносится жертва, – это крест. А крест – это, извините меня, вынужденность. Никто от избытка, от собственного удовольствия не несет свой крест. Это наказание, это вынужденность, это некое страдание, хорошо, если человек понимает хотя бы, ради чего. Тот первый, который нес свой крест на Голгофу, мы все надеемся, что он точно знал, зачем. Но ребенок – это что, такой же крест?!

Крест или выбор?

Путы хаоса: ты родился и забрал мою жизнь.

Какой же смысл будет у этой женщины в ребенке? Чем он будет для нее? Причина всех ее бед, причина всех ее несчастий? Причина ее недовольства собственной жизнью?

«Если уж я пожертвовала всей жизнью, всем, что могло из меня получиться, ради тебя, то попробуй не оправдать всех моих ожиданий! Ради чего тогда я жертвовала? Ты не можешь быть сантехником, дворником, столяром» или, там, я не знаю, что для женщины самый больший минус. «Нет, ты у меня будешь музыкантом, я всегда хотела заниматься музыкой», «Ты у меня пойдешь в медицину, потому что я из-за тебя не смогла окончить медицинский институт, так и осталась медсестрой»… Заведомо ни о какой любви, особенно любви безусловной, не может быть и речи. Нет в схеме жертвенности места для любви, для снятия дистанции между одним человеком, в данном случае матерью, и другим человеком, ребенком, когда приятие взаимное, абсолютное, полное, безоценочное является источником и силы, и счастья, и энергии, и взаимной поддержки, учебы, знания, потому что другой человек – это знание…

О каком счастье может идти речь, если это существо рождается в определенную сразу матрицу оправданий чьей-то жертвы?

Я прекрасно понимаю, что чем дальше, чем свободнее становится социальный мир, чем больше он дает возможностей для реализации, чем больше экономическая свобода женщины, тем больше у молодых женщин бешеное сопротивление тому, чтобы рожать детей. И сопротивление это спровоцировано бредом, пришедшим непонятно откуда, абсолютно не соответствующим современной жизни, современному миру, и я не верю, что он когда-нибудь чему-нибудь соответствовал. Просто страх – это всегда способ управления, и он поддерживался церковью, как системой управления: женщина да убоится мужа, да прилепится…

Но ведь стоит просто вопрос экономической зависимости женщин, больше ничего. Это к вере, к слову этого великого человека, взявшего свой крест по собственной воле, а не потому, что ему велели, не имеет никакого отношения. К любви, которая проповедовалась, тоже не имеет никакого отношения. И как это все соединяется с XXI веком, с разговором о свободном выборе свободного человека? Какая может быть жертва у свободного человека? Это не будет жертва, это будет свободный выбор.

Посмотрим. Рождается ребенок, и женщина понимает, что она не справится сейчас одновременно с двумя важными делами: строить карьеру и растить ребенка, и не хочет или не может в силу экономических обстоятельств отдать его кому-то. Она принимает решение, что это ее ребенок, она делает выбор его рожать и не отдавать его в первые годы кому-то. Потому что это будет тогда не ею выкормленный, не ее ребенок, а ребенок тех пусть даже самых замечательных нянь – а если не замечательных? – или замечательных бабушек – а если не замечательных? И вот женщина делает выбор рожать, растить и воспитывать и это ее «хочу». Но не жертва! Это ее решение, а не взваливание на себя креста. Мы живем дольше, мы очень долго не чувствуем, что наша жизнь уже закончилась, у нас большая перспектива для самореализации, просто для радости жизни. А в силу этого мы вольны – не вольны. Тогда женщина решает, что – да, она делает этот выбор, она взвешивает, что вот здесь сейчас ей действительно важнее, она этого хочет, а там как получится. Если ее «хочу» карьерное или творческое сильно, то в эту жизнь прекрасно впишется и ребенок. Совершенно замечательно вырастают дети у мам, много работающих. У мамы-художницы ребенок может тут же сидеть в мастерской, что-то такое рисовать, и ничего, это будет только прекрасно, потому что с начала жизни возникают общие переживания, и на работу с собой берут, и книги пишут, и тут же дети крутятся и разговаривают, и рассказывают детям, и договариваются об их совместной жизни, что «вот это у меня работа, это у тебя работа». Когда ребенок взрослеет и должен идти в школу – «это наша общая жизнь, в которой у каждого есть свои обязанности, но обязательно должны быть и права». И такая мать найдет время для общения с ребенком.