Хорошая девочка должна умереть - Джексон Холли

На пальцах скрипела пыль от мелка, сухая и колючая. Вот только ее быть не могло, потому что Пиппа уже проснулась. Глаза были сухими и колючими, но пальцы чистыми. Она резко села.

В комнате царила тьма.

Она уснула?

Похоже, что так, иначе как она могла увидеть сон?

Тот по-прежнему крутился в голове, будто события разворачивались минуту назад. Но ей ведь привиделось, правда?..

Все казалось до ужаса реальным. Тяжесть в сложенных вместе ладонях, еще теплая и пульсирующая в прохладе ночи. Гладкие перья под пальцами. Отсутствующие глаза — потому что не было головы. Пиппа шла по дорожке возле дома, держа в руках маленькую мертвую птицу, такую мягкую, что ее не хотелось отпускать. Однако голубя пришлось положить на асфальт, подвинув так, чтобы голова, будь она на месте, смотрела прямиком в окна ее спальни. Чтобы видела сквозь щели в занавесках, как Пиппа спит в своей кровати, находясь одновременно и здесь, и там.

Это было еще не все. Предстояло немало других дел. Очень важных. В руке возник мелок, на ощупь не такой приятный, как голубь. Откуда он взялся? Пиппа не имела ни малейшего представления, зато знала, зачем он нужен. Она отошла назад, вспоминая, где рисунки были в прошлый раз. Сделала три шага вперед по направлению к дому. Вот здесь самое место.

Колени замерзли на холодной дорожке, мелок истерся, пальцы покраснели и ободрались о шершавые камни. Сперва ноги. Потом тело. Руки. И никакой головы. На асфальт одна за другой легли пять фигурок, которые в пляске медленно приближались к Пиппе, мирно спящей в своей постели. Интересно, согласится ли она станцевать вместе с ними?

Пиппа закончила рисовать, и мелок с тихим стуком выпал из рук. На пальцах осталась пыль, сухая и колючая.

Потом Пиппа вырвалась из сна и принялась разглядывать руки, гадая, что было взаправду, а что нет. Сердце торопливо стучало, сводя на нет все ее старания.

Она посмотрела на часы. 4:32. Надо спать, она легла всего два часа назад. В это время ночь всегда к ней безжалостна. Без посторонней помощи не уснуть.

Пиппа взглянула сквозь темноту на ящик стола. Что толку бороться? Она сбросила одеяло, и холодный воздух, полный невидимых челюстей, впился в открытую кожу.

Пиппа порылась в ящике, подняла фальшивое дно и нашарила внизу маленький пластиковый пакет. Оставалось совсем немного. Скоро придется снова писать Люку Итону и просить новую порцию. Одноразовые телефоны уже ждали, выстроившись в ряд.

А как же «последний раз»?..

Пиппа проглотила таблетку и закусила губу. Она постоянно давала себе обещания по самым разным поводам. Не врала, искренне верила, что сдержит слово. И всякий раз проигрывала…

Впрочем, неважно, скоро все закончится. Станет как прежде. У нее есть план, он обязательно сработает. Жизнь сама подсунула ей шанс все исправить. Рисунки, дохлые голуби, человек, который за ней следит… Практически подарок судьбы. Надо доказать Хокинсу, что он не прав. Раскрыть последнее дело. На сей раз жертвой будет сама Пиппа. Не Энди Белл, не Сэл Сингх, не Эллиот Уорд или Бекка Белл; не Джейми Рейнольдс, или Чарли Грин, или Стэнли Форбс; не Джейн Доу. Игра будет идти по совершенно другим правилам.

Пиппа — и против нее все остальные.

Надо спастись, чтобы спасти себя.

Глава двенадцатая

В этом есть нечто волнующее: наблюдать за человеком, который не подозревает, что ты рядом. Когда ты для него невидим.

Из окна своей комнаты Пиппа видела, как к дому идет Рави. Руки засунуты в карманы, волосы растрепаны, словно после сна, а еще он странно двигал челюстью, будто жевал воздух. Или напевал под нос. Пиппа никогда не видела, чтобы он так делал. Сейчас Рави был совершенно другим: он думал, что его никто не видит.

Пиппа разглядывала его, подмечая мелкие детали. Улыбнулась про себя: интересно, что за песню он поет? Наверное, такого Рави она тоже смогла бы полюбить, хотя ей не хватало выражения его глаз, когда он на нее смотрит.

Потом все закончилось. Раздался знакомый стук в дверь, но Пиппа даже не пошевелилась. Надо сидеть на месте и следить за дорогой. Отчим дома, он откроет. Он любил встречать Рави. Вечно отпускал странные шуточки, заводил разговор про футбол, расспрашивал про стажировку, похлопывал Рави по спине. Тот в это время снимал ботинки и аккуратно ставил их у дверей, засовывая шнурки внутрь, и изредка посмеивался. Именно этого Пиппе и не хватало: мелких, вроде бы незначительных деталей, отличавших нормальную жизнь. Если она спустится, то все испортит: при ней они станут вести себя иначе.

Пиппа моргнула, глаза наполнились слезами: она слишком долго смотрела в одну точку. Солнце слепило сквозь окно.

Она слышала, как Рави неторопливо поднимается по ступенькам, и сердце застучало быстрее. Быстрее в хорошем смысле — не как это порой бывает.

Нет, об этом сейчас лучше не думать. Зачем портить удачный момент?

— Привет, сержант! — сказал Рави, со скрипом распахивая дверь комнаты. — Агент Рави явился, к исполнению обязанностей бойфренда готов!

— Привет, агент Рави, — отозвалась Пиппа.

Стекло запотело от ее дыхания. Губы упрямо растягивались в улыбке.

— Понятно, — протянул он. — Даже не оглянулась и не посмотрела. Не обняла, не поцеловала. Не сказала: «О, Рави, дорогой, ты так красив нынче утром, от тебя вкусно пахнет». О, Пиппа, милая, ты очень внимательна. Купил новый дезодорант. — Повисла пауза. — Нет, серьезно. Что ты делаешь? Ты вообще меня слышишь? Или я призрак? Ау?

— Прости, — сказала она, глядя перед собой. — Я… смотрю на дорожку.

— Что?

— Смотрю на дорожку, — повторила она собственному отражению.

Матрас рядом с ней прогнулся, и сила гравитации потянула Пиппу в сторону. Рави встал на колени, оперся о подоконник и тоже, как Пиппа, уставился в окно.

— На что смотришь? — спросил он.

Она рискнула украдкой бросить на него взгляд и увидела, как солнце блестит в его глазах.

— На… на птиц. На голубей. Я рассыпала хлебные крошки перед домом, на том самом месте, где нашла мертвых птиц. А еще разложила в траве кусочки ветчины.

— Молодец, — в замешательстве кивнул Рави. — А зачем?

Она ткнула его локтем. Разве не понятно?

— Затем, — начала она, выразительно подчеркивая каждое слово, — что хочу доказать ошибку Хокинса. Это не кошки. Я приготовила для них идеальную приманку. Кошки ведь любят ветчину? Хокинс не прав, я не сумасшедшая.

Пиппу разбудил яркий свет, проникавший сквозь щели в занавесках. Спросонья в медикаментозном дурмане ей в голову пришла гениальная мысль провести эксперимент, но теперь, глядя на Рави, Пиппа засомневалась, что это было хорошей идеей. Она чувствовала на себе его взгляд. Зачем он на нее смотрит? Пусть лучше помогает ей и тоже следит за птицами!

— Эй, — тихо, почти шепотом позвал Рави.

Пиппа не слышала, что он сказал дальше: в небе мелькнул темный силуэт, отбросивший на дорожку крылатую тень. Птица спикировала вниз, приземлилась на сучковатые ноги и начала клевать хлеб.

— Не то, — вздохнула она. Это был не голубь. — Тупая сорока, — прошипела Пиппа, глядя, как та подбирает крошки.

— Одна сорока — к печали, — вспомнил Рави детский стишок.

— Уж печали-то в Литтл-Килтоне предостаточно, — отозвалась Пиппа, когда птица взяла третий кусочек хлеба. — Эй! — внезапно, сама того не ожидая, крикнула она и принялась стучать в окно. — Эй, уходи! Ты все испортишь!

Руки замолотили по стеклу с такой силой, что оно задрожало.

— Уходи!

Сорока подпрыгнула и улетела.

— Эй, эй, эй! — вмешался Рави, ловя ее руки. — Эй! — повторил он.

Говорил он резко, качая головой; крепко сжимал ей ладони, но большим пальцем мягко гладил по запястью.

— Рави, мне за тобой не видно окна, — укорила Пиппа, вытягивая шею.

— Тебе не надо туда смотреть. — Он приподнял ей подбородок, заставляя повернуть голову. — Пожалуйста, послушай. — Он вздохнул. — Не надо так делать, это вредно. Правда.