Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг. - Гаралд Граф

Ещё находясь на стапеле, Ты уже привлекал к себе внимание всего мира. Ты был гордостью своих строителей. Тобою все любовались как совершенством судостроительной техники. На пробе Ты превзошёл ожидания, дав больший ход, чем все предполагали.

Вот Ты в строю, и Балтийский флот гордится Тобою как лучшим кораблём. Государь назначает смотр и идёт на Тебе в море. Под императорским брейд–вымпелом Ты гордо, будто сознавая, кого несёшь на себе, летишь вперёд.

Государю Ты очень понравился, и с большим интересом он всего Тебя осмотрел, побывав и в турбинных отделениях, и в кочегарках.

Война. С первых же дней её Ты — всегда впереди. Без Тебя не проходит ни одной операции, ни одного похода. Ты всё время в Рижском заливе, где сосредоточивается главная борьба.

С начала весны, при не растаявшем ещё льде, и до зимы Ты непрерывно плавал. Штормы, туманы, пурга — ничто Тебя не останавливало. Днём и ночью, по первому же зову, Ты был готов сняться с якоря. Ты бесшумно скользил в темноте ночей, неся во вражеские воды свои гибельные мины. Часто Ты возвращался совершенно обледенелый, но неизменно счастливый и гордый выполненной задачей.

Ты был неуязвим. Ни мины, ни снаряды, ни бомбы не коснулись Тебя, и как заворожённый. Ты ходил среди заграждений. Сам же, участвуя в боях, перестрелках и постановках мин, Ты нанёс противнику тяжкий вред: от Твоих мин и снарядов погибло и потерпело повреждения не менее двенадцати его кораблей.

Твоя жизнь была краткой, но яркой [26]. Ты сумел поддержать славу и традиции порт–артурского крейсера. Дай Бог, чтобы на той высоте, на какой Ты был, оказался и будущий «Новик».

Пронеслись годы, иТы превратился в старика. Может быть, Ты уже и не увидишь возрождения Царской России и её флота. Передай же преемнику своего имени Твою душу, Твоё счастье и лихость. Да будет тот «Новик» самым лучшим, быстроходным и красивым кораблём нашего флота! Пусть Твоё имя говорит флоту о великих и страдных днях, пережитых Тобою, говорит о Твоей безупречной службе Царю и России.

III

Этот выборный орган встал между командным составом и матросами. По идее он должен был ведать только вопросами внутренней жизни команды: распределением на работы, кормлением, съездом на берег и наказаниями. Однако вскоре комитеты стали вмешиваться во все решительно распоряжения по кораблю. Несмотря на военное время, они созывали общее собрание команды для обсуждения приказа о выходе в море, выносили порицания и выговоры всем офицерам, не исключая и командира, и так далее; попутно решался и какой- либо политический вопрос государственного значения. Резолюции публиковались обыкновенно в одном из демократических органов. Бывало, например, что судовой комитет от имени команды какого‑нибудь сторожевого судна «Куница», состоявшей всего из двадцати человек, требовал немедленного заключения мира «без аннексий и контрибуций», передачи всей власти советам или ещё что‑нибудь в том же роде, причём заявлял, что готов с оружием в руках поддержать эти требования.

Чем дальше шло углубление революции, тем больше комитеты забирали в свои руки власть. Главным образом они старались «показать свои права» командному составу, авторитет которого благодаря этому падал с каждым днём. Среди матросов комитеты, за редким исключением, пользовались большим влиянием. Но и тут всё шло гладко только до тех пор, пока их распоряжения не шли вразрез с желаниями команды. Едва лишь выносились неприятные постановления, вроде ограничения съезда на берег или увольнения в отпуск, требования исполнения некоторых обязанностей, наложения наказаний и так далее, как сейчас же шёл ропот и начинались требования о переизбрании комитета.

В первое время в комитеты выбирались наибольшие крикуны, особенно проявившие себя во время переворота. Вскоре, однако, ввиду возникновения всевозможных революционных организаций — комиссий, съездов и тому подобных, требовавших ежедневно всё новых и новых представителей от кораблей, все они разъехались. На кораблях остался хотя и более спокойный элемент, но совсем серый, который не мог сам разобраться в возникающих вопросах. Он слепо действовал по указаниям центральной инстанции, которая сосредоточивалась сначала в местных советах депутатов, а потом в Центральном комитете Балтийского флота, или же следовал нашёптываниям негласных агентов большевиков.

Бывали случаи, что в состав комитета выбирались и офицеры, которые пользовались любовью команды; тогда, если они были энергичны, им легко удавалось руководить комитетом и проводить в нем любое решение. Впрочем, они держались там недолго и забаллотировывались при следующих же выборах. Упорная агитация достигала своей цели.

Чем дальше шло время, тем реже становились случаи выбора офицеров; комитеты уже состояли исключительно из матросов.

Центральный комитет Балтийского моря, или сокращённо — «Центробалт», возник несколько позднее и состоял из уполномоченных от отдельных частей флота и портов, например: бригад линейных кораблей и крейсеров, Минной дивизии, Кронштадтского порта и так далее. Устав его был выработан на первом съезде представителей Балтийского флота в Гельсингфорсе. Центробалт сразу же стал домогаться полноты власти и вёл непрерывную борьбу со штабом флота и самим командующим. Имея энергичную поддержку в центральных революционных инстанциях, он понемногу стал захватывать административную часть, а впоследствии даже добился того, что должность командующего флотом была вообще уничтожена и вся власть передана ему [27]. Соответственно с ростом значения Центробалта увеличивался и его состав, почти исключительно состоявший из матросов (только вначале там был один офицер). Раньше скромно ютившийся на пароходике «Виола», он забрал теперь в своё распоряжение императорскую яхту «Полярная Звезда», а потом — и «Штандарт».

Члены Центробалта по своему умственному развитию были несколько выше комитетов, но настроены значительно резче в революционном духе. В специальных вопросах техники морского дела они ровным счётом ничего не смыслили. На этот комитет возлагались все отрасли управления флотом, кроме одной — оперативной; главным образом, конечно, политические дела.

Вопросы разбирались секциями; незначительные — ими же и решались, а более важные обсуждались на «пленарном» заседании всего комитета. Если вопрос был чрезвычайной важности, когда комитет не хотел брать на себя всей ответственности, то назначалось общее собрание вместе с судовыми комитетами или представителями от различных кораблей.

Мне пришлось быть на одном «пленарном» заседании Центробалта на «Штандарте». В столовой яхты, ещё совсем недавно роскошной, а теперь уже сильно загрязнённой, сидело около тридцати человек, весьма мало похожих на матросов. Это были какие‑то дегенераты, с невероятными причёсками, одетые, как придётся: кто — просто в тельниках, кто — в синих фланелевых рубахах «навыпуск» и так далее. Часть из них сидела, развалясь, вокруг стола и нещадно дымила папиросами; другие же полулежали на диванах вдоль стен. Председатель, читая рассматриваемые вопросы, часто путал содержание и немилосердно коверкал сложные слова; произношение их, видимо, доставляло ему огромное удовольствие. Когда дело шло о каком‑нибудь сложном техническом вопросе, члены «собрания» слушали его очень рассеянно; такой вопрос проходил быстро, без всяких прений и споров, хотя бы и был чрезвычайно важен для флота. Но стоило только зайти речи о понятной сфере, как — о жалованьи, обмундировании, отпусках, кормлении и в особенности о политике, моментально из‑за каждого пустяка поднимался настоящий «сыр–бор»: прения, споры и в конце концов — личная перебранка отдельных членов комитета. Страсти то разгорались, то остывали. Нередко в таком сумбуре слов и понятий предлагались самые курьёзные постановления и с серьёзным видом обсуждались в течение долгих часов. Это было заседание детей, старавшихся походить на взрослых.