Киты по штирборту - Антон Витальевич Демченко

куртку от собственной рвоты и крови пьянчуги, в которой перемазался, пока возился с его тушей. А вот кошмары меня не мучили. Сказалось воспитание там. Да и совесть, честно говоря, не особо дергала. Я понял и принял, что слабость, проявленная мною здесь к противникам, грозит тем, что, если оставлю в живых хоть одного, наживу врага. Крысы, они крысы и есть. Что и было доказано вторым случаем. Тем самым, из-за которого я получил скользящий удар ножом в бок и свалился в обморок в лавке Края…

Это была история из разряда: не делай добра, не получишь зла. Возвращаясь из города, уже на самой границе новой и старой свалки я услышал шум. Ну, любопытство не порок, поэтому, вместо того чтобы пройти мимо, решил взглянуть на происходящее поближе. Взглянул…

Четыре крысы обшаривали тела двух явных новичков и уже успели раздеть их до исподнего. Обычное дело. Дождавшись, пока довольные трюмники уйдут, я собрался и сам покинуть место этой маленькой трагедии. Но тут до меня донесся сдавленный стон… Я не скотина и, поняв, что один из новичков жив, не смог уйти.

Подобравшись поближе, я с удивлением узнал в живом сына нашего бывшего соседа. Меллинг маленький городок, так что ничего удивительного в такой встрече не было…

Я чуть не надорвался, пока дотащил кое-как перевязанного парня, здорового восемнадцатилетнего лба, до своего дома. Пришлось волокушу изобретать из двух кусков обшивки и проволоки. Ну не бросать же его было на свалке? Ночь, быть может, он и пережил бы, но остался бы как минимум без ушей, это сто процентов. Ведь, помимо крыс двуногих, на кладбище водятся и обычные четырехлапые грызуны. Немаленькие такие твари. Палец оттяпать могут в один укус. В общем, пожалел бедолагу… неделю выхаживал, пока он на ноги не встал…

А еще через пару недель, из благодарности наверное, он привел к моему дому двух своих дружков. Жаден оказался, урод… В этот раз я головы не потерял. Грохнул всех троих, абсолютно точно понимая, что и зачем делаю. Да вот не уберегся, получил-таки ножом в бок. Но с тех пор подобных ошибок я больше не совершал и гостей к себе домой не водил. Не считая Края, хм…

Нет, у меня, разумеется, бывали и драки без смертельного исхода… со сверстниками. Но все они происходили в первые три-четыре месяца после налета пиратов и в основном сводились к претензиям а‑ля «Ты чего это на нашу территорию полез?». Ну а дальше слово за слово, потолкались-попинались, помирились, потравили байки об интересных находках и вместе пошли сдавать товар. Я так, кстати, с половиной скупщиков перезнакомился. А что? Тоже польза.

А потом на свалку потянулись взрослые, и дети притихли. Кто-то перестал наведываться на китовое кладбище из страха, кого-то родители вывезли из города, а кто-то присоединился к начавшим набирать силу городским бандам, но с ними я пока не пересекался. И слава богу. В городе такого резкого малолетку не поймут даже бандиты. По крайней мере, внимание привлеку точно. А оно мне надо?

Глава 12

Заработки и траты

Край встретил меня в своей лавке… хмуро. На прилавке огромный гроссбух, в руке перьевая ручка, понятно. Пришло время подводить квартальный итог, и отставной старшина жутко страдает от пляшущей перед глазами цифири. Хм, мне вот интересно — а для кого он эти отчеты готовит, учитывая, что никаких фискальных органов в Меллинге и в помине не осталось?

— О, Рик! — Подняв голову на треньканье дверного колокольчика, Бронов расплылся в усталой, но широкой улыбке. — Легок на помине. Только что о тебе думал!

Кто бы сомневался. Пока я после того взрыва приходил в себя у Края дома, напросился к нему в помощники. И этот гроссбух помню… потому как ушлый отставной старшина не только за прилавок меня поставил, но еще и ежемесячный отчет на меня же скинул… Ничего удивительного, что и сейчас он меня вспоминал.

— Даже не проси, — поднял я руки в защитном жесте. — Твои бумажки, сам занимайся. А я сегодня просто клиент.

— Эх, нет в жизни счастья, — делано печально вздохнул Край и, отложив в сторону книгу и ручку, ткнул пальцем в массивную столешницу. — Выкладывай, что принес… клиент.

А потом был торг. Не то чтобы Край так уж хотел меня объегорить, но товар-то подержанный… так что не грех и цену сбить за поцарапанный латунный корпус или не подходящую под нынешние стандарты размерность соединений.

Как бы то ни было, свои законные двести марок я получил. Не самый большой доход за месяц вкалывания на свалке, но вполне достойный… в моем нынешнем понимании, ясное дело.

А вот готовальни Край долго крутил, вздыхал, хмыкал, но в конце концов с сожалением отодвинул футляры от себя и развел руками:

— Рик, сам понимаешь, верфь у меня этот товар не возьмет. Я им только детали с «китов» отдаю.

— Я понимаю, дядька Край, — кивнул я. — Но в каперских лавках у меня их возьмут за бесценок… Вот я и подумал, может быть, ты сможешь выручить за них нормальные деньги?

— Хм… комиссия? — приподнял бровь Край и, дождавшись моего кивка, с готовностью подвинул готовальни к себе. — Десять процентов мои.

Да не вопрос. Сомневаться в том, что Край продаст готовальни по лучшей цене, не приходилось. Вот чего-чего, а торговаться отставной флотский умеет не хуже восточных торговцев, давно уже забывших дорогу в Меллинг.

Попрощавшись с Броновым, я выкатился из его лавки с изрядно полегчавшим рюкзаком за спиной и, не теряя времени, устремился за покупками. Растущий организм — это, оказывается, такие расходы на одежду! А обувь! Учитывая, что здесь даже на фабриках вовсю в ходу ручной труд, цена пары ботинок лично во мне вызывает глубокую ненависть к эксплуататорам, не понимающим всей прелести механизации и смысла словосочетания «взять свое на обороте».

Первым на моем пути стал маленький магазинчик на Ратушной площади. Еще полтора года назад он принадлежал старому Йозефу, торговавшему готовым платьем и бравшему заказы по каталогам, которых в его лавке была тьма-тьмущая. О, сколько времени мы с приятелями проводили, листая толстый красочный журнал «Полезные механизмы»! Сколько споров о лучшей модели велосипеда заканчивалось тем, что хозяин лавки выгонял нас из своего магазина… м-да. А теперь вместо добродушного седобородого старика с лукавой улыбкой и вечным прищуром над стеклами пенсне здесь хозяйничает сухой и длинный, словно оглобля, германец с постоянно поджатыми словно в недовольстве тонкими губами под щеточкой нафабренных усов и костистым невыразительным лицом с сонными «рыбьими» глазами.

Правда, товар в его лавке