От Заполярья до Венгрии. Записки двадцатичетырехлетнего подполковника. 1941-1945 - Петр Боград

Наступление на реке Свирь было намечено на 10 апреля, и глупее ничего нельзя было придумать. Самое главное – набухание рек, озер и болот, а это примерно 60–70 процентов местности в междуозерье Онеги и Ладоги, южнее реки Свирь. Приказ есть приказ. Я пользовался каждой минутой, чтобы натренировать людей на большие переходы на лыжах, так как переход из района Свирь-3 в район Ван-озера показал, что люди засиделись на Свири в обороне.

Мой батальон был вооружен в это время только автоматами (ППШ). В каждом отделении был еще один ручной пулемет, а в батальоне – пулеметная рота: 12 станковых пулеметов и минометная рота: девять 82-миллиметровых минометов. К тому же в батальоне был еще взвод 45-миллиметровых орудий (3 штуки). Батальон по тем временам был очень сильным в огневом отношении, однако почти 50 процентов личного состава уже составляли запасники от 40 до 45 лет, и подготовлены они были слабо. Учитывая все это, я днем и ночью проводил занятия по тактике и с каждой ротой – учения с боевой стрельбой.

В тот период я был самым молодым комбатом в дивизии. На одном из занятий, проводимых командиром дивизии, ему понравились мои ответы на вопросы и предлагаемые действия по решению вводной. Он тогда, в конце марта 1942 года, сказал, что вот из таких, мол, командиров надо готовить командиров и начальников штабов полков. Через три месяца это осуществилось.

Наступление началось 10 апреля. В первом эшелоне наступали 94-й и 116-й стрелковые полки нашей дивизии, а наш 326-й полк наступал во втором эшелоне. Мой батальон шел в первом эшелоне полка за 1-м батальоном 94-го стрелкового полка не далее двух километров от него. Так как началась распутица, двигаться было очень трудно.

За два часа до начала движения меня вызвал командир полка Юсупов и отдал приказ:

– Наступать углом вперед! Понял?

– Да, – ответил я.

Здесь же адъютант налил традиционный стакан водки, и командир полка сказал:

– Пей и иди.

Вот и весь приказ. Я знал, что мне надо делать, а этот приказ командира накануне грозных событий в душе рассмешил меня.

Пехота первого эшелона дивизии начала атаку не одновременно после артиллерийской подготовки, так как некоторые роты не успели позавтракать и, как говорят, вместо атаки начали делить сухари. Естественно, первый бросок сразу же захлебнулся в крови.

После плохо проведенной артиллерийской подготовки почти все финские артиллерийские батареи ожили и открыли огонь по нашим боевым порядкам. Командир полка Юсупов по логике вещей должен был бы остановить мой батальон. Однако он этого не сделал, и батальон настолько приблизился к впереди наступавшим частям, по сути стоящим на месте, что также попал под огонь артиллерии финнов. Спасло положение то, что я хорошо знал этот район, где находились пустые блиндажи, траншеи, и очень быстро рассредоточил батальон по этим укрытиям.

Однако не обошлось без первых жертв и раненых. У меня до сих пор перед глазами лицо солдата, лежащего на носилках: лицо белое как снег. Однако он был в шоке и, несмотря на раздробление костей таза, ранение в живот, он бодро рассказывал, что с ним произошло. Его быстро унесли, однако вряд ли он остался в живых.

Когда батальон был укрыт и я стал разбираться, где же впереди наступающие, то оказалось, что две роты 94-го стрелкового полка лежат впереди батальона, в 250–300 метрах. Стало известно, что одна рота выдвинулась на один километр вместе с комбатом Мусабировым и ведет бой на краю болота Куйдо-болото в полуокружении. Выход у нее только один – через непроходимое болото, но это верная смерть.

Я доложил командиру полка Юсупову, он ответил: «Жди моих указаний, я доложу командиру дивизии». Вскоре я получил приказ ударить одной ротой в направлении Куйдо-болота, где окружен Мусабиров. Буквально через 15 минут рота старшего лейтенанта Маслова, самая быстроходная, помчалась по лесу на лыжах и буквально через 30 минут, развернувшись с ходу, стрельбой из автоматов атаковала финнов, отбросила их и соединилась с подразделением Мусабирова. Там оказались стрелковая и минометная роты его батальона и 45-миллиметровый взвод орудий на санях с лямками (без лошадей, орудия таскали по снегу расчеты). Воспользовавшись удачной атакой второй роты, я ввел в бой роту капитана Никитина и почти два взвода пулеметной роты, что дало возможность расширить фронт наступления и углубиться на полтора-два километра в глубину обороны финнов, до населенного пункта 31-й квартал (не дошли 500 метров). Эта весть взбудоражила командира дивизии, и он приказал всем частям атаковать противника. Однако все попытки в течение последующих четырех-пяти дней успеха не имели. Мы несли потери и продвинуться вперед не смогли. На этом, можно сказать, «весеннее наступление войск 7-й отдельной армии» было окончено!

За активные действия моей второй роты командир роты Маслов был награжден орденом Красного Знамени. Я получил звание капитан.

Все остановилось, кругом распутица, грязь, бездорожье. Боеприпасы и питание подносили на плечах за 15–20 километров из тыла. На это было задействовано все, что находилось во втором эшелоне. Я же со своим батальоном оказался на переднем крае и вскоре сменил подразделения 94-го стрелкового полка, перейдя к обороне на фронте протяженностью пять километров. Несколько дней ушло на расстановку огневых средств с учетом местности: леса, болота, озера.

За это время мы в батальоне сократили нейтральную полосу между нами и финнами с одного километра до 250–300 метров, занимая каждую ночь небольшие безымянные высотки в нейтральной полосе, а когда финны спохватывались, мы уже были рядом. Устроили завалы в лесу, заминировали открытые танкодоступные участки. Жизнь в обороне была насыщенна.

Когда же определился устойчивый боевой порядок, я, по предложению командира пулеметной роты, организовал стрельбу кочующих пулеметных батарей на большие дальности в полтора-два километра. Это внезапная залповая стрельба пулеметной батареи была настолько эффективной, что финны не выдерживали и открывали огонь из артиллерии по нашим боевым порядкам, однако пулеметную батарею поразить не могли, так как безымянные высотки не нанесены на карте и трудно было определить их местоположение, тем более что стрельба шла из закрытых позиций.

Я же с высокого дерева, то есть со своего НП, вел наблюдение за результатами стрельбы. Мы часто стали вести огонь по скоплениям финнов. Результаты бывали значительные – паника и много раненых. Долгое время – более двух недель – они нащупывали позиции пулеметных батарей, однако им так и не удалось их обнаружить. Очень сильно мы беспокоили финнов своими снайперами, которые в течение ночи занимали позиции вблизи финнов, маскировались и днем уничтожали противника. Однажды и я попал под огонь финского снайпера, однако Бог меня миловал, остался жив. Так до конца мая месяца батальон оборонялся активно. С 20 мая по 23 июня батальон находился во втором эшелоне 326-го стрелкового полка в лесу южнее реки Яндеба (район Ван-озера). Личный состав приводился в порядок после весенних боев и занимался боевой подготовкой.