Сексуальные отношения. Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений - Дэвид Шарфф

Наконец, в третьем случае разделяемой идентификации (shared identification) Тане удалось стать похожей на свою мать и выразить частично скрытые и отрицаемые сексуальные желания, направленные матерью на дочь. Этот процесс был описан в 1942 году Аделаидой Джонсон и ее коллегами, которые заметили, что делинквентное поведение подростков часто отражает бессознательные «лакуны Супер-Эго» их родителей[67]. Это значит, что, хотя родитель декларирует следование определенным моральным принципам, подросток чувствует, что на самом деле тот неосознанно санкционирует делинквентное поведение через «лакуну» в требованиях родительского Супер-Эго. Этот феномен также можно объяснить посредством концепций проективной и интроективной идентификации вытесненных структур Эго.

Некоторые из рассмотренных детских симптомов возникли из конкретных общесемейных сексуальных проблем, как это было в случае Тани и семьи Б. Другие развились в результате увеличения неконтейнируемой тревоги и неудачи ребенка в обращении с импульсами, связанными с определенной стадией развития, как это было с Дебби. В следующих трех главах будет более подробно рассмотрена связь сексуальной симптоматологии и актуальной ситуации в семье.

Глава 7. Детские истоки сексуальных нарушений I: влияние ранних отношений с родителями

Я научился смотреть на бессознательные любовные отношения (отмеченные своими аномальными последствиями) – отношения между отцом и дочерью, между матерью и сыном – как на возрождение чувств, возникших в младенчестве. В другой своей работе я подробно показал, во что развивается раннее сексуальное притяжение между родителями и детьми, а также объяснил, что легенду об Эдипе, вероятно, следует рассматривать как поэтическую передачу того типичного, что есть в этих отношениях.

Сексуальные нарушения у взрослых представляют собой результат наследования факторов, которые нельзя сводить только к семейному опыту. В частности, Мастерс и Джонсон подчеркивают роль культурных и религиозных влияний в этиологии сексуальных дисфункций. Например, обсуждая первичную импотенцию, они утверждают:

Строгое религиозное воспитание может внушить подростку мысль, что любое открытое проявление сексуальной активности до брака не только абсолютно неприемлемо, но и разрушительно воздействует на личность, деморализует ее, превращает человека в животное и вредно сказывается на его физическом и/или психическом здоровье. К сожалению, психосоциальные ожидания касательно сексуальной жизни в браке не оказывают ей должной поддержки. К счастью, большинство невинных юношей из семей со строгим религиозным воспитанием, в случае неудачи при первом сексуальном опыте в браке, произошедшей в результате чрезмерного напряжения от первого столкновения с физической стороной сексуальной жизни, могут справиться с этими трудностями и избежать развития симптомов первичной импотенции[69].

Хотя Мастерс и Джонсон и отмечали, что некоторые пациенты оказываются более, чем другие, подвержены влиянию строгих религиозных ограничений, как, например, мужчина, которого с детства полностью подавлял один из родителей, тем не менее, сам механизм влияния религиозных или культуральных факторов остался нераскрытым[70].

Носителями культурального и религиозного воздействия являются первичные фигуры, создающие модели внутренних объектов. Влияние религии и культуры осуществляется через межличностный контекст, в котором происходит их усвоение в актуальной ситуации. Именно этот контекст и позволяет понять механизм их действия. Пример, приведенный ниже, представляет собой относительно легкий случай.

Джон (62 года) и Мэри (56 лет) Сантини соблюдали строгие католические традиции своих итало-американских семей. К моменту, когда им пришлось обратиться за консультацией по поводу сексуальных нарушений, они были женаты три года и глубоко любили друг друга. Оба прошли через первый брак, продолжавшийся почти тридцать лет, и в обоих случаях секс случался редко и не приносил удовлетворения. Вероятно, эти неудачные отношения просуществовали так долго из-за выраженного негативного отношения к разводам. Первая жена Джона умерла до того, как он встретил Мэри, которая в тот момент жила отдельно от мужа. Ее муж умер уже после начала ее новых отношений. Для Мэри это было источником сильного чувства вины, несмотря на ее явное желание быть с Джоном.

У Джона и Мэри было две общих культуральных и семейных ценности: строгая религиозность и чувство долга перед семьей, куда входили родители, братья, сестры, муж, жена и дети. Мысль о главенстве личных потребностей над нуждами других и, тем более, о возможности получения удовольствия для себя вызывала у них чувство вины. Такой самозабвенный альтруизм никак не нарушал их жизни, кроме одной ее области – сексуальной.

Мэри была способна испытывать оргазм и любила заниматься сексом с мужем. Он же, несмотря на то, что изначально у него все было в порядке, начал все чаще переживать вторичную импотенцию. Это парализовало их сексуальную жизнь. Стоило им заняться сексом, Джон немедленно начинал мучиться вопросом, доставляет ли он Мэри достаточно удовольствия. Она могла достичь оргазма только в позиции, когда она была сверху, и он был уверен, что это его вина. Чем больше он старался, тем сильнее страдала его эрекция, и за год женитьбы он практически стал импотентом.

В ходе сексуальной терапии, которую проводили несколько котерапевтов, выяснились интересные вещи. Оба супруга поначалу были не способны получать наслаждение для себя. Делая массаж, каждый сообщал, что гораздо больше удовольствия он испытывает от реакции другого, а когда они лишились такой возможности, потому что терапевты попросили их замолчать, массаж им быстро наскучил и стал вызывать беспокойство. Удовольствие для них неизменно сопровождалось тревогой и чувством вины. С помощью терапевтов и их авторитетного одобрения они смогли это преодолеть, но в процессе работы выявился материал, хотя и не имеющий непосредственного отношения к проблеме, но иллюстрирующий силу религиозных запретов, особенно со стороны Мэри.

Мэри рассказала о том, как годами ухаживала за своей стареющей матерью, о чувстве вины, мучившем ее, когда она в конце концов все-таки поместила ее в дом престарелых, и о желании заботиться о своих собственных детях. Она вспоминала доброго и понимающего священника, давшего ей разрешение на операцию по удалению матки, потому что после рождения троих детей жизнь ее оказалась в опасности. Воспоминания уносили ее все дальше в детство, к ее любящим, но вызывающим чувство вины самоотверженным родителям и к воспитывавшим ее монахиням. Ей не внушали, что заниматься сексом неправильно, поскольку в браке он разрешен. Но в мире ее ранних объектов не было модели получения удовольствия – была одна лишь самоотверженность, постоянно граничившая с чувством вины.

В решающем столкновении с этим архаическим демоном Мэри попыталась доставить себе удовольствие с помощью мастурбации, как ей велели терапевты, но на стене своей спальни она увидела взиравшую на нее статуэтку Девы Марии – символ бесполого самопожертвования, в честь которой ее назвали. Неудивительно, что она не смогла продолжать. Через несколько дней непрекращающейся работы Мэри вынесла из комнаты статуэтку, а вместе с ней – и вызываемые ею чувства. Она также смогла поговорить со своими взрослыми дочерьми о том, что следует уделять внимание и своим собственным нуждам. Дочери, обожавшие ее, но не менее подверженные чувству вины, тепло отреагировали на это и выразили ей свое одобрение, а она в ответ дала одной из них книги, которые помогли ей научиться самой получать удовольствие.

Интрапсихическая жизнь, через которую, что немаловажно, происходит передача социальных и религиозных ценностей, является основным фактором в образовании сексуальных нарушений. Ситуация серьезно усложняется, если супруги сталкиваются с унаследованным объединенным ранним опытом, приобретенным в родительских семьях и в ближайшем социальном окружении. Круг людей, чье влияние может сравниться с влиянием членов семьи, ограничивается несколькими фигурами, замещающими родителей (родственники, учителя, няни, монахини, священники), и сверстниками в подростковый период. Опыт раннего детства бессознательно связывается со взрослой сексуальной жизнью, что имеет место как при нормальном функционировании, так и при наличии нарушений в сексуальной сфере. Если с сексом все в порядке, мы можем предполагать, что текущие отношения преимущественно благоприятны, содержат репаративные чувства, а не деструктивные и вызывающие страх переживания. Пожалуй, следует помнить о случаях, когда ценности родителей допускали вполне либеральное отношение к сексу, однако их повзрослевший ребенок все же испытывает слишком сильную тревогу, чтобы воспользоваться таким наследием, и ведет себя так, как будто его родители были строжайшими пуританами. Эти случаи ярко подчеркивают тот факт, что культура является лишь одним из факторов в этой сложной области.