Прокурор республики - Аркадий Ваксберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Товарищи, - кричал солдат, - поймите, нужно немедленно заключить мир! Кто даст нам мир, за тем мы и пойдем. Мы на фронте не можем больше воевать - ни с немцами, ни с русскими...
- Это недостойно русского патриота! - Тщедушный человечек, стоя на крыше броневика, повторял, как заклинание: - Недостойно! Недостойно! Надо воевать до полной победы союзников!..
- Вы говорите, как Керенский! - раздался голос из толпы.
Молодой поручик, забравшийся на броневик вслед за ним, пытался доказать, что самое лучшее, пока положение не прояснится, - соблюдать нейтралитет.
- Что нам, солдатам, до всей это свалки политических партий?.. - Он говорил спокойно и веско. Хорошо отработанная актерская "задушевность" располагала к нему изверившуюся, уставшую от посул и призывов солдатскую массу. - Страшно русскому убивать своих же русских братьев. Давайте отойдем в сторону и подождем, пока политики закончат драться друг с другом.
Его проводили аплодисментами. "Правильно говорит", - рассудительно сказал кто-то рядом.
Крыленко протиснулся к самому центру. Он заметил знакомое лицо Джона Рида, дружески помахал ему издали рукой.
- Разрешите и мне сказать слово, - обратился он к офицеру, стоявшему возле броневика; тот был распорядителем митинга.
Офицер узнал его.
- Не надо, прапорщик... Мы сами разберемся.
Без вас.
Но и солдаты узнали Крыленко. Один, изловчившись, вспрыгнул на капот, крикнул:
- Товарищи! Здесь товарищ Крыленко, нарком по военным делам. Он хочет говорить.
Толпа загудела.
Не дожидаясь, пока утихнет волнение, Крыленко, к которому сразу же протянулось множество рук, забрался на броневик.
- Товарищи солдаты! - крикнул он с такой силой, что возбужденный гул двухтысячной толпы разом утих.
Он откашлялся, но хрип не проходил. Впрочем, все уже привыкли к хриплым ораторам: на многочисленных митингах в эти трудные дни мудрено было не сорвать го"ос. - Мне незачем напоминать вам, что я солдат.
Мне незачем говорить вам, что я хочу мира. Но я должен сказать вам, что большевистская партия, которой вы помогли совершить рабочую и солдатскую революцию, обещала предложить мир всем народам. Сегодня это обещание исполнено... - Он переждал аплодисменты. - Вас уговаривают остаться нейтральными в тот момент, когда в нас стреляют на улицах и ведут Керенского на Петроград. Совет Народных Комиссаров - это ваше правительство. Вы хозяева положения. Великая Россия принадлежит вам. Подумайте хорошенько, согласитесь ли вы отдать ее обратно?
Крыленко кончил речь и сразу почувствовал, как подкашиваются ноги. Голова закружилась. Он пошатнулся и чуть не упал. Сотни рук поддержали его. Голос его снова обрел силу.
- Времени митинговать больше нет. Час выбора настал. Кто за Керенского - направо! За Советы - налево!
Толкаясь, наступая друг другу на ноги, солдаты ринулись влево. Под мрачными сводами манежа гулко тарахтели моторы броневиков.
- В Смольный, - чуть слышно прошептал Крыленко, обхватив спину ожидавшего его у входа мотоциклиста. Больше всего он боялся заснуть на ходу.
Холодный ветер, бивший в лицо, быстро прогнал усталость.
На ступеньках Смольного его встретил пожилой конвоир, которого он оставил в швейцарской часа полтора назад. Лицо его выражало растерянность и испуг.
- Гоц сбежал, - виновато сказал он. - Ума не приложу, как это случилось...
Сбежал один - поймали другого. Красногвардеец, который доставил его в Смольный, стал торопливо докладывать:
- Задержан в штабе Петроградского военного округа... Там в шкафу штабные бланки лежат, так он возле этого шкафа все вертелся. Очень подозрительный малый. Стали проверять документы, а он вдруг как заплачет, трясется весь: не убивайте, кричит, у меня есть важное сообщение. Ну и решили, значит, его сюда доставить, товарищ нарком. Для разбору...
На табуретке, согнувшись, трясся мелкой дрожью юноша лет семнадцати. На его худые плечи была накинута шинель.
- Ваше имя? - спросил Крыленко.
- Зелинский Евгений, - всхлипнул арестованный.- Прапорщик.
- Давно ли? - удивился Крыленко.
- Произведен генералом Корниловым... Досрочно...
- Офицер, значит... - насмешливо протянул Крыленко. - Небось Зимний обороняли? Отпущены под честное слово? - Зелинский кивнул. - Ну что ж, прапорщик, с вами разговаривает народный комиссар по военным делам прапорщик Крыленко. Выкладывайте свое важное сообщение.
Зелинский перестал дрожать. Его воспаленные глаза впились в наркома.
- Заговор... - выдавил он наконец. - Я завербован... Должен был украсть бланки... Не знаю зачем...
- Кто заговорщики?
- Офицеры...
- Кто во главе?
- Пуришкевич...
Пуришкевич?!. Тот самый?!. Сухонький, с бородкой, прикрывавшей впалые щеки? Вспомнилась его площадная брань с думской трибуны, выкрики, которыми он всегда сопровождал речи большевиков. Пуришкевич...
Организатор погромов, кровопролитий, убийств из-за угла. Что ж, от него можно было и в самом деле ожидать всего. Но чтобы именно он оказался во главе военного заговора, чтобы офицеры стали под команду бессарабского помещика, этого барина, намозолившего глаза всей России своей поддевкой и бородой!..
- Когда вас ждут с бланками?
Зелинский посмотрел на часы.
- Через пятнадцать минут.
- Где?
- Гостиница "Россия". Мойка, шестьдесят...
Раздалась команда, и шесть грузовиков с вооруженными красногвардейцами выехали из ворот Смольного, направляясь к набережной Мойки.
Гостиницу оцепили, выставили посты, на чердаках соседних зданий установили несколько пулеметов: кто знает, как поведут себя заговорщики!..
- Вперед! - скомандовал Крыленко, вытащив из кобуры револьвер. Цепочкой... Прижимайтесь к стене.
Но выстрелов не было. Красногвардейцев никто не ждал. Мирные постояльцы гостиницы пили чай, играли в карты, а иные уже спали. Их разбудили. Под кроватями лежали винтовки, гранаты, патроны, а в одной из комнат - даже пулемет, накрытый ватным одеялом.
- Все арестованы! - сказал Крыленко.
Никто не сопротивлялся.
- Где ваш руководитель?
Арестованные молчали.
- Никого из здания не выпускать! Обыскать все помещение.
Зелинский сообщил, что Пуришкевич живет в номере двадцать три. Номер оказался пустым. В книге постояльцев, которую вел хозяин гостиницы, было записано: "23 - г-н Евреинов".
У красногвардейцев нашлось много добровольных помощников - дворник, горничная, швейцар. Они охотно открывали запертые двери, обшаривали подвал,чердак, чуланы. Пуришкевич как в воду канул.
С особым рвением искал Пуришкевича дворник гостиницы.
- Нигде нетути, товарищ начальник, - подобострастно улыбаясь, проговорил он, вылезая из очередного шкафа, - хучь оближите усе, а ни одной твари больше не найдешь. Может, сударь энтот уже эвакуировался, а мы зазря тут полозием...
"Какая странная речь, - подумал Крыленко. - Назойливое "хучь" и "усе" рядом с "эвакуировался", произнесенным без единой ошибки. Безграмотный мужик, а жесты барственны. Руки холеные, не знакомые с грязной работой... Суетлив... Эти впалые щеки... Оттопыренные уши... Ну, конечно же, как можно было не узнать его?! Сбрил бороду, шелковую поддевку сменил на поношенный пиджачишко..."
- Предъявите паспорт, гражданин дворник.
Тот с готовностью вытащил документ. Так и есть - Евреинов...
- Значит, это вы - Пуришкевич?
Он даже не запирался, быстро перешел на нормальный язык.
- Под каким бы паспортом я ни въехал в гостиницу, вы не имеете права меня задерживать. Никакого преступления я не совершил, у вас нет доказательств.
- Ладно, - сказал Крыленко, - разберемся. Будет следствие. А пока что... Именем революции вы арестованы!
Красногвардеец, листавший блокнот, отобранный у Пуришкевича, подошел к наркому:
- Товарищ Крыленко, тут вот адрес какой-то. Может, пригодится...
"Николаевская, 7. Иван Парфенов",-прочитал Крыленко, Вспомнилось, что Зелинский тоже называл этот адрес: именно там, у некоего Парфенова, его приняли в ряды "спасителей родины".
Грузовики с красногвардейцами помчались на Николаевскую. Крыленко же поспешил в штаб Петроградского военного округа: предстоял очередной разговор по прямому проводу со ставкой. Этого разговора с нетерпением ждали в Смольном.
После того как "министр-председатель и верховный главнокомандующий" Керенский был низложен, главковерхом автоматически становился начальник штаба ставки генерал Духонин. От него и потребовал Совнарком немедленно начать переговоры с противником о перемирии.
Духонин юлил. Отделенный от Петрограда сотнями километров - ставка находилась в Могилеве, - он пытался выиграть время. Под крылышком ставки пригрелись сбежавший из-под ареста Гоц, освобожденный из крепости генерал Верховский, руководители эсеровской партии Чернов и Авксентьев и еще многие деятели низвергнутой власти. Ходили слухи, что они намереваются там создать свое "правительство", а Могилеа объявить временной столицей страны. Пока что они собирали войска для нового похода на красный Петроград.