Оборона Баязета: правда и ложь - Рудольф Иванов

Своеобразная битва за право проникнуть в цитадель началась у цитадели уже между своими. Рассказы очевидцев, описанные генералом К. К. Гейнсом, рисуют печальную картину:

«Быстрое появление турок перед цитаделью застало бывших там врасплох; толчея у ворот цитадели усиливалась; на узкой площадке перед цитаделью толпы шныряющего народа между обозом, сотнями лошадей, горами казенного имущества, — походили на муравьев разоренного муравейника. Одни, несмотря на громоздкость захваченных вещей, бежали в крепость, другие толпы выбегали навстречу, выполняя ту же работу.

Для увеличения толкотни появились и эшаки (ослы) Саркиз-Ага-Мамукова, нагруженные сухарями, поздно спохватившегося свозить их туда, где надо бы до этого иметь постоянный склад. Несмотря на эту непроходимую толкотню и невообразимый шум, груды разнородных вещей все же понемногу перемещались в цитадель».

Вот еще одно свидетельство очевидцев:

«Появление неприятеля над головами подало сигнал для прекращения нескончаемой переноски вещей. И описанная картина перед воротами без изменения перенеслась на первый двор: те же фургоны, груды вещей, котлы, бочонки и офицерские лошади загромождали весь двор. Хаос этот дополнялся шумом и толкотней у водопроводного крана. Правда, от коменданта было приказание запасать воду, но в этих «вытискиваниях» одних другими, в этих озлобленных спорах виднелось не стремление к выполнению приказания, а борьба за существование, которая привела бы всех к этому крану и без повеления. Для полноты этой картины, ради контраста, обливаясь потом, лежали и сидели только что вернувшиеся с боя. Утомленные почти сорокаверстным переходом без отдыха, жарой и душевным потрясением, большинство из них были молчаливы и апатичны, только отдохнувшие шныряли из угла в угол, вымаливая воды, чтобы напиться».

Фонтанный резервуар, о наполнении которого было столько разговоров и приказаний, оказался без капли воды.

Суетливая работа кипела и внутри здания. Пули, врывающиеся через окна в помещение госпиталя, вынудили переносить раненых в более безопасные места. Там же отвели и уголок для вдовы Ковалевской, находившейся безотлучно у праха своего любимого человека. Ее никак не могли оторвать от тела мужа. Повинуясь настойчивому совету доктора Сивицкого, она с трудом направилась в свое новую обитель. Возле металлической кровати Александра Ефимовна увидела знамя Второго батальона Ставропольского пехотного полка, а на столе — револьвер мужа. Там Ковалевскую встретил врач Ставропольского полка Китаевский и, указав на револьвер, сказал, что при появлении в цитадели турок ему поручено ее застрелить, если, конечно, «госпожа Ковалевская не пожелает им достаться». Александра Ефимовна, не раздумывая, согласилась.

Между тем, как только остатки отряда укрылись в цитадели, Георгий Михайлович Пацевич, как ни в чем не бывало, словно за окном и не было той сумятицы, наслаждаясь чаем, подумывал о том, как взять реванш. Он осмысливал новую операцию — отбросить турок от цитадели. Теперь уже Пацевич все предусмотрел, кого, сколько и куда посылать. Конечно, в пылу отступления, возможно, он не оценил силы противника. Возможно, он еще находился в агонии бегства, но все равно пребывал в неуклонном стремлении стремлении атаковать врага и отбросить турок от цитадели. Вне сомнения, этот отважный и честный офицер упрямо действовал лишь по своему разумению.

Две роты пехоты Ставропольского полка назначались для занятия турецкого госпиталя в городе Баязете, одна — с сотней спешенных казаков — для захвата казначейства, две сотни — для атаки высот впереди цитадели и две роты предназначались против турок, находившихся на Ванской дороге.

Почти весь, чудом оставшийся гарнизон Баязета неугомонный Пацевич выводил из цитадели на новый, теперь уже последний бой, Наспех перекусившие и послушные солдаты Баязета знали, что их снова повернули лицом к смерти и что возврата больше пет. Удивительно, но никто и словом не обмолвился, что не желает идти на верную гибель. Они принимали присягу на верность Царю и Отечеству, и этого было достаточно, чтобы выполнить приказ командира. Покидая цитадель, идущие в бой, будто по команде кричали оставшимся: «Прощайте, братцы!» На них смотрели сочувственно и отвечали: «Бог в помощь!»

Когда через открывшиеся ворота цитадели во внутрь впускали лошадей артиллерии, тут же объявились конники иррегулярных полков. Они тоже со своими лошадьми пытались проникнуть в цитадель, но комендант Штоквич приказал их с лошадьми не пускать, А бросать лошадей они не желали и просто не понимали, как это оставить живых и боеспособных лошадей противнику Сознавая свое право быть в цитадели с лошадьми, они истошно кричали, призывая пропустить их в крепость. Но им отвечали, что, дескать, даже казаков заставили оставить своих верных животных за цитаделью. Ворота цитадели вновь закрылись.

Как только новый отряд Пацевича вышел за ворота цитадели, выяснилось, что турки плотно обложили ее со стороны гор, а численная их сила настолько превышала русский отряд, что атаковать высоты было бессмысленно. Все пути уже были перекрыты.

Удивительно, но подполковник Пацевич сориентировался быстро и во избежание бесполезных потерь вновь приказал отступить и вернуться обратно в крепость.

Бессмысленные потери, конечно, были и здесь, но статистика о них умалчивает. Новое стремительное бегство отряда Пацевича в цитадель опять привело к неимоверной давке в воротах.

Милиционеры, метавшиеся возле ворот, ободрились возможностью проникнуть в цитадель со своими лошадьми, но и на этот раз их не впустили. Одни бросили своих лошадей и сумели пробиться внутрь крепости, остальным не повезло. Отторгнутые от своих, они оказались перед лицом ожесточенного противника.

Уже вечером 6 июня проявился первый признак предстоящих бедствий. Струя из водопроводного крана стала постепенно убывать и постепенно перешла в прощальные капли. Войска в гарнизоне успели наполнить всю посуду, какая только там нашлась, но это были крохи. Каждодневные реплики в последний месяц о необходимости заполнить огромный бассейн-резервуар, остались пустыми звуками. А ведь еще генерал Амилохвари, благословляя Штоквича на комендантское поприще, настоятельно рекомендовал ему запастись водой. Эти записи остались в дневнике старого кавказца Ивана Гивича Амилохвари.

Можно, конечно, допустить, что после трагедии в Баязете все военачальники «заметали следы» своей безответственности, и старый русский принцип, что «своя рубашка ближе к телу», работал безотказно. Приказов по цитадели капитан Штоквич оставил немало, дабы зафиксировать свою бурную деятельность, но распоряжений о предварительной заготовке воды так и не было. Первый приказ был подписан только 4 июня, когда уже нависла угроза.

Цитадель погружалась в сумерки. Пальба, мешавшая гарнизону готовиться к обороне, начала понемногу прекращаться. Туркам надобно было отдохнуть и осмыслить, каким образом и какими мерами измора покорить гарнизон Баязета. Наступление тишины успокоило утомленных баязетцев. Часть из них, особенно казаки, не переставали думать о своем имуществе и лошадях, оставленных за пределами цитадели. Словно все понимая, лошади стояли понурив головы, безсловесно укоряя бросивших их хозяев.

Казаки ждали темноты и тишины, не теряли надежды забрать свое имущество и лошадей. Томительное ожидание в безмолвии вдруг нарушилось шорохом под степами у ворот цитадели. Кто-то пытался проникнуть в крепость. Вначале подумалось, что притаившиеся под стенами турки что-то затевают. В цитадели услышали, а турки увидели, что из ночной тьмы откуда-то объявились несчастные милиционеры. Эриванцы и елизаветпольцы вновь пытались проникнуть в гарнизон. Милиционеры со слезами на глазах просили пропустить их в цитадель даже без лошадей. Им крикнули со стен: «Входите сквозь пролом!» Бывшие конники кинулись искать в кромешной тьме этот самый пролом, но было уже поздно. Подкравшиеся турки дали по ним ружейный залп. Молодых безжалостно расстреливали в уnop. Охрана у ворот цитадели пыталась спасти оставшихся милиционеров и приотворила ворота цитадели. Турки того и ожидали, Они оказались ближе милиционеров, и неприятельский отряд с криком рванулся к воротам. Ворота чудом успели затворить и подпереть повозкой. Судьба же многих эриванцев и елизаветпольцев, ставших жертвой дурости и жестокости командования цитаделью, так и осталась неизвестной, Никто о них в цитадели ничего не мог сказать.

Уже после войны, когда генерал К. К. Гейнс продолжал восстанавливать картину происходившего в цитадели и в самом городе Баязете, ему рассказали небольшой, но яркий эпизод о брошенных милиционерах. Эпизод этот важен еще и потому чтобы продемонстрировать несправедливость утверждений в официальных источниках, что бойцы иррегулярных войск ненадежны. В фильме «Баязет» это утверждение неоднократно высвечивается.