Короли не плачут - Василий Жеглов

Так вот, отдыхали мы, значит, после рейда. А тут мне тёмник мой, что отрядом нашим командовал и говорит: «Бери десяток самых-самых своих, чтоб умелые были, и молчуны, и обхождение знали! Будете, — говорит — при особе королевской крови состоять! Принц Грег, кузен короля нашего, в крепость едет, скрытно как бы. Охрану с собой не взял. А без охраны как? Сам знаешь, что с нами всеми будет, коли с принцем беда случится. На глаза ему не лезть! Чтоб видом он вас не видывал! Он на плац — твои чтоб вид делали, будто плац метут, он на стену крепостную поднимется — они там будто траву-камнеломку из щелей выдёргивать посланы… Ну, да что мне вас, пластунов, учить?»

А мне-то что? Мы Белолобому чуть не каждый день в глаза смотрим, что мне королевский кузен! Ну, встретили мы принца. Ничего себе, важный такой. Глаз у него, правда, рыбий какой-то, ну да мы ж не глазами его любоваться приставлены. А при нём один-единственный благородный эрр состоял, то ли оруженосец, то ли секретарь — не поймёшь. Вот его глаза мне ещё больше не понравились. Плохие глаза у этого секретаря были.

Я однажды в корчме с палачом пил, вот у него такой же взгляд был. Будто смотрит он на тебя — и насквозь видит, и всё про тебя знает. И даже то видит и знает, что от тебя самого сокрыто. И смотрит как бы сквозь тебя, будто бы не живой человек рядом сидит, а не пойми что. Вот и у этого секретаря такие глаза были.

Он, правду сказать, прятал всё время глаза-то, или закрывал их каким-нибудь приличествующим выражением, как и положено лицу, к особе такого ранга приближённой. Однажды только и увидел я настоящие его глаза. Вот как раз к Деве-то и подошёл рассказ мой…

Вот спасибо тебе, господин лис, а я как раз собирался просить тебя ещё кружечку проставить. Хороша брага, хоть и из репы гонит её корчмарь… На грибах древесных настаивает, верно, оттого и забористая она такая…

Да, так вот! Незадолго до того в крепость к генералу невеста приехала. Красоты необычайной, вот только странная какая-то: будто придавлена чем. Целыми днями всё ходит, молчит, думает о чём-то и голохвоста своего ручного поглаживает. Генерал-то рад-радёшенек был: оно и понятно, всякому ж видно, когда влюблён человек, будь то благородный или простолюдин — без разницы. А она — словно неживая ходит. Один-то единственный раз и встрепенулась, когда кузена королевского с секретарём увидела. Чуть не побежала к ним навстречу, хоть и не положено то по этикету. Перед принцем-то она в поклоне присела, тот так с ней небрежно поздоровался, а сам, вижу, любопытство к ней проявляет — уж больно пригожа! Только она на него не взглянула даже. Лишь на секретаря и смотрит. Смотрит и молчит, неприлично аж. Стоит перед ним, глаза горят, щёки зарумянились, улыбается так, что смотреть на неё радостно, как ребёнок просто. Секретарь тот отсалютовал ей по-военному, как положено, и что-то такое про погоду сказал. Сам стоит, смотрит на неё, улыбается, спокойно так, как бы вроде и ласково, только по сравнению с её улыбкой — у него и не улыбка вовсе, а маска какая-то. Я ведь почему так подробно всё разглядел: я как раз за углом стоял с девкой одной. Ну, чтоб сродственник-то королевский не понял, что к чему. Будто бы я и не охраняю вовсе, а с милкой своей милуюсь.

Ох, скажу я, и девка была! Огонь! Целых полгода я с ней хороводился. Славная кому-то жена досталась! Ну, за них, за красавиц!

Стоим мы, значит, с ней, а я из-за её плеча поляну-то секу. Принц с генералом обедать ушли, а эти все стоят друг против друга. Смотрю, у невесты-то генеральской пальчики её тонкие дрожат. Она голохвоста своего гладит, и словно сказать что-то хочет, да не может… Смотрит, бедная, на секретаря, будто помощи у него просит, а он, гад, только молчит да улыбается. Вроде как и грустно, и ласково так — а только вот без души как-то улыбается. А потом он и говорит, как будто разговор давний продолжая: «Зачем я Вам, Райана?» — и усмехнулся так небрежно. А она ему — «Ну разве можно сказать, за что любишь человека?» — «Вы нас обоих любите?» — «Да. Я вас по-разному люблю!» — «За одного — замуж, а другого — платонически? Я не понимаю такой любви, Райана. Так не бывает», — и смотрит на неё в упор. А она молчит, только смотрит на него — вот-вот заплачет… А он будто не видит этого: «Вы сделали свой выбор, эррина! Я ваш друг навсегда!» — и поклонился ей слегка. Она враз сникла как-то, улыбка погасла, словно свечу ветром задуло. «Я, — говорит — никогда не воспользуюсь вашей дружбой, эрр Акс!», — повернулась и ушла, быстро так, не оборачиваясь. А секретарь этот замер, будто окаменел, так и стоял не шевелясь, всё ей вслед смотрел, пока она за угол не повернула. Такими вот глазами и смотрел, как я рассказывал. А потом, не поворачивая головы, небрежно так, будто ему даже через губу переплюнуть лень, рявкнул шёпотом: «Первец, ко мне!». Ну, я-то уже готов был к тому — вмиг понял, что не хлыщ он придворный, коли меня затылком учуял.

Так вот, подозвал он, значит, меня, и говорит — спокойно так, будто мы про погоду беседуем, или он советует мне, на какую наживку лучше стрикс зеркальный клюёт: «Ты, первец, видел то, что тебе видеть не положено. Молчать об этом будешь! Если генерал узнает — он на дуэль меня вызовет, а я не хочу его убивать, командир он хороший, да и счастье ей составить сможет. Да и вообще… Так что молчи! По уму — надо бы мне тебя убить прямо сейчас для верности…», — и пошёл, не дождавшись, что я скажу, будто заранее знал.

Веришь, нет, господин лис, мне только один раз так же страшно было: в первом бою, когда кажется, что каждая стрела, каждый болт в тебя летит, когда точно знаешь, что сейчас умрёшь. Не, даже не так! Когда знаешь, что уже умер, только ещё не почувствовал этого! Во как! Уфф, как вспомню — до сих пор будто всё пересыхает во мне, и ноги дрожат.

Спасибо, господин лис… Это будет последняя кружка на сегодня, клянусь Шауром!

Так вот! А на рассвете тревогу сыграли. Беда приключилась! Секретарь этот принца-то похитил и сбежал к аурийцам. Все охранники, что были на воротах крепостных поставлены — убиты, да не оружием каким, а вроде как голыми руками: шеи у всех свернуты напрочь, и головы затылками наперёд. А из генеральского кабинета бумаги секретные пропали, а там всё подробно прописано: в какой крепости какая численность, и припасов сколько, и мастерских оружейных, и на какое количество оружия железа у них припасено, и всё-всё. И теперь будут знать аурийцы, когда куда ударить, и не успеть нашим подкрепление прислать. Тёмник наш велел погоню снарядить, принца спасти да предателя захватить, а если не получится схватить, то убить на месте.

Лекарь гарнизонный мне тишком горсть шариков выдал, которые степняки из корешков каких-то катают и жуют перед битвой, чтоб злее быть. «На нас, — говорит — иначе зелье это действует, просто скакать будете без устали. А случись ранят — сразу шесть шариков разгрызи, и боли не почувствуешь. Только без нужды крайней не жуй, видения приходить потом будут! И больше шести за раз никак нельзя, уснёшь насмерть!».