Ожившая весна (СИ) - Борзакова Надежда Марковна

- Так заживет…. Не впервой.

- Там дальше я, вроде, ветеринарку видел. Вдруг там есть что-нибудь.

Я натянула на себя худи. Анжелкино…

- Поехали. Ты как? – Костя небрежно махнул рукой. - Я все равно осмотрю потом. Садись с ним и смотри, чтоб в сознании был. Разговаривайте, ругайтесь, делайте, что хотите. Я за руль.

Рустам снова и снова зло повторял, что он в норме, незачем рисковать и вообще… Я не слушала и не отвечала. Но как ни старалась уводить свое внимание от того, насколько слабый и хриплый у него голос и что даже губы уже белые, как полотно, не могла.

Костя, к счастью, не спорил. Правда, обождать в машине, пока я осмотрю ветеринарную клинику, не согласился, хоть сам не очень уверенно держался на ногах.

Внутри клиники, естественно, был раздрай и крайне мало полезного, но стерильные иглы и нитки, скальпели и перевязочный материал нашлись. А еще пара флаконов антисептика. Я быстро сгребла все это в сумку и поспешила поскорее убраться вместе со своим пошатывающимся телохранителем. В голове вертелись возможные диагнозы – целый список. И один «краше» другого. Приказав себе сосредоточиться на действиях, а не на страхах, попросила Костяна дать Рустаму обезболивающее и выпить самому. Конечно, то что у нас есть, особо не поможет, но, все равно, лучше, чем ничего. 

Из городка удалось выбраться быстро и без приключений. Но теперь предстояло поскорее найти место, в котором можно будет подлечиться и переждать хотя бы пару дней. Трудно выполнимая задача, особенно с тем, что время давно перевалило за полдень.

- Наташа, просто станем и делай что нужно, - еле говорил. О, боже, а если у него есть и внутренние повреждения? Если разрыв селезенки, например, я же видела гематомы на животе…

Нет, пожалуйста, нет!

- Тут, вроде, дачки должны быть, пригород же, - спасибо, Костя, хоть ты не споришь. - На карте ничего такого нет, ясное дело. Но поищем.

Я не ответила. Голос бы выдал, что плачу втихаря. Что паникую. А это нельзя.

Чуть позже сквозь пелену слез узрела какой-то старый указатель.

- Гляну, что там за знак, - я припарковалась у обочины и под отборный мат выскочила из машины. Перебежала через дорогу, умоляя про себя, чтоб это оказалась не просто какая-то старая табличка с нафиг не нужной информацией.

Кооператив! Не может быть…

- Там, вроде, кооператив дачный, - почти завизжала, запрыгивая за руль. Проигнорировала вопросы на тему, как же ж я могла потащиться без оружия, и пофиг, что вокруг никого, и тронулась с места.

Дорога жуткая. Я буквально ощущала, как оба вздрагивали, когда машину швыряло на ухабах. Что если там зомби? Или другие люди, вроде сегодняшних уродов. Что тогда? Рустам еле-еле глаза открытыми держал, Костя тоже далеко не в форме для обороны. Я считай одна. А это значит… Если что, мы умрем. И у этого «что» десятки вариантов. Как и способов умереть, в общем-то.

Так почему мне не страшно? Почему я просто сидела за рулем и старалась справиться с управлением машиной. Как успевала прислушиваться к дыханию Рустама – и вообще, как слышала именно его среди других звуков, обдумывать план действий, следить за дорогой…Адреналин? Шок? Да что угодно, лишь бы действовало подольше.

Кооператива, считай, уже не было. Большинство очень старых деревянных домиков давно разрушено, лишь некоторые еще чудом стоят относительно вертикально. Зато ни следа чужого присутствия.

Навскидку мы выбрали выглядевший самым надежным. Монтировкой я легко сбила доски с двери. Попробовала открыть, и она едва на меня же и не упала. Внутри было темно и пахло сыростью. Я обвела небольшое помещение лучом фонарика. Раньше тут была кухня. Старая печка, далекий предок кухонного гарнитура – такой только тронь - развалится.  Металлическая раскладушка в углу. Возле нее еще одна дверь. Незапертая. В комнатке за ней имелось нечто вроде комода и хлипкий диван, затянутый в потрескавшуюся кожу. Зато пол везде был до странного целым. Что-ж…

- Наташ, - Костя тяжело привалился к дверной раме, - Палачу там не очень…

Глава 22

Когда я поступила на ветеринарный, самой трудной частью учебы была «анатомка». Как и для студентов-медиков, да. После первого визита я блевала и боролась с мыслями, что уж если я не могу смотреть, как разрезают мертвое животное, то, тем более, не смогу сама сделать то же самое с живым. Но я ж папина дочка… Сдаться – не, не слышала.

После второго такого занятия меня уже не тошнило, на пятом я проворно выполняла полученные задания, думая, что худшее позади. Ага… Так было ровно до момента настоящей практики. У меня был строгий и бескомпромиссный наставник – спасибо ей.

Я боялась, психовала, не спала ночами, рыдала вместе с хозяевами моих пациентов и часами сидела после окончания смены возле клеток, наблюдая за состоянием своих подопечных, рыдала дома после многочисленных нагоняев от наставника.

Первое время.

А потом она же взяла меня на работу после окончания университета. И постепенно я… Привыкла, наверное. Да, переживать не перестала, как и любой врач – неважно какой именно. Но научилась это контролировать. Научилась действовать уверенно и чуть ли не интуитивно. И работа стала почти рутинной.

Однако тогда в моем распоряжении была клиника со всем необходимым оборудованием или же возможность быстренько к ней добраться. У меня были помощники, были другие врачи. И как ни крути, это все-таки были животные.

Не люди…

Не любимый человек со значительной кровопотерей от огнестрельного ранения и в лучшем случае легким сотрясением мозга, на кое-как застеленном покрывалом грязном деревянном полу старой хибары.

А все, что у меня есть – это восемь ампул «Лидокаина», которые нужны для разведения антибиотика и которые надо беречь. Несколько разномастных обезболивающих, которых мало, и от которых мало толку, пара флаконов антисептика, шовный материал, бинты, свет от фонарика и Костя в качестве помощника. Которому тоже, кстати, не очень. И мои руки. И слезы, застилающие глаза. И боль во все теле. И парализующий ужас, что я не справлюсь. Что пропустила что-то при осмотре – внутреннее кровотечение, например. Плевать, что на него не похоже – я не врач! Не врач…

Рустам выдержал. То терял сознание, то приходил в себя, цепляясь взглядом за мое лицо. Но выдержал. И теперь все три раны, включая рассечение на брови, очищены и зашиты. Недостаточно, но все-таки… Антибиотик уколот, обезболивающее тоже. И даже относительно нормальная постель сооружена из раскладушки и всего барахла, которое удалось приспособить. Вот только мне не нравился его частый пульс, не нравился жар…Не нравился…

Занимаюсь Костяном. Про себя благодарю, что тот так хорошо продержался, помог мне, ведь ему тоже досталось.

- Как только подобрались, твари, - ругался в полголоса, - Как из-под земли, долбанной, выросли…

- Костя, может быть вот здесь ребро треснуло. Я перевяжу, но ты все равно старайся сильно не дергаться. Скажи, тошнить не начинает? А головокружение?

Он все отрицал. Я продолжала хлопотать, а когда закончила, была глубокая ночь. Костя, снабженный требованием позвать, если станет плохо, отправился спать в комнату. Диван показался ему необжитым мерзкими традиционными обитателями старой мебели.

Рустам был в полусне-полузабытьи. В тусклом свете, пристроенного на полу фонарика его лицо казалось мелово-белым. Синяки и отеки это еще больше подчеркивали. Я сидела рядом с раскладушкой на полу, держа руку на его холодном запястье и почти постоянно считала пульс, сверяясь с наручными часиками.

Десять… Пятнадцать…Двадцать пять…

Я вижу Рустама на асфальте… Его лицо залито кровью. Бегу к нему что есть мочи, ору, но не слышу себя.  Бегу бесконечно долго, легкие горят огнем, воздуха не хватает, и я задыхаюсь, но никак не могу приблизиться, не могу ничем помочь.

Душный, липкий кошмар, трясиной затягивающий меня, разорвал звук. Стон. Жуткий, полный боли и ужаса. И я увидела, что лежу на полу сжавшись в комок. Слабеющий свет фонарика выхватывает из темноты Рустама. Он вздрагивает, мечется по раскладушке. Стонет. Кое-как добираюсь до него.