Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев

Это было первое знакомство с романом, который определил судьбу многих юношей в стране Израиля. Почему-то роман не был включен в список рекомендованной литературы руководством гимназии. Но Габриэль Тирош, в отличие от учителей по литературе, считавших во все годы нашей учебы, что книгу эту отвергает общественное мнение, видящее в нем неудобную для него пропаганду, выступал ее пламенным защитником. Этот запрет не мог устоять перед волной погромов, которые показали, насколько велика правда этой книги. То, что отвергали умеренные сионисты и уроженцы рассеяния, воспитанные на страхе перед иными народами, приближало сердца израильской молодежи к идее вооружиться в преддверии настоящего большого столкновения. Завещание Самсона пылало в сердцах молодых лисят. Спустя много лет мой товарищ, который окончил офицерские курсы Армии обороны Израиля, рассказал мне, как на выпускном вечере молодые офицеры вывесили на стене зала, перед глазами всех, одну лишь строку из завещания судьи Самсона, написанного Жаботинским – «Собирайте железо, изберите царя и учитесь смеяться». Именно эти слова были тогда прочитаны Габриэлем.

Завершив чтение, он удивил нас жестом, сближающим сердца, которого мы от него не ожидали: извлек из ящика своего большого стола рюмки и плоскую бутылку.

«Давайте, немного выпьем».

Налил всем и поднял рюмку.

«За дружбу! – произнес он тост. – За дружбу боевых товарищей!»

Глава одиннадцатая

1

Сейчас мне предстоит описать одно из самых печальных событий в моей гимназической жизни: вечер, который мы, начиная с пятого класса, устраивали на Пурим и Хануку. От этих вечеров мы получали такое удовольствие, какое только можно получить на празднике в компании одноклассников. Нам разрешали гулять после полуночи, руководство гимназии закрывало в этот вечер свои строгие педагогические глаза, разрешая то, что весь год запрещалось. Первая половина вечера была официальной, праздничной, на которой классный руководитель произносил речь перед нетерпеливыми слушателями. Выставлялась стенгазета, разыгрывались одноактные пьесы. Вторая половина вечера, которую опять же нетерпеливо дожидались все, начиналась после того, как все взрослые предоставляли зал в наше распоряжение. Стулья, скамейки, кафедры и остальные школьные предметы быстро убирались в угол, и в центре зала возникала, поблескивая паркетом, площадка для танцев. В начале отдавали долг танцам народным и халуцианским – «Оре», «Польке» и «Краковяку», чтобы показать, насколько гимназическая молодежь не во дворцах воспитывалась. Но затем, в более поздний час, уже нельзя было таить шило в мешке, появлялся патефон и настоящие танцевальные пластинки. Молодые мужчины вели своих подруг в ритме вальса, танго или других бальных танцев, популярных в те дни, названия которых вылетели у меня из головы. Я-то в это время стоял у стены, ибо не умел танцевать. Когда одна из девушек предложила научить меня танцевать, я отказался, боясь сгореть от стыда.

Это был вечер, организованный нашим седьмым классом на Пурим. Предшествовали ему шумные выборы главной комиссии по подготовке и нескольких подкомиссий, которые мобилизовали всевозможные таланты для этого большого и разнообразного представления. Готовили маски, карикатуры, заучивали наизусть тексты. Девушки, которых молва считала знатоками в деле угощений, начали обходить магазины, покупая напитки, шоколады, торты и прочие заманчивые кондитерские изделия. То тут, то там, во время перемен ухо улавливало взволнованные обсуждения ученицами класса нарядов, какие следует одевать и какие не следует ни в коем случае. Атмосфера была наэлектризована радостными ожиданиями, и некоторые из учителей считали, что если так будет продолжаться, следует закрыть гимназию до завершения вечера, после чего можно будет возобновить нормальную учебу. Те, которые отнеслись к предстоящему празднику с открытой враждебностью, были наказаны тем, что их на вечер не пригласили. Те же, отношение которых к событию было снисходительным и даже отеческим, удостоились пригласительного билета, украшенного классными художниками. Естественно господин Тирош принадлежал к последним, и как классный руководитель, и как учитель, который при всей строгости соблюдения правил учебы, понимал и наши чаяния.

Пригласительный билет он получил в тот час и в том месте, в котором не получил ни один учитель – на стрельбище, за день до вечера. Ехали мы туда на автобусе до мошава Атарот, и сошли с него в районе холмов, восточнее мошава. После того, как мы изрешетили «священников» пулями, извлекла Айя из кармана билет и торжественно вручила его Габриэлю.

Все мы от души смеялись этому церемониалу вручения, сопровождаемому глубоким поклоном, как будто Айя выполняла некую роль при царском дворе.

«Велика ваша милость, госпожа, – ответил ей Габриэль, полностью войдя в предложенную ему роль, – разрешите ли вы мне великодушно вытереть руки, державшие оружие, перед тем, как я коснусь вашего приглашения?»

Изящным жестом он извлек из кармана желтую тряпицу, словно это был шелковый платок, стер пятна масла с пальцев и принял билет тоже с низким поклоном. Смотрел я на них, ощущая, насколько они подходили друг другу в своем аристократизме, но все же это была игра. Оба играли роль в неком рыцарском спектакле, близком их сердцам. Оба с легкостью исполняли старинные жесты уважения, которых уже не существовало в реальности, очарованные теми прекрасными временами, навеки ушедшими из мира.

Когда девушки появились в нарядных платьях, я понял, что мы уже не в пятом или шестом классах, когда маленькие девочки старались выглядеть женщинами. Ткань, искусно собранная, местами сжатая, местами распущенная по фигурам, подчеркивала зрелость. Я почти не узнавал моих соседок по классу, ребячливых, растягивающихся на школьных скамьях от скуки или усталости, дрожащих, когда учитель задавал им неожиданный и трудный вопрос, от которого они застывали, как загипнотизированные. И вдруг они вытянулись в рост, выпрямили спины и показали всем то, что можно показать. Без всякого колебания, которое отличало их поведение в классе, они двигались от одной группы парней к другой, ловя глубиной несколько затуманенных от внутреннего пламени глаз, обожающие взгляды. В этой их затаенной ловле проступала та цельная и зрелая красота, которую пытаются заполучить в свои сети создатели реклам. До этого вечера я не отдавал себе отчета, какая сила скрыта в талии платья. Но когда появилась Айя с подругами в этих нарядах, я осознал, что они понимают в жизни гораздо больше нас, ребят. Я видел, что здесь выступают не простое украшательство и щегольство, а настоящая женственность, с помощью которой привлекают приглянувшегося парня. Я понял, что платье по фигуре не является роскошью, а тем, что предназначено для существования пола.

2

Часть из присутствующих явилась в масках и карнавальных костюмах, но это еще не был обязательный для современных пуримских карнавалов набор. И тут можно было различить стремления души каждой девушки. Среди них не было видно одиноких, а почти каждая появлялась в сопровождении кавалера, и все вместе они представляли феерическую картину, взятую из истории, литературы, окружающей жизни. Шествовал Гарун-Аль-Рашид, на руке которого повисла Шехерезада, нарядившаяся помидором. Два парня, взявшие на себя роли Антония и Юлия Цезаря, сопровождали Клеопатру. Другая девушка, отличающаяся математическими способностями, оказалась более смелой, нарядившись девицей легкого поведения Наной, героиней романа Эмиля Золя.

Айя пришла без всякого карнавального костюма. Ее, как всегда сопровождали два ковбоя с дикого Запада, которых можно было узнать, несмотря на маски. Помню взволнованные шепотки вокруг, когда она, оставив двух своих телохранителей, села рядом со мной. Показалось, услышал: «Они его прикончат». Но сегодня я уверен, что это мне почудилось. Яир нарядился в доктора Шлосера и вооружился длинной указкой, хорошо нам знакомой по урокам географии. Другой парень изображал доктора Дгани. Один даже нарядился в Карфагена, имитируя его повадки и голос. Но тут вмешался господин Тирош, сказав, что это дурной вкус изображать человека, лежащего на смертном одре. За исключением этого случая, наш классный руководитель не вмешивался в происходящее, и даже отменил традиционную «воспитательную речь», сославшись на то, что пришел сюда слушать, а не воспитывать. Это замечание мгновенно облетело зал и надолго запомнилось в его пользу. И еще нечто я хочу о нем рассказать. Сразу же, как он появился в темном вечернем костюме, отлично сшитом и как-то особенно празднично сидящем на нем, и лицо его освещала умиротворенная улыбка, возникла странная суета в компании девушек. И каждая старалась сесть на ближайший к нему свободный стул. Парни не очень понимали, что происходит, но девицы стояли на своем, стараясь сердито поддеть соперницу насмешкой и всяческими ядовитыми уколами. В конце концов, после нескольких секунд напряженного ожидания господин Тирош сел между двумя парнями, которые как бы служили ему защитой справа и слева и не поняли, что это за внезапный смех охватил всех, когда он уселся между ними. Следующий взрыв смеха прокатился по залу, когда господин Дгани уселся рядом с одной из девушек на стул, который она берегла для кого-то.