Победа. Книга 2 - Александр Чаковский

Раздражение: «Какого черта! Почему я должен стыдиться того, что проявил естественное чувство бдительности?»

Но он взял себя в руки и сказал:

– Я действительно приказал моему водителю посмотреть, на каком заводе вы работаете. В окрестностях Потсдама я не видел действующих заводов. Мной Руководило простое любопытство. Конечно, правильнее было бы спросить вас. Извините, я сожалею, что не сделал этого.

– Хэрр майор! – воскликнул Вольф и на мгновение приподнялся со своего места. – Вы просите извинения у меня?!

В этом вопросе не было подобострастия, оно, как уже успел понять Воронов, вообще не было свойственно Герману Вольфу. В его восклицании звучало искреннее удивление и что-то еще… Что именно? Скорее всего, горечь.

– Я поступил неправильно, – сказал Воронов суше чем ему хотелось.

– Теперь вам все известно? – спросил Вольф.

– В каком смысле?

– Вы знаете, что представляет собой завод, на который я хожу.

– Да нет же там никакого завода! – с раздражением воскликнул Воронов.

– Вы правы, – тихо произнес Вольф. – Теперь никакого завода там нет.

– Зачем же вы ходите туда каждое утро?!

– Потому что я не могу!.. – неожиданно громко воскликнул Вольф, осекся, словно испугавшись звука собственного голоса, и уже еле слышно произнес:– Я не могу не ходить…

– Зачем?!

– Не знаю. Это мой родной завод. Я ходил туда в течение тридцати лет. Каждый день, кроме праздников… Во время войны тоже. Иначе я не могу.

Последние слова Вольф произнес почти шепотом. Одну загадку сменила другая!

– Но зачем?! – повторил Воронов.

– Не знаю зачем. Наверное, потому, что я не могу… Вот они, – Вольф поднял свои большие руки, руки трудового человека, – они не могут без работы… Я не могу без работы, хэрр Воронофф.

– Мой шофер видел вашу работу. Она же бесцельна!

– Да, конечно. Но я… не могу…

– Погодите, дайте сообразить… – пробормотал Воронов. – Когда был разрушен ваш завод?

– В мае. Еще неделя, и он бы уцелел. В него попали две бомбы. Каждая по тонне весом.

– И вы продолжаете туда ходить? Каждый день?!

– Да. И не я один.

– Шофер видел там несколько десятков человек… Вы собираетесь таким образом восстановить завод? Но это же нелепо!

– Наверное, нелепо, – обреченно склонил голову Вольф. – Но мы, немцы, не можем иначе.

Десятки вопросов были сейчас на языке у Воронова. Он хотел спросить Вольфа, кому пришло в голову начать этот бессмысленный труд, платит ли за него кто-нибудь, почему рабочие, часами копающиеся в грудах металлического лома, не попросили использовать их на другой, более полезной работе…

Но он молчал. Его глубоко поразило, что Вольф ходит к развалинам своего завода без цели, без реального смысла, по привычке.

«Уж не обманывает ли он меня?» – подумал Воронов. Однако не только слова Вольфа, но тон, которым он их произносил, обреченное выражение его лица, горький взгляд – все убеждало в том, что он говорил правду. Перед Вороновым сидел старый, как сказали бы у нас, кадровый рабочий. Преданность своему делу была для него самым главным в жизни.

Воронов встречался в Германии с разными людьми. Коммунисты Нойман или Клаус Вернер воспринимали победу Красной Армии как свою собственную. Видел Воронов и совсем других немцев – голодных, злых, бездомных, подобострастных, скрыто или явно враждебных.

Теперь в лице Вольфа он столкнулся с еще одной категорией немцев, ему до сих пор не знакомой. Вольф не был ни коммунистом, ни фашистом… Он был как будто вообще далек от всякой политики и желал только одного: трудиться под мирным небом. Его рабочие руки не признавали вынужденного отдыха.

– Все-таки я не понимаю, хэрр Вольф, – сказал Воронов после долгого раздумья. – При желании вы могли бы найти себе настоящую работу. Тысячи ваших соотечественников трудятся в Берлине, чтобы расчистить Улицы, восстановить городское хозяйство…

– Это в Берлине, – согласился Вольф. – Возможно, и в других больших городах. Но до Потсдама очередь, видимо, еще не дошла.

«Вы обращались куда-нибудь?» – вертелось на языке У Воронова. Но что-то удерживало его от упреков по адресу Вольфа. Ведь он и сам не знал, что происходит сейчас в Потсдаме, – этот маленький городок был для него, в сущности, только местом, где происходит Конференция.

– Вы что же, полагаете, – неуверенно спросил Воронов, – что силами нескольких десятков рабочих, без техники и без транспорта можно восстановить завод?

– С чего-то нужно начинать… – задумчиво сказал Вольф. – Наш завод выпускал станки. Токарные, фрезерные… Разве они никогда больше не понадобятся?..

– Конечно, понадобятся. Но скажите, пожалуйста, на что вы живете? Вам платят что-нибудь за эту работу?

– Нет, – отрицательно покачал головой Вольф. – Пока нет. Мы не получаем жалованья с тех пор, как кончилась война.

– Значит, уже два месяца вы…

– Да, хэрр Воронофф. Мы живем черным рынком. Грета меняет вещи на продовольствие.

– Но это же не выход! – воскликнул Воронов. – Как вы думаете жить дальше?

Пожалуй, впервые за все время разговора Вольф прямо посмотрел Воронову в глаза.

– Я пришел, чтобы спросить вас об этом, хэрр майор, – сказал он. – Я знаю, вы имеете доступ туда… в Бабельсберг. Знаете то, чего не знаем мы. Я понимаю, что не имею права… И все же я хочу… Я позволяю себе спросить… Что будет с нами дальше? Что будет с Германией?!

В голосе Вольфа прозвучала неподдельная боль. И снова, испугавшись своего вопроса, он низко опустил голову.

Воронов молчал. До сих пор он, по правде говоря, не слишком задумывался о будущем Германии. Четыре долгих года это слово связывалось в его сознании только со словами: «победить», «разгромить»! Впервые он подумал о дальнейшей судьбе этой страны, пожалуй, только после разговора с Карповым, – генерал упрекнул его тогда в безразличии к тому, что происходит в душе у побежденных немцев.

Но потом другие важные мысли и дела увлекли Воронова. Все его внимание поглощала Конференция. А Германия… Все, что было связано с Германией, занимало его лишь в той мере, в какой это могло стать предметом обсуждения на Конференции.

– Вы не хотите ответить мне, хэрр майор? – подняв голову, с упреком проговорил Вольф.

Воронов почувствовал, что, обращаясь к нему как к офицеру армии-победительницы, Вольф ждет ответа. Он должен был ответить Вольфу, должен! Но еще не знал, как именно.

В эту минуту Воронов разом осознал, что до сих пор он и Вольф разговаривали как бы на разных языках. Пытаясь найти в поведении Вольфа элементарную логику, он, Воронов, не понимал голоса его души. Это был голос той Германии, которой Воронов до сих пор не слышал, потому что его заглушали грохот пушек и разрывы бомб. Теперь этот голос вдруг прорвался, и в нем со всей силой зазвучала тоска по миру и по труду…

– А вы сами, хэрр Вольф… – тихо спросил Воронов. – Как вы думаете, что будет с Германией?

– Не знаю… – безнадежно ответил Вольф. – Во время войны нам запрещали слушать иностранное радио. За это полагался концлагерь, а может быть, и расстрел. Но теперь… Теперь некоторые уже слушают. Купили приемники у Бранденбургских. Там все можно достать. Ходят разные слухи…

– Какие?

– Я могу говорить откровенно?

– Вполне.

– Одни говорят, что вы хотите установить здесь советскую власть… Другие, что Германию раздробят на части… Предлагают бежать из русской зоны в западные… Я слышал, что семьи тех, кто воевал на Восточном фронте, будут арестованы и высланы в Сибирь…

– Какая чушь! – с возмущением воскликнул Воронов.

– Может быть… Но где же правда? Что станет с Германией? Кому она будет принадлежать?

– Вам! Таким, как вы! – с неожиданной для самого себя убежденностью крикнул Воронов.

– Нам? – удивленно переспросил Вольф.

– Черт побери! – продолжал Воронов. – Разве вы не знаете, что речь о будущем Германии шла еще в начале этого года, на Ялтинской конференции трех держав?!

– Наши газеты писали о ней. Нас уверяли, что Сталин, Рузвельт и Черчилль договорились уничтожить Германию. Перестрелять большинство немцев.

– Это же были фашистские, геббельсовские газеты, хэрр Вольф!

– Другие у нас не выходили…

– Они нагло лгали! В Ялте было решено разоружить и распустить после победы германские вооруженные силы, уничтожить генеральный штаб, наказать военных преступников, ликвидировать военную промышленность… И только! Сталин сказал: гитлеры приходят и уходят, а Германия, народ немецкий остаются! Неужели вы этого не знаете? Союзники вовсе не собираются уничтожать германский народ! Уничтожить нацизм и милитаризм – такова наша цель, хэрр Вольф! Разве вы были нацистом или милитаристом?

– О нет! Даже мой брат, погибший на Восточном фронте, никогда не был членом нацистской партии.

– В чем же дело?! Почему вы верите неразоружившимся фашистам и забываете о том, что решено в Ялте?