Крутая волна - Виктор Устьянцев

На траверзе острова Вормс пробило паропровод, корабль застопорил ход и отстал от других миноносцев. Чтобы использовать вынужденную остановку для боевой подготовки, командир «Забияки» капитан 2 ранга Осинский приказал провести практические стрельбы по берегу. Целью была выбрана высокая сосна, одиноко стоявшая на мысу. Чтобы проверить выучку каждого расчета, командир решил вести стрельбу поору- дийно.

Старший лейтенант Колчанов, определяя порядок стрельбы, умышленно поставил носовой плутонг последним, рассчитывая, что до окончания ремонта его очередь так и не дойдет. К этому у него было немало оснований. Во — первых, наводчик Шумов совсем молодой, еще ни разу не стрелявший в этом расчете, был ненадежен. Во — вторых, заряжающий Заикин сейчас занят в машине, а поставить другого, не сработавшегося с расчетом, тоже рискованно — можно сбиться с заданного темпа стрельбы. Прошлый раз на кормовом плутонге во время стрельбы был пропуск, и барон Осинский после этого долго выговаривал Колча- нову:

— Это последствия либерализма вашего и ваших унтер — офицеров. Вы с них мало требуете, а они в свою очередь распустили матросов. За исключением Карева, все ваши унтер — офицеры, как и вы, либералы.

— Карев бьет матросов, — попытался возразить Колчанов. — Согласитесь, что это не совсем…

— Не соглашусь! — оборвал его командир. — В военное время для достижения цели все средства хороши. И вы прекрасно знаете, что это сейчас разрешено официально.

— Да, разрешено. Но вы, барон, дворянин, и я не думаю, чтобы вы в душе соглашались с таким порядком.

Барон Осинский, давно обнищавший помещик, гордился своим дворянским происхождением, и всякое напоминание об этом приводило его в хорошее расположение духа. Офицеры довольно часто пользовались таким приемом, не подвел он и на этот раз — командир тут же отпустил артиллериста.

Сейчас провести барона не удалось, он сразу разгадал хитрость Колчанова, но пока промолчал. Первая очередь вся легла с большим перелетом и выносом по целику влево на двадцать пять тысячных. Колчанов скорректировал прицел и целик, но и вторая очередь легла с перелетом. Поняв, что после первой очереди корректировку вводить не следовало, Колчанов увеличил шаг вдвое. Но когда цель была захвачена в вилку, снаряды, выделенные на ее поражение, уже кончились.

Не лучше отстрелялось и второе орудие. Старший лейтенант Колчанов понял причину неудачи: из погребов к орудиям подали боезапас не того знака. Он с ужасом ожидал, когда командир отдаст распоряжение открыть огонь из носового плутонга, но в это время механик доложил, что паропровод исправлен и можно давать ход.

— Вперед — малый! — скомандовал барон и, обернувшись к артиллеристу, укоризненно покачал головой: — Плохо, очень плохо!

Потом его отвлекли докладами сигнальщики. Колчанов уже хотел незаметно нырнуть в штурманскую рубку, чтобы выкурить там папиросу, но Осинский жестом остановил его. Выслушав доклады сигнальщиков и штурмана, приказал увеличить ход до среднего и лишь после этого спросил:

— У вас на носовом плутонге, кажется, совсем молодой наводчик?

— Так точно. Матрос Шумов.

— Вот и посмотрим, на что он способен. Прикажите открыть огонь.

Колчанов нехотя передал приказание. Он понимал, что надеяться ему больше не на что. Если первые орудия стреляли с места и то не сумели поразить цель, то что можно ожидать сейчас, когда корабль идет средним ходом, а у прицела сидит совсем зеленый матросик, только что вылупившийся из школы юнг.

Все замерло в напряженном ожидании выстрела. Рулевой матрос Гусаков впился взглядом в картушку компаса, удерживая курсовую нить точно на делении двести сорок три градуса. Вильнет корабль хотя бы на одно деление в момент выстрела, и снаряд отнесет в сторону на десятки метров. И Гусаков ощущал каждое движение стальной громадины корабля каждым нервом рук, сжимавших штурвал. Эти нервы были настолько напряжены, что любой резкий звук мог оборвать их тонкие струны, и тогда Гусаков сделает неверное движение. Поэтому на мостике стояла глухая могильная тишина.

В кочегарке же, как всегда, выла вентиляция, грохотало в топках пламя, звякал через равные промежутки времени звонок топочного уравнителя. И после каждого звонка матрос Заикин распахивал топку и бросал в ее жаркую пасть уголь.

Кочегарка не видит, что делается наверху, но напряжение стрельбы передалось и сюда: оно и в четких движениях рук, работающих лопатами, и в пристальных взглядах, брошенных на водомерное стекло, и в той же напряженности каждого нерва.

У наводчика матроса Шумова нервы натянуты до предела. Сейчас они скрестились в двух тонких нитях, разделяющих поле придела на четыре равные части. Плотно сжав губы, Шумов уперся правым глазом в резиновый ободок прицела. Перекрестие нитей лежит точно у основания сосны. Такие же сосны стоят в бору у заимки, за рекой Миасс, и память неудержимо влечет туда, в далекую деревню Шумовку, где все до боли знакомо и дорого. Но Гордей отгоняет воспоминания и старается сосредоточиться только на этой сосне, в которую должен попасть снаряд. Попадет ли? Его бросит туда немыслимая сила взрыва пороховых газов, выплюнет из узкого горла ствола и пошлет к той одинокой сосне. Но прежде чем снаряд долетит до сосны, его будет сбивать с пути и сила земного тяготения, и сопротивление воздуха, и собственное вращение.

Должно быть, корабль качнуло, перекрестие нитей поползло вправо, но Шумов точным движением руки повернул маховичок горизонтальной наводки, и перекрестие опять вернулось к основанию сосны.

Унтер — офицер Карев, заметивший это движение маховичка, погрозил в затылок Шумову кулаком. «Подведет, сосунок!»

Но не подвел Шумов! Цель была захвачена в вилку с первой очереди, а с третьей орудие перешло на поражение на одном прицеле, и сосна, скошенная снарядом, свалилась в море.

Барон потребовал матроса Шумова на мостик и, когда тот явился, спросил:

— У кого учился в школе юнг?

— В роте мичмана Ядука, указателем был унтер — офицер Зимин.

— Не знаю таких, — разочарованно сказал барон. Он сам начинал службу артиллеристом и надеялся, что Шумов назовет кого‑нибудь из знакомых.

— Кроме того, занимался у капитана второго ранга Унковского.

— Унковского? — обрадовался барон. — Как же, знаю, отличный артиллерист. Но, насколько мне известно, он ведет класс в учебном отряде, а не в школе юнг.

— Так точно.

— А как ты туда попал?

— Я, вашскородь, охотником туда по вечерам ходил. С их разрешения.

— Вот как? Что же, у тебя особое пристрастие к артиллерии было?

— Так точно, интересуюсь. Я к этому делу шибко дотошный, вашскородь.

Ободренный успехом, еще не остывший после напряжения стрельбы, немного оглохший и потому отвечавший громко, Гордей произвел на барона впечатление бодрого и находчивого матроса.

— Ну а вон в тот буй попасть можешь? — Осинский подвел Гордея к обвесу и указал на черневший кабельтовых в восьми буй.

— Попробую, если разрешите, вашскородь.

— Разрешаю. Но смотри: если не попадешь с шести раз, буду считать первый успех случайностью.

Шумов побежал вниз, а Колчанов и штурман, обменявшись взглядами, недоуменно пожали пле чами. Стрелять в буй, обозначающий фарватер! А вдруг Шумов попадет? Пустотелый буй, наполнившись водой, притонет, а потом какой‑нибудь корабль, сойдя с фарватера, сядет на мель или напорется на собственное же минное поле.

Если офицеры отчетливо представляли возможные последствия глупого решения барона, то матрос Шумов даже и не подозревал об этом.

Он попал в буй с четвертого выстрела.

— Молодец! Ей — богу, в нем есть не только приверженность к делу, а и талант, — сказал оарон Колчанову. — Как он служит?

— Выше всякой похвалы, — сообщил Колчанов. Он и в самом деле к Шумову не имел никаких претензий по службе, а тут еще матрос так выручил его после неудачной стрельбы первых орудий. И Колчанову захотелось подчеркнуть, что в этом успехе есть и его личная заслуга.

— Я с первого дня держу его под своим наблюдением. Не далее как вчера у нас с ним состоялся любопытный разговор…

И Колчанов почти дословно передал ночной разговор с Шумовым, однако не только утаил свои наблюдения об иронических интонациях, но даже, наоборот, подчеркнул, что при произнесении имени государя императора, голос у матроса дрожал от благородного волнения, а руки невольно вытягивались по швам.

— Тем более надо отметить это рвение и преданность, — сказал барон. — Назначить бы его унтер — офицером, да очень молод. Вот что: поручите- ка ему заведование корабельным арсеналом. Это и для него будет поощрением, и нам спокойнее. Времена сейчас довольно смутные, и лучше доверить хранение оружия человеку, преданному престолу, надежному в поступках и. суждениях.