Кукольник из Кракова - Рэйчел Ромеро

Между тем Кукольник наконец нашелся, что ответить на слова незнакомца.

– Волшебники? Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он.

Но человек с серебряными глазами не сдавался.

– Вы – единственный волшебник в Кракове. И, похоже, один из нескольких во всей Польше, – сказал он и, протянув бледную тонкую руку, двумя пальцами приподнял подбородок Кукольника.

– Вы принимаете меня за кого-то другого, – сказал Кукольник и отступил на шаг.

Человек с серебряными глазами опустил руку в карман пальто. Ткань была засаленная и больше походила на шкуру животного, чем на вельвет.

– О, да бросьте… – сказал он. – Я слышу сердцебиение куклы, которую держит эта девочка, так что давайте не будем притворяться, что мы не те, кто есть.

Лаканика тоже слышала стеклянное сердце Каролины. Неужели ее существование настолько явственно?

– А вы кто такой? – выпалила Каролина. Может быть, ей не следовало заговаривать первой, но какой смысл притворяться обыкновенной куклой, когда Краков, по-видимому, просто пропитан волшебством?

– Называйте меня историей, – ответил серебряноглазый человек.

– Историей? – спросила Рена. – Какой историей?

– Той, которую знают все на свете, – ответил человек. Он наклонился, и его каблуки оторвались от пола. – Той, которую вы слышали много-много раз. Вначале я был деревенским разбойником, а теперь краду не у скупых баронов и маркграфов, а у немцев.

Кукольник издал сдавленный смешок.

– Не хотите же вы, чтобы я поверил, будто передо мной Юрай Яношик, – сказал он, – разбойник вроде Робина Гуда, который отбирал у богатых и давал бедным? Во всяком случае, так говорится в сказках.

Это имя зажгло искорку любопытства в разноцветных глазах Рены.

– Юрай Яношик? Я читала о нем в одной из твоих книг, – сказала она. – Но я не знала, что он живет вне книги.

– Он и не живет, – ответил Кукольник. – Давным-давно мог жить на свете такой человек, но он умер три столетия назад.

– Нет, – возразил Яношик. – Тут вы ошибаетесь. Я – самый настоящий человек, просто я умер и стал историей. Чем больше людей пересказывают какую-нибудь историю, тем более живой она становится. И вам ли бросать в меня камнем, Кукольник? Есть ли что-нибудь более глупое, чем живая кукла?

– Каролина не глупая! – воскликнула Рена. Она одобряла доброту этого человека по отношению к Давиду, но это не извиняло его грубости. – Она мой друг.

– Да! – подтвердила Каролина. – Я не виновата, что меньше по размеру, чем любой человек в этом мире.

Яношик фыркнул. Он совершенно не выглядел пристыженным. Но он же – миф, история; Рена и Каролина должны быть малышами в его глазах.

– Приношу извинения. Я просто хотел объяснить вашему другу свою точку зрения, – сказал он. – Мы тут все заодно, а он не хочет воспользоваться своим талантом. Идет война, если никто не позаботился вам об этом сообщить.

– Я знаю, – отрезал Кукольник, прорычав каждый звук, как будто он говорил не человеческим, а волчьим языком. – И делаю, что могу.

– До того, как все это закончится, вам придется сделать гораздо больше, – заявил Яношик.

– Откуда вы знаете, что он делает? Вы что, следите за нами? – возмутилась Каролина, ерзая в руках Рены. Если бы она была размером с Кукольника, то набросилась бы на Яношика, как коршун. – Я в жизни не видела большего нахальства!

– Ничего не поделаешь, – ответил Яношик. – Ваш друг – волшебник, а мы – волшебные создания. Конечно, мы обращаем большое внимание на него… и на то, что он делает.

Он взмахнул своими длинными пальцами, очертив фигуру Кукольника. Может, когда-то он и был человеком, подумала Каролина, но теперь его плоть была белой, как бумага, на которой напечатана его история.

– Какой помощи вы от меня ожидаете? Присоединиться к Сопротивлению и подрывать немецкие эшелоны? Я давным-давно дал себе слово не причинить вреда ни одному человеку, – заявил Кукольник. Палка выскользнула у него из рук, и ему пришлось неуклюже нагнуться, чтобы она не укатилась по мраморному полу.

– Можно бороться и по-другому, – сказал Яношик. – Посмотрите на меня – я больше не пользуюсь кулаками или мечом.

Кукольник украдкой взглянул на Рену.

– И что вы предлагаете мне делать? – спросил он.

– У вас есть волшебство, – ответил Яношик. – Так пользуйтесь им. Я пользуюсь своим каждый день. Иначе как, вы думаете, выходит, что они меня до сих пор не поймали?

При этих словах его глаза блеснули еще ярче, словно он надеялся, что колдуны попытаются это сделать, и тогда он сможет посмеяться над их неудачей.

– Вы думаете, я могу этим управлять… – начал Кукольник.

– Но вы действительно настоящий волшебник, – сказала Рена, дернув его за край пальто. – Мы даже встретили кое-кого, кто это подтвердил. Правда, Каролина?

– Правда, – сказала Каролина. Она понимала, что должна была раньше сказать Кукольнику об этом, но какая была бы от этого польза? У него все равно не было времени слушать шепот феи лугов, когда нужно было решать столько практических вопросов.

– Кто это еще в меня верит? – спросил Кукольник и посмотрел на обеих осуждающе.

Каролина подумала, что вполне заслужила такой взгляд.

– Это фея луга, сбежавшая от немцев, – ответила она. – Мы с Реной говорили с ней в тот день, когда вы с Джозефом были в парке.

– Вот видите? – Яношик похлопал Кукольника по плечу. – Кукла права: вы и правда волшебник. А что, вы могли бы оживить статую господина Мицкевича, если бы захотели!

– Немцы свалили статую господина Мицкевича, – мрачно сказал Кукольник. – Или вы давно не были на площади?

– Они играли частями статуи в футбол, – подтвердила Каролина таким же мрачным, как у Кукольника, голосом.

– Он вернется, – произнес Яношик.

– То же самое говорил мне Кукольник, – сказала Рена, широко улыбаясь.

Яношик полез в карман, и Каролина подумала, что он хочет достать блокнот, в котором что-то записывал, когда они вошли в церковь. Но то, что он вынул из кармана, было тканевым мешочком размером не больше его кулака.

– Это сахар, – сказал он и положил мешочек в карман Кукольника. – Может, вы с Реной позавтракаете не только хлебом.

– Я… Спасибо, – сказал Кукольник.

– Оставайтесь мягким. Будьте сильным, – сказал Яношик и обернулся к Каролине: – Оставайся с ним. Столько, сколько сможешь.

О чем он говорит? Еще одно загадочное предупреждение, похожее на то, что дала ей фея лугов.

– Конечно, я останусь, – ответила Каролина. – И позабочусь о нем. Я и так все время это делаю.

– Изо всех твоих сил, – сказал разбойник.

– Изо всех моих сил, – подтвердила кукла.

И когда она поняла, что только что дала торжественную клятву, сердце ее качнулась вперед и назад, как игрушечная лошадка из магазина.

Но Каролина знала, что эту клятву она должна была дать.

Когда Рена вечером ушла из магазина, Кукольник долго еще был тихим и задумчивым, как падающий за окном снег. Он зажег на рабочем столе свечу, и Каролина села рядом, позволив волнам тепла обволакивать ее подобно пушистому коту.

Наконец Кукольник заговорил и произнес то, чего Каролина никак не ожидала от него услышать.

– Я собираюсь зарегистрироваться как немецкий гражданин, – сказал Кукольник. – Мне не нужно, чтобы меня считали немцем, и не нужна дополнительная порция продуктов. Но мы оба знаем людей, которым она нужна.

– Да, – согласилась Каролина.

– Но, – вздохнул Кукольник, – если это обнаружится, Трэмелы будут наказаны. И жестоко, гораздо более жестоко, чем был бы наказан я.

– Тогда не попадайся, – сказала Каролина. Она мотнула головой в сторону церкви, единственного строения на площади, чьи окна все еще были освещены. – Будь умным, как Яношик.

– Яношика повесили, ты знаешь, – задумчиво сказал Кукольник. – Так сказано во всех книгах о нем. В конце концов они поймали его и повесили. Но все-таки он как-то остался жив.

– Мы же волшебные. А значит, мы умеем выживать, – сказала Каролина, чувствуя, что это утешение и для нее, и для Кукольника.

Глава 11. Колдуны и Мыш

Вот так немцы и украли настоящее имя Кукольника, но Каролина считала, что в конце концов он оказался гораздо умнее, чем они. Еда – более твердая валюта, чем имя. Музыка, искусство, смех – все эти дары происходят от полного желудка.

Но регистрация имела и побочный эффект: в магазин стали приходить посетители-немцы. И хотя они приносили с собой деньги, от них не было никакой радости. Это были люди не смешанной национальности, как Кукольник, а настоящие немцы. Молодые женщины с детьми, которые приехали сюда к своим мужьям, отцам и братьям. Жизнерадостная ведьма в регистрационной конторе сказала Кукольнику, что Краков будет центром немецкой культуры, и это подтверждалось внезапным прибытием стольких иностранцев.

Первый из таких посетителей пришел в магазин в полдень, когда Кукольник как раз закончил ланч и принялся за работу над новой игрушкой, а Рена выманила из норки Мыша, чтобы поиграть. Новый посетитель, точнее, посетительница совершенно не отличалась от любой польки. У нее были пшеничного цвета волосы, собранные в узел на затылке и открывавшие розовощекое лицо и бледные глаза. Но она заговорила с Кукольником не по-польски, а по-немецки.