Сталин и разведка накануне войны - Арсен Мартиросян

Данные разведки четко совпадали и с информацией контрразведки. Выше об этом уже частично говорилось. Кроме того, следует также указать, что еще в 1930 г., во время допросов одного из главных обвиняемых по делу Промпартии, Рамзина, было установлено, что первоначально интервенция намечалась как раз на 1930 г. Однако вследствие того, что Великобритании не удавалось сбить в послушное стадо всех европейских шакалов, желавших напасть на СССР, ибо каждый из них выдвигал свои условия участия в этом бандитизме, а также вследствие захлестнувшей Запад Великой депрессии, сроки интервенции были перенесены. Сначала на 1931 г., а затем и на 1932 г.

Комментарий. Это же обстоятельство было и одной из основных причин злоумышленного приведения Гитлера к власти. Лондону просто надоело утрясать склоки в этой стае европейских шакалов, и он пришел к выводу, что с одним шакалом ему будет легче управляться. Но, увы, для Лондона естественно, шакал — он и есть шакал, и никакой дрессировке не поддается. Тем более коричневый шакал.

По указанию Сталина советская разведка и дипломатия чрезвычайно активно противодействовали всем этим попыткам, нанося точечные, но очень мощные удары по наиболее уязвимым звеньям. Немалую роль в этом сыграл и Коминтерн, который к концу 20-х — началу 30-х гг. уже плотно контролировался Сталиным и Молотовым. Советское руководство (в том числе и военное) заблаговременно знало об угрозах и совершенно правильно оценивало международную ситуацию. Так, 29 января 1927 г. задачи разведслужб СССР уже формулировались, отталкиваясь от следующего основополагающего тезиса: «Для оттяжки войны нашего Союза с капиталистическим миром и улучшения нашего военно-политического положения…»{83} Обратите внимание на дату такой формулировки. Ведь с момента подписания Локарнских соглашений прошло чуть более года. А угроза войны уже остро вырисовывалась. Ровно через три года, 30 января 1930 г., Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о новых приоритетных задачах разведки, пункт № 1 которого гласил: «1. Раскрытие интервенционистских планов, разрабатываемых в правительственных кругах великих держав Европы — Великобритании, Франции, Германии, сопредельных стран, — вероятных противников СССР (Польши и Румынии, а на Дальнем Востоке — Японии)»{84}. Как видите, угроза нападения настолько возросла, что Политбюро прямо поставило задачу раскрытия конкретных интервенционистских планов великих держав Европы. Более того. Высшее руководство СССР ясно видело как состав коалиции будущих агрессоров, так и наиболее вероятный вариант плана агрессии — двухфронтовой, то есть одновременное нападение и с запада, и с востока.

Запад в свою очередь с 1926 г. и до конца января 1933 г. последовательно осуществлял целую серию мероприятий по максимальной нейтрализации «просоветской» ориентации Германии.

Историческая справка. Слово «просоветской» не случайно поставлено в кавычках. Никакой просоветской ориентации у Германии не было и в помине. Был голый, цинично расчетливый прагматизм (как, впрочем, и с советской стороны тоже). Его суть вполне объективно изложил первый посол Веймарской Германии в СССР Улърих Карл Христиан фон Брокдорф-Ранцау. В одном из перехваченных советской разведкой секретных писем от 8 июля 1926 г. на имя президента Германии фельдмаршала Гинденбурга Брокдорф-Ранцау прямо указывал, что так называемые «хорошие отношения Германии с СССР изначально были браком по принуждению, а о браке по любви не может быть и речи». В связи с этим всякие чрезмерные надежды, связываемые с германо-советскими отношениями, он откровенно считал «ошибочными и опасными». Более того, в этом же письме он указал, что «отношения с СССР должны были из тактических соображений до известной степени основываться на блефе, т.е. полезно создавать впечатление большей близости с Россией, чем есть на самом деле»{85}.

Прежде всего, Запад втащил Германию в Лигу Наций. Полностью снял с нее военный контроль, предусмотренный Версальским договором. Привлек ее к участию в пресловутом пакте Келлога — Бриана (своего рода глобальное подобие Локарнских соглашений, но абсолютно бессмысленное ввиду отсутствия механизмов его исполнения).

В соответствии с принятым «планом Юнга», Запад резко ослабил бремя репарационных платежей для Германии. Одновременно попытался втянуть Германию в организацию нового антисоветского похода на восток. В ответ весной 1931 г. СССР добился пролонгации договора от 1926 г. еще на пять лет, что и было зафиксировано в парафированном обеими сторонами 24 июня 1931 г. протоколе о пролонгации срока действия договора. В ответ Запад предпринял отчаянные усилия, чтобы не допустить ратификации протокола о пролонгации (он был ратифицирован только 5 мая 1933 г., то есть уже после привода Гитлера к власти, которому тоже было не с руки сразу же идти на обострение отношений с Советским Союзом). СССР в ответ избрал тактику подписания двухсторонних договоров о ненападении со всеми странами, граничащими с ним, дабы перекрыть любые лазейки для организации агрессии против себя с запада, и добился очень значительных успехов на этом направлении. Проще говоря, такая тактика позволяла добиться главной стратегической цели, суть которой в следующем. Создать практически никак не пробиваемый «бронежилет» безопасности Советского Союза. Особенно на северо-западном, западном и юго-западном направлениях.

Короче говоря, в догитлеровский период Запад (прежде всего Англия) так и не смог реализовать свою мечту — организовать вооруженное нападение на СССР консолидированными силами различных европейских шакалов, которых пыталась объединить под своей эгидой Великобритания. Произошло это по нескольким причинам, среди которых особо выделяются следующие три. Во-первых, сколотить послушное стадо агрессоров из слишком уж разномастных европейских шакалов на так называемой «демократической» основе Англии не удавалось. Шакалы — они и есть шакалы. Хоть в природе, хоть в политике. Ни дрессировке, ни тем более демократии не поддаются. Не говоря уже о том, что каждый из них выдвигал свои требования, которые кардинально противоречили требованиям других шакалов. И урегулировать, а тем более привести их требования к единому, но необходимому Великобритании знаменателю было не только теоретически невозможно, но и практически нереально. К слову сказать, Сталин прекрасно это знал по донесениям разведки и потому более чем адекватно реагировал. Так, еще в политическом отчете ЦК на XV съезде ВКП(б), проходившем 2–19 декабря 1927 г., он говорил: «Попытки Англии создать единый фронт против СССР пока еще не удались. Причины этой неудачи: противоречия интересов в лагере империалистов, заинтересованность некоторых стран в экономических связях с СССР, мирная политика СССР, противодействие рабочего класса Европы, боязнь империалистов развязать революцию у себя дома в случае войны с СССР. Но это еще не значит, что Англия бросит свою работу по организации единого фронта против СССР, что ей не удастся организовать такой фронт. Угроза войны остается в силе, несмотря на временные неудачи Англии»{86}.

Во-вторых, существовала серьезная угроза того, что якобы просоветски настроенная часть германского генералитета не пойдет на агрессию из чисто прагматических соображений. В те годы рейхсвер был решающей политической силой Германии — как говорил в 1930 г. военный министр Германии Вильгельм Тренер, «в политической жизни Германии не должен быть сдвинут ни один камень, без того, чтобы рейхсвер не сказал бы своего решающего слова»{87}. Следовательно, прежде чем устроить нападение на СССР, необходимо было переформатировать стандарты поведения и мышления рейхсвера, но особенно же самого германского генералитета. А это было возможно только в одном случае — в случае приведения к власти на пост рейхсканцлера нового, но предельно агрессивно настроенного лидера, которому и агрессивным идеям которого генералитет и весь рейхсвер были бы обязаны по конституции присягнуть. Что, кстати говоря, и произошло в 1934 г. после устроенной Гитлером по требованию, в том числе и рейхсвера, «ночи длинных ножей».

И, наконец, в-третьих, потому, что Сталин постоянно предпринимал интенсивные меры для укрепления внешней безопасности государства, в том числе и прежде всего дипломатические. В тот период иных средств у него просто не было. С их помощью он искусно ковал мощный «бронежилет» безопасности СССР в виде всевозможных договоров о нейтралитете и ненападении с государствами как по периметру, особенно, западных границ, а также с основными европейскими игроками. К началу 1933 г. «частокол» этих договоров был настолько мощным — к тому же он опирался на аналогичные договора между самими приграничными с СССР государствами и основными европейскими игроками, — что преодолеть его физически было невозможно. На Западе, в том числе и в Германии, это прекрасно понимали. Так, за две недели до привода Гитлера к власти, советская военная разведка агентурным путем добыла запись беседы между командующим рейхсвером генералом Гаммерштейном и венгерским посланником в Берлине Кания, состоявшейся еще 11 декабря 1932 г. В документе, в частности, говорилось: