Голая королева - Татьяна Светлова

Голос у него был странный. Словно автоответчик. «Что-то неладное с ним происходит. Должно быть, это хорошенькая оплеуха по его спеси».

Всеволод Владимирович оказался весьма подвижным, невысоким и крепким, как боровичок, мужчиной лет пятидесяти. У него был тот неразборчивый цвет редких волос, который встречается у поседевших блондинов, и пронзительные голубые глаза. На маленьком треугольном подбородке сидел смешливый, проказливый рот, делая его лицо мультяшным, рисованным.

— Что, не понравился вам Гоша? — ошарашил он Киса вопросом, едва Алексей изложил суть своего интереса.

Алексей посмотрел на смеющийся рот и ответил осторожно:

— Не в восторге.

— Скользкий, тип, это верно. Я действительно наводил о нем справки, но ничего существенного не накопал. До стоянки, куда он устроился охранником, он работал в ларьке, продавал сигареты, кофе и прочую, якобы импортную, лабуду, сделанную в Чимкенте и других не столь отдаленных местах… Он там поссорился — недостача вышла, ему пришлось платить, и Гоша решил уйти из опасной системы, где хоть зарабатывал он побольше, но и терял немало, а главное — рисковал многим. Отчего вышла недостача — иди знай, может, обсчитался, может денежки прикарманил. То есть, может, честный человек, а может — вор… Поговорил я с мужиками, его знавшими — рассказали, что Гоша сроду в Чечне не служил, где-то отирался в стройбате, сумел справочки нужные достать. Но это тоже, с чужих слов, не по документам. Документы нынче никакого доверия не вызывают, если вообще есть. Трудовые книжки, например, теперь далеко не все имеют… Раньше порядка было больше, а?

— При тоталитарных системах всегда порядок, — неохотно буркнул Кис: не хватало еще политических дебатов!

— Эк какой детектив нынче пошел образованный! — с легкой ехидцей хихикнул Всеволод Владимирович.

— Больше ничего не удалось узнать о нем? — проигнорировал его смешок Кис.

— Нет. Я же не ФБР и не ФСБ, у меня возможности маленькие… Но я Алексу все же сказал. Хоть Гошка и по мелочи соврал, но соврал, может лишь для того, чтобы цену себе набить, что вполне извинительно, — а все ж соврал.

— И что Мурашов?

— Конечно, Алекс счел, что все это мелочи, недостойные внимания. В этом весь Алекс: психолог он паршивый, а желание быть хорошим, никого не обидеть, в нем сильнее всего…

— По вашему мнению, Алина могла решить от него уйти?

— Противный тип этот Мурашов, а? — неожиданно смеющийся рот изогнулся в хитрой, аппетитной улыбке, а голубенький глаз заговорщически подмигнул.

— Какая разница? Нравится-не нравится, спи моя красавица… Алекс Мурашов — мой клиент. И значения не имеет…

— Послушайте меня, батенька, — Всеволод Владимирович перегнулся через стол к Алексею. Лицо его вдруг посерьезнело, смех угас в глазах и стерся с губ, напрочь исчезла веселая мультяшность. Сразу прибавлось возраста; голубые глаза заструили холодок, который, казалось, уже пролез за шиворот, а рот, устав хлопотать о смехе, собрался вдруг в скупую полосочку узких губ. — У Алекса большая проблема: он никак не найдет гармонии между собой и миром.

Всеволод Владимирович откинулся обратно на спинку своего стула, вытащил зубочисту из нагрудного карман и заправил ее в зубы, изучающе глядя на Киса, как если бы он задал задачу, и теперь ждет ответа от нерадивого студента.

Кис и впрямь озадачился: к чему весь этот пассаж?

— Это имеет значение для поиска его жены? — осторожно спросил он.

— Пока не поймете Алекса, — не поймете и Алину, — отрезал Сева. — Людские проблемы — надеюсь, вам это известно — приключаются обычно оттого, что их, людей, недолюбили… Так вот, у Алекса проблема обратная и редкая: его перелюбили. Любовь Алексу силком в рот впихивали, как манную кашу… Как бы вы повели себя, скажите на милость, если бы оказались на его месте?

И тут же в лице Всеволода Владимировича мелькнуло жалостливое сомнение в том, что сидевший перед ним частный детектив мог когда-нибудь оказаться в положении всеобщего любимчика.

— Вы бы, к примеру, укрылись в иронии, — проницательно посмотрел на него Всеволод Владимирович. — Стали бы подсмеиваться над теми, кто вас любит, обращали бы все в шутку… Не правда ли? — ответа от Киса он дожидаться не стал, он в нем явно не нуждался. — Другой бы сделался сух и непроницаем для потоков нежности, иной — стал бы смотреть на людей свысока, упиваясь собственной значимостью. Но Алекс всегда был хорошим мальчиком… А что это вы так на меня смотрите, батенька? Вы не верите, что бывают на земле хорошие мальчики? Ваш опыт копания в человеческом дерьме уничтожил все иллюзии?

— Прошу прощения, я очень ценю глубину вашей философской мысли… — Кис выдержал маленькую паузу, глядя с легкой улыбкой на Севу. — Но мне бы хотелось вернуться непосредственно к теме. У меня не так много времени, к сожалению…

— Причем тут философия? Вы должны понять, откуда ноги растут! Так вот, вы бы повели себя так, я бы иначе, а Алекс — старался быть для всех приятным и дружественным, как бы всех любить в ответ. Но дело как раз именно в этом «как бы». Ведь чтобы самому любить, надо в любви нуждаться, верно? А его перекормили. И потому он фактически всю жизнь только и делал, что пытался вежливо и осторожно увернуться, никого не обидев… И оттого он сделался похож на американское мороженное: и жирно, и сладко, и все чересчур. Согласны? — смех снова вернулся на свои обычные позиции и лицо вновь сделалось молодым и мультяшным.

Кис лишь пожал плечами. Смеющиеся глаза изучали лицо детектива некоторое время, и у Алексея сложилось впечатление, что заместитель-психолог теперь пытается проанализировать его, Киса, комплексы: «А вас, батенька, явно не долюбили…»

«И тебя тоже, батенька, — мстительно подумал детектив. — То-то ты прыгаешь, придуриваешься, в мультяшку играешь, на меня наскакиваешь без всякого повода… Любишь ты дружка своего Алекса до преклонения, и завидуешь ему до ненависти… И с твоей любовью-преклонением Алекс, небось, тоже обошелся, как с манной кашей: проглотил с отвращением и криво улыбнулся, вежливый малый…»

— Но, самое главное, — продолжал Всеволод Владимирович, — Алекс мог оказаться слишком приторным и для Алины… Она девушка молодая, неопытная, могла и не оценить… Так-то, батенька. А вы говорите — философия!

— Короче говоря, вы считаете, что она могла уйти от Алекса?

— Могла.

— О ней вы, случаем, справок не наводили?

Улыбка вновь покинула его лицо.

— Нет.

Кис помолчал, пытаясь понять, говорит ли не правду Всеволод Владимирович, или и в самом деле счел недостойными подобные демарши за спиной у своего босса и друга.

— А сами вы как к ней относитесь? — Решил зайти с другой стороны детектив. — Вы, как я посмотрю, хороший психолог, — польстил он, — и, возможно, сумели что-то почувствовать в характере Алины…

— Она много страдала в своей жизни… Но я не знаю, с чем это связано, — поспешно добавил Всеволод Владимирович, и Кис быстро уточнил для себя: врет Сева. Узнавал что-то об Алине, и наверняка узнал, но — не признается.

— Видимо, осиротеть в шесть лет — это несладко! — помог ему выкрутиться Кис. — Тот самый случай, когда недодали любви, верно?

— Несомненно! — обрадовался подсказке Всеволод Владимирович. — У нее есть некоторые странности… Но, — чтоб вы знали, — Всеволод Владимирович назидательно поднял указательный палец, — она тоже хорошая девочка. А у хорошей девочки с хорошим мальчиком обычно ничего хорошего не получается! Притягиваются всегда плюс и минус, — знаете физику, да? — а два плюса — это ничего, никакой реакции… Такие союзы удаются в более позднем возрасте, когда двое, наевшись до тошноты минусов, оставив за плечами разводы, неудачи, страдания, сходятся с готовностью оценить именно плюсы… Ценность добра открывается только тем, кто страдал, ценность любви — тем, кто терял любовь.

— Угу, — кратко согласился Кис, боясь навлечь на себя новые потоки философских рассуждений с поучениями. — Значит, она могла уйти. И могла уйти — тайком? Не оставив даже письма, не объяснившись?

— Признаюсь, вот здесь мне трудно сказать что-то определенное. Люди часто боятся объяснений, и делают другим куда больнее, исчезая неожиданно и тревожно… Знаете, я думаю, что если бы люди умели объясняться, то на земле не было бы ни войн, ни преступлений.

— Вы совершенно правы… — искренне одобрил Кис: его собственный опыт мгновенно отозвался согласием с этой мыслью.

— Что вы намерены делать, Алексей Андреевич?

— Сейчас поеду к ее подруге Кате, может, что-нибудь у нее интересное узнаю.

— Правильно! — горячо поддержал его Всеволод Владимирович, и Кис снова уверился в том, что заместитель Алекса что-то знает. Но не скажет.

Однако, судя по его горячему одобрению, направление Кис явно выбрал правильное, и у Кати его поджидает ценная информация…