Когда-то они не станут старше - Денис Викторович Прохор

– И помогаешь ему понять, что Ходжи на свободе – это хорошее решение.

– И?

– Сто тысяч долларов.

Свен Торингтон встал на краю Цыплячьего холма. Склон был пологий с кочками жёсткой и ржавой травы. Навстречу склону снизу от улицы Райских птиц перла вверх мусорная свалка. Один из языков ее берега почти достиг половины склона. Свалка была полна жизни, над жизнью висели сытые и счастливые, в отличии от людей, мухи. Свен их не видел, но знал, что они там есть. Так же хорошо, как и то, куда он потратит свои сто тысяч долларов.

– Ходжи уже везут из тюрьмы Святого Николая. – сказал Свен Торингтон Бену Андерсону.

Глава 19

– Ничего не получится.

– Получится.

– Ты знаешь кто я?

– Не важно. Для меня не важно.

– Ты знаешь, что такое сейва?

– Мне всё равно.

– Нет, ты послушай. Сейва – это храмовая проститутка. В 7 лет отец отдал меня в храм Икебали. Ему сказали, что так можно снять проклятие с семьи.

– Они язычники. Неразумные люди.

– Жестокие и страшные люди. Сначала верховный жрец меня обрезал. Наслаждение – грех. Женщина – ещё больший грех. Ты знаешь сколько их у меня было? Старые, молодые. Я ненавижу мужчин, Большой.

– Я не такой.

– Тогда зачем тебе я? Такая?

Дальше Большой никак не мог продвинуться. Много раз репетировал этот разговор. Проговаривал про себя. Искал причины, но, в конце концов, наталкивался на один, несдвигаемый, камнем лежащий, ответ.

– Не знаю, Куба. Я не могу объяснить.

Мог бы сказать, что любит. Но Большой сам боялся этого слова. Это великое слово. Достоин ли он его? Ее достоин? Большой был честным парнем. Сможет ли он переступить через себя? Любовь ведь такая себе штука. Это всегда больше чем я и ты. Это мы. Согласие с любимым человеком, а согласие с собственной совестью? Убиваешь тело, но любишь-то человека!

– Она тебе нравится? – спросила Дина. Большой не ответил. Испугался, что это так заметно. Даже жена старшего администратора, этого кашалота заметила.

– Нравится. – утвердительно сказала Дина.

– Это ни при чем. – Большой помог Дине напиться из пластиковой бутылки.

– Я здесь получается тоже. – Дина попыталась улыбнуться. – Но как видишь, это ничего не значит.

– Ты сама выбрала. Тебя никто сюда не звал.

–А ты? – услышал Большой Отиса. – Ты сам выбрал?

–Я сам выбрал, предатель. Со мной только так происходит.

– Тогда помоги, парень. Освободи ее.

– Отис!

– Молчи, Дина. Я сделаю все, что скажете.

– Убить сможешь?

– Отис!

– Кого убить? – Отис не слушал Дину.

Большой показал на детей, сидевших на полу.

– Выбирай любого. Что? Нет?

Большой победительно смотрел на поникшего Отиса.

– Вот так он тебя любит, женщина. А? Подумай, что для тебя важнее. Любить ее или ненавидеть себя? Подумай об этом. Я точно подумаю.

Указательный развалился на троне из слоновьей кости. Курил, сбрасывал серые лохмотья пепла в обрезанную бутылку. Большой сел рядом и осмотрелся. Куба-Безымянная делала сладкую вату. Завела центрифугу в одной из кукольных хижин жевунов и накручивала на палочки белые, пушистые и вкусные облачка. Мизинец раздавал готовую вату печальным и грустным детям. Но некоторые ели, а один мальчик (Большой покопался в памяти) сын спикера парламента даже улыбался. Средний продолжал охранять свой пост. Ходил вдоль дверей с бронзовыми набойками. На плече автомат. В руке, это же Средний, сладкая вата и карманы, наверняка, набиты леденцами и шоколадками. Большой услышал, как за его спиной сладко потянулся, зевнул и поднялся Указательный.

– Ты выберешь? – спросил он.

– Не сейчас. Пока вроде всё и так неплохо складывается.

– Дядя Зико будет недоволен.

– Его здесь нет.

Указательный переспросил удивлённо.

– Большой?

– Я Большой.

– Ты выберешь?

– Зачем?

– Потому что план.

– Жизнь не план.

– К чертям собачьим такую жизнь. Давай, Большой, возвращайся.

– Я никуда не уходил.

– Ты выберешь?

Большой промолчал.

– Ладно. – согласился Указательный. – Мизинец!

– Ау. – отозвался озорной мальчишка.

– Дело есть.

Минут через десять Мизинец смотрел на свое и толстое и худое лицо в экране ноутбука.

– Будьте готовы, ребята. – произнес Мизинец таинственным голосом. – Я покажу вам что-то невероятное. Я принимаю челендж Лу Ру из ЭЛ ЭЙ Калифорния. Вы знаете его как Лу Ру Флайкилер. Па-бам!

Мизинец показал большую черную муху, которую он сжал пальцами.

– Видали? Это вам не бледная американская муха. Только хардкор. Без соли и хлеба.

Мизинец закатил глаза, широко открыл рот и забросил в него муху.

– Ням, Ням. Ням. Ужасающее удовольствие. А сейчас. Внимание!

Мизинец отошел в сторону, и все зрители увидели Указательного. Он стоял с автоматом в руке. Рядом с поставленными на колени Отисом и Диной.

– Народ. Сейчас мой челендж. Называется. Один из двух.

– Быстрее, Указательный. – недовольно бросил Большой.

– Это должен быть правильный выбор. Я не могу ошибиться.

– Не трогайте ее. Пожалуйста. – лицо Отиса было залито слезами.

– Они не тронут нас, Отис. – пыталась успокоить мужа Дина. – Они же дети.

– Мы Армия Господа, сестра. Ты знаешь, что это такое?

– Большой…– Отис не говорил. Он умолял. – Ты можешь. Не убивайте ее. Ребята? Что же вы делаете? Разве вы не хотите жить? А Зико хочет. Вместо вас хочет. Как вы этого не поймете?

– Заткнись, предатель. Быстрее, Указательный. Мизинец.

– Что?

– Отвернись и закрой глаза. Указательный?

– Сейчас. Сейчас. Никак не могу решить. Поступим по-научному. – отановился Указательный на Дине. – Эники беники ели вареники.

– Дина! – говорил, сквозь слезы, Отис. – Я люблю тебя. Слышишь?

– Они просто нас пугают. – Дина все еще не могла поверить.

– Пожалуйста. Оставьте ее. Я. Я готов.

– Отис! – вдруг крикнула Дина. – Не рви мои фотографии!

Отис зарычал, как разъяренное животное, и ударил Указательного головой. От неожиданности мальчик упал и Отис навалился на него всем телом. Зубами стал рвать то, до чего мог дотянуться. Плечо, защищенное рубашкой. Над головой Отиса раздалось несколько выстрелов. Вместо того, чтобы умереть Отис открыл глаза. Дина лежала рядом с ним. Большой убил ее. Ярость и злость мгновенно отступили. Отис почувствовал как ослабело его тело, а по венам вместо крови его сильное сердце стало толкать равнодушие и забвение. Он повернулся на спину и замер с широко раскрытыми глазами. К нему подошел Средний. Долго смотрел, а потом сказал.

–Непонятно. Если живешь, живи.

Указательный встал. Его шатало. Болело все тело. Кричали и плакали дети. Указательный отряхнулся и громко крикнул.

– Тихо! Я сказал тихо! Иначе ляжете вместе с этой теткой.

Указательный взял у Большого автомат. Он выронил его, когда на него набросился Отис.

– Ты супер, Большой. Выстрелил в одного, убил двух. Прямо серебряная пуля.

Указательный