Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай

– Да почитай, больше ничего. Мой собеседник добавил, что основные силы резерва находятся не здесь, а в Эстерботнии. Поясните новичку, что за этим стоит? Это ведь одна из провинций Финляндии. Почему главные силы прячут именно там? А не в Лапландии или Сатакунте?

Генерал-майор ответил не задумываясь:

– Лапландия далеко, прятать там силы не нужно, поскольку мы и тут, у себя под боком, ничего не разглядим. Нас просто не пускают в те сферы, которые финны засекретили. А Эстерботния, или, как еще говорят, Остроботния – самая большая историческая область Суоми. И там к русским относятся хуже, чем где бы то ни было.

– Отчего же?

– Так сложилось за минувшие столетия. Еще в ходе Северной войны Петр Первый жестоко обошелся с жителями Эстерботнии и соседних с ней приходов. Те пытались противиться фуражировке войск. Или, называя вещи своими именами, насильственным реквизициям… Нрав у государя был крутой, и он велел разгромить непокорные селения. Их просто сожгли, а четыре тысячи жителей отослали в Тобольскую губернию. Назад оттуда никто не вернулся…

Лыков опять, уже в который раз, почувствовал, что неприязнь финнов к русским возникла не на пустом месте. А Новиков продолжил:

– Четыре тысячи для маленького народа – это огромное количество. Всего, считая убитых, население уменьшилось на треть. Провинция надолго пришла в упадок. А спустя годы, в тысяча восемьсот девятом, уже после присоединения Новой Финляндии к России, там вновь вспыхнули крестьянские восстания. Появились даже партизаны, которые нападали на воинские команды. И опять запылали деревни, а люди пошли этапом в Сибирь.

– Вернулся хоть кто-то?

– Нет, никто. Родня, потомки помнят их всех поименно. Сто с лишним лет прошло, а вот гляди ж ты. Мы, русские, наверное, уже забыли бы дедов-прадедов, пахали бы землю. А эти помнят. Лютеранская церковь требует, чтобы верующие умели читать Священное Писание, именно поэтому здесь поголовная грамотность. И, как следствие, долгая память.

Собеседники помолчали, потом Новиков будто очнулся:

– Это все, что вам удалось узнать?

– Увы. Близко меня не подпустят, так, крохи…

– Есть ко мне вопросы или просьбы?

– Есть, Павел Максимович. Генеральный комиссар криминальной полиции господин Кетола спросил меня давеча, что я делал перед приездом сюда в кабинете у барона Таубе.

– Вот как? Даже это им известно? И что я говорил!

Статский советник отодвинул пустой стакан:

– Я, признаться, не верил, что вы тут все под лупой. Но, похоже, наблюдение поставлено хорошо. Человек в Гельсингфорсе знал, что я встречался с генералом Таубе и полковником Свечиным. И спросил в лоб, нет ли у меня тайного задания помимо официального. Они подозревают, и, стало быть, я тоже буду под наблюдением.

– Обязательно, – подтвердил Новиков. – Привыкайте, тут так устроено. Но…

– Откуда Кетола узнал о встрече? Когда я уходил от Виктора Рейнгольдовича, к нему зашел полковник Энкель.

– Из Огенквара?

– Да, тот самый. И он финляндец, – Лыков сделал значительное лицо. – Чуете? Никто, кроме него, не мог сообщить им о встрече. А еще Кетола назвал Свечина врагом их независимости.

Новиков задумался:

– Энкель… Наш офицер, Генерального штаба полковник… Допущен ко всем секретам… Не хочется в это верить.

– Но другого объяснения осведомленности криминал-комиссара я не вижу.

– Видимо, вы правы. Хотите, чтобы я сообщил об этом подозрении генералу Таубе?

– Да, и шифром!

– Само собой, не закрытку[34] ему пошлю, – в очередной раз хмыкнул Павел Максимович. – Это все?

– Нет. Прибыл ли штабс-капитан Насников?

– Прибыл и вчера же убыл. Я послал его на побережье, в район острова Лонгхольм. Там проходит секретный фарватер Балтийского флота, которым могут пользоваться даже линейные корабли. А место сложное: подводные камни и банки. Когда финские лоцманы отказались подчиниться нашим морякам, их заменили каспийцы. Ну, вы слышали уже об этом… И местные чичероны оказались устранены от военных секретов. Так вот, Лонгхольм – необитаемый остров, небольшой, но очень удачно расположенный. Там пасутся овцы, а людей нет, только пастухи приплывают раз в неделю проведать стадо. И они заметили, что кто-то их овец подъедает. И дрова из поленницы изъяты, много дров. Кому они понадобились на необитаемом острове?

– Шпионам, – констатировал сыщик. – Или шведским, или германским. Каких у вас больше?

– КРО Петербургского военного округа подозревает в шпионстве двенадцать шведских подданных, – ответил по памяти генерал. – Вот месяц назад поймали на Красносельских лагерных сборах лейтенанта Эссена из их гусарского полка. Он фотографировал отдельные эпизоды маневров аппаратом, вынутым из потайного кармана. Сцапали голубчика и выслали домой пинком под зад.

– А немцев сколько насчитал Ерандаков?

– Много больше – аж девяносто одного.

– У тевтонов перевес, – констатировал сыщик.

– Верно, – кивнул начальник штаба. – А вы знаете, что такое искровой телеграф?

– В общих чертах да.

– А что такое пеленгатор?

– Нет.

Генерал-майор объяснил статскому советнику:

– Обычный телеграф, проводной, мы давно уже забрали из-под контроля финнов. Иначе в случае беспорядков войска остались бы без связи. Сепаратисты в ответ начали активно развивать сеть станций искрового беспроводного телеграфа. Их приемно-передающие антенны стоят тут повсюду. Эту сеть правительство не контролирует. Но в штабе Балтийского флота на должности флагманского радиотелеграфиста служит капитан второго ранга Ренгартен. Он изобрел устройство, которое весьма точно может засекать работающие на волнах радиостанции. У них это называется – пеленговать, поэтому прибор именуют пеленгатором. Аппараты Ренгартена установлены на всех крупных береговых радиостанциях флота. И там засекли неизвестную станцию, которая регулярно выходит в эфир… с острова Лонгхольм. Или из его окрестностей.

– Ага! – воскликнул сыщик. – Разведывательная группа с рацией? Ведет скрытное наблюдение за фарватером и рисует его на своих картах. Так?

– Похоже на то. Вот я и послал Насникова туда. Пусть обшарит остров и выкурит этих гадов из их нор.

– Давно там шпионы?

В ответ на этот невинный вопрос генерал-майор взвился:

– Давно, леший их задери! Я поднял переписку и выяснил, что коронный ленсман еще в июле прислал в штаб корпуса рапорт о пропаже овец и дров с необитаемого острова. Затем еще два. Мои раззявы смеялись над ним и подшивали рапорты в папку. А мне не сообщали. Финн отнесся к своим обязанностям добросовестно и честно. Но русские офицеры крутили пальцем у виска… Идиоты!

– Я могу познакомиться с офицером, отвечающим в корпусе за контрразведку? – спросил Лыков.

– Он убыл на лечение в Петербург, минимум до середины октября, – разочаровал его начальник штаба. – Это капитан Левашов. Но он такой… звезд с неба не хватает. Именно Левашов и смеялся над рапортами ленсмана.

– А кто вместо него?

– В штабе никого больше нет, сами знаете, какие штаты у военных.

– Как и у нас, – вставил сыщик. – Экономим копейки, а теряем рубли.

– Вот-вот, – сварливо подтвердил генерал-майор. – Но в столице наконец-то догадались. Виктор Рейнгольдович – умная голова! Он выяснил, что бывшие воинские начальники в Финляндии после отмены воинской повинности сидят без дела, а жалованье получают. Двенадцать окружных управлений плюс управление коменданта города Торнео.

– Да, Ерандаков мне говорил, он хочет привлечь их к делам контрразведки.

Павел Максимович отмахнулся:

– У Ерандакова своих идей не было сроду. Он холуй Сухомлинова и интриган. А у Таубе мыслей – на троих! Это он придумал насчет забытых воинских присутствий. Мы стали перебирать тамошних офицеров. Они ведь знают здешний уклад жизни. Готовые контрразведчики. И среди них обнаружили человека, наиболее подходящего для секретных дел. Это подполковник Казанцев, звать Дмитрий Леонидович. Служил в Гельсингфорсском окружном управлении, владеет обоими местными языками. Выходец из Четвертого Финляндского стрелкового полка. Способный! Вот с ним вам надо познакомиться, он будет хорошим помощником. Я ему прикажу… когда вернется с побережья. Он уехал в Гангё, там тоже засекли неизвестную радиостанцию. Ну, теперь все?