Желанное дитя - Лиза Скоттолине

– Мы использовали донора спермы, а не донора яйцеклетки.

– Понятно, – Люси кивнула, все с тем же спокойствием:

– Что касается социопатии – большинство авторитетных исследований и работ утверждают, что она не является наследственным фактором. Другими словами – социопатами не рождаются, ими становятся. И это мое заключение.

Кристина облегченно выдохнула. Она сразу вспомнила разговор с Лорен.

– То есть вы говорите, что если даже наш донор – это Джефкот, серийный убийца, наш ребенок не должен унаследовать от него… ну, что там у него есть. Его психологическое отклонение.

– Да. Это мое мнение относительно социопатии, – Люси удовлетворенно кивнула. – И к такому же мнению я пришла относительно склонности к насилию. Я изучила много статей и исследований, и большинство их авторов считают, что она не передается по наследству. Определяющими в данном случае являются факторы окружающей среды – то есть дети, которые растут в семье, где применяется насилие, могут иметь тенденцию к его применению. На примере домашнего насилия это очень четко прослеживается. Это не наследственное – это приобретенное качество.

Мишель улыбнулась:

– Думаю, вы можете немного выдохнуть, да, Кристина?

– Да, – сердце Кристины радостно забилось, – то есть – все это по-прежнему странно, конечно, но хоть какая-то ясность.

– Не для меня, – хмуро заявил Маркус. – Люси, я читал в сети, что существует и другая точка зрения.

– Какая же?

– Утверждают, что склонность к насилию как раз передается по наследству. Я читал о «гене воина» – говорят, что люди, склонные к поиску острых ощущений или постоянному риску, наследуют это качество, что оно заложено у них в генах. И что из них могут вырасти жестокие люди.

Кристина вздрогнула:

– Как ты узнал?

– Я прочитал, могу показать тебе потом статьи, – ответил Маркус, губы его сжались в тонкую упрямую линию. – Отнюдь не все генетики считают, что это приобретенное. Некоторые уверены, что наследственное. У искателей приключений отмечается другой уровень ингибиторов МАО и другой уровень таких гормонов, как тестостерон – и это передается по наследству. Исследования показывают, что такие люди чаще совершают преступления, чем те, у кого этого нет. Другими словами – серийными убийцами все-таки рождаются, а не становятся.

Люси нахмурилась, на ее гладком лбу появились морщины.

– Маркус, Кристина, я сделала свои выводы на основе собственных исследований, наблюдений и опыта. И думаю, на них можно положиться.

– Но ведь есть и другие, кто с вами не согласен? – холодно спросил Маркус.

Люси расцепила пальцы и подняла открытые ладони:

– Можете ли вы найти в Интернете кого-то, кто будет иметь противоположную моей точку зрения? Разумеется. Но это же Интернет – такова его природа. Я бы не стала делать какие-то заключения на основе информации из Интернета.

Маркус подался вперед:

– Но ведь гарантий никаких нет, не так ли? Вы же не можете нам гарантировать, что эти факторы не передадутся по наследству? Не можете?

– Конечно, не могу, – ответила Люси сдержанно. – Никто и никогда вообще не может дать никаких гарантий. Но я оцениваю статистический риск – и он крайне низкий в данном случае.

– Ладно, спасибо вам, – произнесла Кристина, пытаясь не выдать своей растерянности. Ей больше всего на свете хотелось сейчас поверить мнению Люси, и она просто ненавидела Маркуса, который, похоже, задался целью вывести из себя обеих женщин – и Мишель, и Люси. Кристина никак не могла понять, чего он добивается.

– Вы всегда имеете право выслушать и другие мнения, – добавила Люси, взглянув на Мишель. – Мы с Мишель знаем других консультантов по генетике. И будем рады сообщить вам их имена.

– Они тоже сотрудничают с клиникой «Начало Семьи», как и вы?

– Да, – хором ответили Люси и Мишель.

– А у вас есть контакты консультантов по генетике, которые не сотрудничают с клиникой «Начало Семьи»?

Кристина от неловкости не знала, куда себя деть.

– Маркус, ты что? Так нельзя!

– Вполне нормальный вопрос. – Взгляд голубых глаз Маркуса был холоден.

– Понятно, – сказала Люси. – Что ж, я с удовольствием пришлю вам на почту имена моих коллег, которые не сотрудничают с нами.

– Спасибо, – поднял руки Маркус, – так что же следует делать паре в нашей ситуации? Что мы должны делать?

– Это очень индивидуально. И зависит от вас обоих. Я уже сказала, что считаю, что риск в этой ситуации минимальный. Я консультирую разные пары – в том числе и те, у кого риск различных осложнений и отклонений очень высок, и многие решаются все-таки рожать ребенка, несмотря на риски, – Люси сделала паузу. – Например, недавно я консультировала пару, у которой, согласно исследованиям, должен родиться ребенок-анэнцефал, а это означает, что он нежизнеспособен. И они все-таки хотят доносить беременность.

– Подождите… что?! – смущенно спросила Кристина. – Вы о чем вообще говорите?

– О возможности прервать беременность, – ответил Маркус коротко.

– Что?! – Кристина не верила своим ушам. – Ты имеешь в виду аборт?! Да кто вообще здесь думает об аборте? Я не хочу делать аборт.

– Это всего-навсего предположение. Мы говорим о возможности такого решения.

– Нет такой возможности, – отрезала Кристина разъяренно. – Я не собираюсь делать аборт. А ты? Ты хочешь, чтобы я его сделала?!

– Нет, но мы должны обсудить эту возможность.

– А я не хочу ее обсуждать, – Кристина вдруг обратила внимание, что и Мишель и Люси все это время молчали. – Так вот о чем идет речь? Вы думаете, что нам нужно сделать аборт?!

– Нет, – Мишель покачала головой, на лбу у нее образовалась горестная складка, – наоборот, Кристина, я пригласила на наш сеанс Люси, чтобы вы поняли, что риск наследственных отклонений у вашего ребенка очень мал.

Люси кивнула.

– Это правда. Такова цель моего пребывания здесь. Я ни в коем случае не собираюсь подталкивать вас к какому-либо решению, каким бы оно ни было. Я только могу предоставить вам как можно больше информации, чтобы вы сами уже, на ее основе, приняли решение. Свое собственное решение – вы, вместе.

– А что, люди делают аборт, когда происходит что-то в этом роде? – спросила Кристина изумленно.

Люси кивнула.

– У нас были случаи менее запутанные, чем этот – но мы никогда не препятствовали тем, кто принимал решение избавиться от беременности. Некоторые пациенты вынуждены принимать это решение по причинам врожденных патологий у ребенка. Другие прерывают беременность здоровым ребенком по иным причинам. Это совершенно законно – в первом триместре.

– Я сейчас говорю не о том, законно это или нет. – Кристине не хотелось вступать в глобальный спор, но она с трудом владела собой. – То есть я знаю, что это личное дело каждого – и я не хочу избавляться от этого ребенка!

– Здорово, – резко бросил Маркус.

– Да, здорово, и хватит об этом, – ответила Кристина, потрясенная до глубины души. Она вдруг поняла, что Маркус как раз очень даже думал о том, чтобы сделать аборт, но просто не хотел ее расстраивать.

Мишель взглянула не часы.

– Ладно, ребята, доктор Давидоу, наверно, уже освободился, и он хотел встретиться с вами обоими.

– С удовольствием. – Маркус вскочил на ноги и пошел к двери, и Кристина чувствовала, как пропасть между ними становится все шире, она стояла на одной стороне этой пропасти, а он на другой, словно земля у них под ногами внезапно разверзлась, разрушая их брак.

– И я тоже, – сказала она, вставая на подгибающиеся ноги.

Глава 9

– Я так рада вас видеть. – Кристина сама удивилась, когда при виде доктора Давидоу у нее на глаза навернулись слезы. Она порывисто обняла его.

– И я очень рад вас видеть, Кристина, – доктор Давидоу приветствовал ее широкой приветливой улыбкой. Глаза у него были большие, круглые, теплого коричневого цвета, и они были его главным украшением – может быть, поэтому он при разговоре смотрел прямо в глаза собеседнику. Вокруг глаз уже собрались морщинки, похожие на гусиные лапки, потому что доктору было уже под пятьдесят, а нос-картошка и круглая, лысая голова не слишком его красили. Улыбка, как обычно, не сходила с его лица – даже несмотря на непростые обстоятельства.

– Это все так сложно, – пробормотала Кристина, чтобы как-то уменьшить напряжение, растущее внутри нее. Никак не получалось выкинуть из головы то, что сказал Маркус во время сеанса. Ей оставалось только надеяться, что он не будет говорить об аборте с доктором Давидоу.

– Да уж, могу представить. Как говорит моя дочь – «я вас чувствую». – Доктор Давидоу повернулся к Маркусу, протягивая ему руку. – Мне жаль, что все так усложнилось.

– Мне тоже. – Маркус пожал ему руку более холодно, чем хотелось бы Кристине, потом сел. Она тоже села в одно из кожаных кресел, чувствуя себя в кабинете доктора Давидоу почти как дома. Здесь ей пришлось выслушать самые тяжелые новости о своей жизни, но происходило здесь много и очень хорошего – и даже сейчас, в нынешних обстоятельствах, она по-прежнему доверяла своему врачу. Его кабинет был очень похож на него самого: такой же дружелюбный, неофициальный, хотя и прекрасно обставленный, с бликующим стеклянным столом, совершенно пустым, если не считать нового ноута и фотографий его семьи в матовых стеклянных рамках. Дипломы, награды и сертификаты украшали стены, удостоверяя, что он является одним из ведущих эндокринологов в Коннектикуте, а на полках стояли медицинские справочники, еще семейные фотографии, а также красовался его обожаемый аквариум с тропическими рыбками. Голубоватый свет ламп отражался от поверхности воды, в которой лениво шевелили плавниками ярко-желтые рыбы.