Безумное благо - Эрик Нёхофф

Она должна была мне сниться. Мод? Почему Мод? Я желал ей всех возможных несчастий. Быть может, я просто боялся того, что она вам обо мне расскажет.

Я перестал спать. Мои ночи превратились в долгие периоды полубеспамятства с чередой зажженных ламп, смятых газет, приоткрытых книг. Я просматривал вестерны в режиме перемотки. Я слегка устал. Пресытился — пожалуй, точнее.

В агентстве не прекращались собрания. Их называли «конференциями». Те, кто помоложе, говорили просто «конфы». Я завершил свою речь о преимуществах Нози-Бэ[61] перед Сейшелами. Заказчик поднялся, убежденный. Он продавал продукты из злаков. Нужно было опять засылать голых девиц на пляж, чтобы побуждать людей объедаться кукурузными хлопьями. Я зевнул. У меня больше не было идей. Американская манекенщица, которая должна была сниматься в ролике, поднялась со своего места, бросив:

— Bye,[62] так и быть, покажу свою попку.

Я окинул взглядом квартиру и напомнил себе, что все это мне не принадлежит. Целая куча специалистов советовала мне покупать. Было чистым безумием платить такую аренду. Я подошел к окну. На улице какой-то тип в ярком спортивном костюме занимался джоггингом. У него-то была физиономия человека, живущего в собственной квартире.

Богатые американки выходят замуж за европейских педерастов. Во всяком случае, я полагал, что чаще всего так бывает. Я с трудом представлял себе парижаночку, исчезающую в лапах семидесятилетнего нью-йоркца. Да, конечно, вы богач. Авторские права продолжают изливать золотой дождь.

С вами все давно ясно, но мне никак не удается возненавидеть ваши книги. Этой зимой их все переиздали в новом переводе. Я перечитал их, как дурак. Это по-прежнему здорово. Мне больно это говорить, но, черт возьми, как же вы были талантливы! Вы были высшей пробы.

Помню, как-то во время обеда в «Клозри» с одним издателем я сказал ему, что, несмотря ни на что, люблю писателей.

— Это потому что вам не приходится им платить, — ответил он мне.

Ваши книги! Поговорим о них. Хотите знать, докуда дошла Мод? До двенадцатой страницы. Она громко захлопнула «Страну сливочного мороженого» и сказала: «Дрочиловка для школьниц». Вас это удивляет? По ее версии, она, разумеется, проглатывала ваши сочинения от корки до корки, заучивала наизусть целые куски, идентифицировала себя с Дэйдр, сестрой Уоррена, которая намазывала себе на бутерброды хлорофилловую зубную пасту. Просто умора.

Я получил короткую записку от Мод. «Держи себя в руках». И все. Сначала я неправильно прочел и понял: «Держи меня в руках». Хммм, держи карман шире, дорогуша. Сударыню замучили угрызения совести. Одумалась, да? Может, со мной было не всегда супер-пупер в постели, но уж точно получше, чем с мягким членом семидесятилетнего деда. А старческий пот под простынями, должно быть, отвратный. Я перечитал карточку. Держи себя в руках. Черт, вот оно что. Это привело меня в дикое бешенство. Во что она лезет? Самое время заниматься моим здоровьем. Что ей до того, как я себя веду?

Осень прошла без каких-либо новых известий от Мод. Почему мы больше не встречались? Я был не настолько идиот, чтобы ответить: такова жизнь. Я снова был один. Состояние, к которому я уже утратил привычку.

Я скажу вам правду. Читая ваши старые интервью, я сгибаюсь пополам. Вы придерживаетесь диеты, способствующей продлению жизни? Сколько раз я вас видел мертвецки пьяным, вы шатались и опрокидывали стулья на пути. О, вы сумели организовать свой уход, — человек, ушедший от всего в поисках своего глубинного «я», избегающий фотографов. Отвратительный кривляка на арене масс-медиа. Подумать только, я поначалу думал, уж не педик ли вы. В дальнейшем я понял, как я ошибался. Между тем, так бы хотелось прочитать в желтых газетенках: «Брукинджера трахают в жопу негры на его уединенной вилле в Вермонте».

Вы в самом деле чокнутый. Не случайно убийца Джона Леннона носил в кармане ваш самый знаменитый роман. Парень быстренько смекнул, какой вы, черт возьми, псих. Из ваших страниц он черпал мужество, они оправдывали его желание укокошить кого-нибудь. Знаменитости должны прятаться или умирать. Иначе всем наплевать на них. Говоря начистоту, испытал бы Марк Чэпмен[63] потребность убить стареющую рок-звезду, не будь он одним из ваших читателей? Вы, несомненно, несете ответственность за целую кучу вещей, которые не ладятся на этой планете. Не притворяйтесь, что вы не в курсе дела. Во всяком случае, вы ответственны за крушение моей жизни. Вы не можете отрицать это. Эти ваши милые словечки — вы даже не представляете, какой вред они в себе несли. Это как в ночном клубе: некоторые парни всегда находят, что сказать сидящим на банкетках девчонкам, которые вынуждены склоняться к ним ближе из-за громкой музыки. Такие типы всегда знают, что сказать в нужный момент. Я никогда не был таким. Я был тем парнем, кто сидит напротив, на красном войлочном диванчике, в полном одиночестве с виски-колой в руке и наблюдает за тем, как понравившуюся ему девушку охаживает другой. Это история всей моей жизни. Люди вроде вас меня раздражают. Ваш пафос меня достал. Он ваших теорий тошнит. Дао, карма и все такое. Вы думаете только о том, как бы трахнуться. Вы такой же, как все. Но если вам вздумалось урвать тридцатилетнюю девчонку, вы могли бы выбрать кого-нибудь другого. Ведь от американок, мечтающих запрыгнуть к вам в постель, отбою нет, а? Я не заметил, как вы подкрались, с этой вашей манерой создавать видимость. Господи, когда же вы впервые переспали? Я был где-то поблизости?

И ведь это я заставил Мод читать ваши книги. Какой же я был дурак. Сам стал кузнецом своего несчастья. Вы бы никогда не написали такую фразу: «Кузнец своего несчастья», как можно!

Между тем, она меня ценила. Клянусь вам, она меня ценила. Она не всегда лгала. Нам не всегда недоставало тем для разговора. Я нередко смешил ее. Мне не терпелось пойти на свидание с ней, и я уверен, что ей тоже. Порой она употреблял сложные слова, слова, придуманные для кроссвордов. Когда она слишком много говорила, я целовал ее в губы. Единственный способ заставить ее замолчать. Потеряв ее, я обнаружил, что мои чувства к ней были глубокими, настоящими. Я не ожидал этого. Особенно достает в этой истории то, что я потерял ее из-за старого козла, которым восхищался.

С некоторых пор я стал странным и нелюдимым. Я перестал принимать лекарства. Мне больше не нужны другие таблетки, кроме снотворных. Мои руки перестали дрожать.

Без сомнения, был какой-то день, после которого Мод превратилась в глухую стену, но какой? Я перестал узнавать ее. Она замолкала довольно интересным образом. Тон ее голоса изменился. Как любой нормальный мужчина, я спрашивал ее, что не так. Она отвечала: ничего, — как они всегда отвечают дуракам, которые об этом спрашивают.