Афганская война ГРУ. Гриф секретности снят! - Геннадий Тоболяк

После беседы с Григорьевым я сделал для себя окончательный вывод: в «Мусомяки» нет коллектива, есть лишь группа людей. Их работу нельзя признать удовлетворительной, даже с натяжкой.

Уже под вечер решил заглянуть в комнату переводчиков. Открыл дверь. Никого. Подумал: «Где же люди?» Совсем было собирался выйти из комнаты, как услышал голос из-под кровати:

– Вам что-то нужно?

Заглянул под кровать, там торчала нечесаная борода переводчика Хакима:

– Вам что-то нужно? – переспросил он.

– Нет! Ничего не нужно! – ответил я, не зная, как реагировать на такое поведение подчиненного. Есть кровать, а он спит не на кровати, а под кроватью.

– А где Ахмет? – полюбопытствовал я.

– Как «где»? – недоуменно ответил Хаким. – Там же, где я, только под своей кроватью!

– Почему вы отдыхаете не на кровати, а под кроватью? – спросил я.

– Мы с Ахметом спим по очереди. Сейчас спит он. Потом буду спать я, а он будет дежурить. Так бывает каждую ночь. Мы с Ахметом боимся, что нас убьют из-за денег Саротин и Собин. Они оба нас ненавидят и давно прикончили бы, но мы спим по очереди и держим автоматы наготове под головой, так, на всякий пожарный случай, если кто-то из них попытается совершить над нами насилие.

Я заглянул под другую кровать, там на грязном матраце валялся переводчик Ахмет, закинув под голову руки. Он спал. Маленький, толстый, лысый, как чурбан, с тонкими чертами лица и длинной черной бородой, как у басмача, он походил своим видом на умирающего сумасшедшего, дышал тяжело и напряженно, широко открыв рот, большой и безразмерный с редкими зубами.

– Это не дело – спать под кроватью! – возмутился я. – Требую от переводчиков закончить эксперимент на выживание сегодня же.

– Есть! – по-военному ответил Хаким, не вылезая из-под кровати. – Но пока не трогайте Ахмета. Пусть он выспится и после узнает, когда проснется, ваше приказание спать на кровати. А пока пусть переводчик Ахмет отоспится, иначе его опять начнет скручивать судорога и проку от него будет немного.

– Почему вы так панически боитесь Собина и Саротина? С чего вы взяли, что они нападут на вас и ограбят?

– Как-нибудь в другой раз я вам расскажу, товарищ полковник, что из себя представляют эти спившиеся офицеры, – сказал переводчик Хаким с оглядкой на дверь, переходя на шепот. – Иной раз я нарочно притворяюсь спящим, начинаю храпеть, чтобы обмануть своим храпом Саротина и Собина. Как известно, не всякий храпит, кто спит. Как-то раз, услышав мой храп, в комнату вошли Саротин и Собин. Оба пьяные. Собин говорит Саротину: «Кажется, не найти лучшего случая, чтобы грабануть их денежки!» Я зашевелился под кроватью. Они поспешно удалились. С той поры мы с Ахметом спим только по очереди несмотря ни на что. Все ждем, когда они придут нас душить.

«Смирные овцы волкам по зубам!» – подумал я о переводчиках и вышел из комнаты. Проснулся Ахмет, я собрал оперативную группу, пристыдил переводчиков за их неправильное использование досуга, не стал ничего говорить, с чем это связано. Еще раз предупредил, что с нарушителей дисциплины будет строгий спрос по закону военного времени.

Меня поддержал прапорщик Микаладзе.

– Давно пора навести воинский порядок на пьяной «точке», как нас называют в Кабульском разведцентре из-за Саротина и Собина. Они как Бобчинский с Добчинским, персонажи Н. В. Гоголя, большие любители склок и авантюр. Их поведению надо поставить заслон. Нас больше, кто ратует за порядок и дисциплину, и мы вправе спросить с них, когда они перестанут пьянствовать!

– Замолчи сейчас же, Микаладзе! – закричал на прапорщика майор Собин, самый агрессивный из офицеров группы. – Ты, Микаладзе, не в меру расхрабрился, уж не командир ли вселил в тебя эту храбрость?

– Да! Эту храбрость вселил в меня командир, полковник Тоболяк, и я не скрываю этого! – решительно заявил прапорщик. – Нам всем надоело ходить перед вами, Собин и Саротин, как дрессированные собачки на задних лапах. Опротивело бояться ваших пьяных угроз. Все, шабаш! Не позволю больше издеваться над собой и лично сам, на свой страх и риск, дам телеграмму в Центр о вашем пьянстве, трусости, разоблачу вас, как негодяев, которым нет места в разведке!

– Командир! Уймите разбушевавшегося прапорщика. Что это с ним происходит? Он на нас взъелся без причины! – сказал в испуге майор Саротин, после угрозы шифровальщика сообщить в Центр о безобразиях на «точке» офицеров группы.

– Без причины ничего не бывает, даже чирей не появится на теле или где-то еще, об этом должен знать майор Саротин, – сказал переводчик Ахмет, привстав с табуретки, на которой сидел. – Я, как прапорщик Микаладзе, с прибытием нового командира «точки» обрел новые силы. Он нужен нам, как воздух, без него мы задыхались, как в гадюшнике.

Кто не знает, скажу, я разведчик-нелегал, давно слышал о полковнике Тоболяке только хорошие отзывы от тех, кто с ним работал за рубежом. Это один из немногих офицеров разведки хорошо знает свое дело, умеет ладить с людьми разных национальностей и рас. Именно он научил аборигенов Африки военному делу, минировать и разминировать местность, вести разведку и контрразведку противника, сбивать летательные аппараты противника «стрелами». Это интеллигентный и храбрый офицер, не вам чета.

Глава 4

Съезд КПСС

Мать моя родина.

Я – большевик.

Франц Кафка записал в своем дневнике: «Несмотря на бессонницу и головные боли, жизнь кажется мне лучше, чем смерть, где бессонницы нет, а головные боли продолжаются».

Как только я попал в Афганистан, меня стали мучить головные боли и бессонница, как знаменитого Франца Кафку. Как избавиться от этих недугов, я не знал. Помог партийный съезд, проходящий в эти февральские дни 1981 году в Москве. Интерес к нему подчиненных заметно ослабил надвигающуюся головную боль и бессонницу. Инициатором разговора о партийном съезде был прапорщик Микаладзе, он заявил без тени смущения:

– Партийный съезд – это очередной обман, «облако в штанах» по Маяковскому, сплошное надувательство православных. Если я не прав, поправьте меня!

Никто прапорщика Микаладзе не поправил.

– Микаладзе, конечно, оригинал, сказал все по делу, но при чем здесь «Облако в штанах»? Этого я не понимаю! – заявил майор Собин.

– И понимать здесь нечего! – заступился за прапорщика переводчик Хаким. – Само название стихотворения Маяковского звучит вульгарно, даже постыдно, не по-русски, а значит, и сам съезд вульгарный и постыдный.

Переводчик выдержал паузу, никто его не перебивал:

– Как многие знают в оперативной группе, что я по профессии учитель русского языка и литературы, – продолжил говорить Хаким, – и эпиграфом к партсъезду вполне могли стать слова, Н. П. Осипова, первого переводчика на русский язык «Приключений барона Мюнхаузена», он так перевел название этого произведения: «Не любо – не слушай, а лгать не мешай».