Старики - Хэсфорд Густав

С берега доносится звук выстрела. Над нами просвистывает пуля.

Экипаж канонерки открывает огонь из пулемета пятидесятого калибра и 40-миллиметровой пушки.

Стропила горящими от восторга глазами глядит на тонкие фонтанчики, которые пули выбивают из воды вдоль речного берега. Он по-парадному держит винтовку у груди, рвется в бой.

Земляничная поляна, большой треугольник земли между Цитаделью и Благовонной рекой – тихая богатая окраина Хюэ. Мы вылезаем из канонерки на Земляничной поляне и бродим вместе с вьетнамскими морпехами, пока не натыкаемся на низкорослого морпеха с дорогим помповым дробовиком, закинутым на спину, ящиком сухпая на плече и с надписью «СМЕРТОНОСНАЯ ДЕЛЬТА» на бронежилете.

Я говорю: «Эй, братан, где первый пятого?»

Маленький морпех оборачивается, улыбается.

Я говорю: «Тебе поднести помочь?»

– Спасибо, не надо, морпех. Вы из первого первого?

– Никак нет, сэр.

В поле на офицерах знаков различия нет, но собаки умеют различать звания по голосу.

– Мы первый пятого ищем. У меня там братан в первом взводе. Ковбоем зовут. Он шляпу ковбойскую носит.

– А я командир взвода, в котором Ковбой. Кабанье отделение сейчас в расположении взвода, рядом с Цитаделью.

Идем дальше рядом с маленьким морпехом.

– А меня зовут Джокер, сэр. Капрал Джокер. А это – Стропила. Мы из «Stars and Stripes».

– А меня зовут Байер. Роберт М. Байер третий. Мои ребята прозвали меня Недолетом, по понятным причинам. Ты сюда приехал, чтоб Ковбоя прославить?

Я смеюсь. «Хрен когда».

Серое небо проясняется. Белый туман уползает, открывая Хюэ лучам солнца.

Из расположения первого взвода видны массивные стены Цитадели. Покуда первый взвод ожидает начала атаки, отделение «Кабаны» устроило праздник.

Бешеный Граф тычет в нас троих пальцем. «Пополнение! Намба ван!» Продолжает: «Эй, коровий наездник, тут Джокер на палубе».

Ковбой смотрит на нас и улыбается. Он держит в руке большую коричневую бутылку тигриной мочи – вьетнамского пива. «Точно, не херня. В самом деле, Джокер с салагой. Lai dai, братаны, давай сюда, добро пожаловать к столу, будьте как дома».

Мы со Стропилой усаживаемся на землю, и Ковбой швыряет нам на колени охапки вьетнамских пиастров. Я в удивлении смеюсь. Подбираю красочные бумажки, большие бумажки, с большими цифрами. Ковбой сует нам в руки бутылки тигриной мочи.

– Э, Шкипер! – говорит Ковбой. – Ты бы мне спагетти с фрикадельками засувенирил, а? Каждый раз достается свинина с мудаками – «завтрак чемпионов». Ненавижу эту гребаную ветчину с лимской фасолью.

Маленький морпех открывает одну из коробок с сухпаем, вытаскивает картонную упаковку, бросает ее Ковбою.

Ковбой ловит упаковку, щурит близорукие глаза на ярлык. «Намба ван. Спасибо, Шкипер».

Бешеный Граф швыряет мне на колени еще одну кипу пиастров.

У каждого в отделении – куча денег.

– Ну, наконец-то получили заработанное, – говорит Бешеный Граф. – Джентльмены, понимаете, о чем я? Мы пахали, как черти, и вот за наш наемный труд огребли это богатство. У нас тут миллион пиастров, джентльмены. А это боку пиастров.

Я спрашиваю: "Сэр, откуда эти деньги – "

Мистер Недолет пожимает плечами. «Какие деньги? Не вижу никаких денег». Он снимает каску. Сзади на ней написано: «Убей коммуняку в подарок Христу». Мистер Недолет закуривает сигарету. «Тут с полмиллиона пиастров. Где-то по тысяче долларов на человека в американских деньгах».

Ковбой говорит: «Напиши про нашего лейтенанта – вот настоящий Джон Уэйн». Ковбой щиплет Мистера Недолету за руку. "Мистер Недолет – мустанг[28]. Когда Корпус решил сделать его лейтенантом, он был всего лишь капрал, такая же собака, как и мы. Он такой маленький, но охренеть какой крутой". Ковбой закидывает голову назад и делает долгий глоток тигриной мочи. Продолжает: "Мы брали вокзал. Там тот сейф и нашли. Подорвали куском C-4[29]. Гуки по нам палили из автоматов, из B-40, даже из долбанного миномета долбили. Лейтенант себе шесть человек записал. Шесть! Он этих косоглазых мочил, как прирожденный убийца".

– Там СВА, – говорит Бешеный Граф. – Много-много.

– Так точно, – говорит Ковбой. – И крутые, как сержанты-инструктора с узкими глазами. Вот это типы с высочайшей мотивацией.

Бешеный Граф ухватывает бутылку за горлышко и разбивает о поваленную статую толстого, улыбающегося, лысого гука.

– Это не война, это сплошные бунты, не успел один закончиться, как другой уже начинается. Скажем, мы их грохнули. Не успели убраться, а они уже подкрались сзади и палят нам в задницу. Я знал одного парня из первого первого, так он пристрелил гука, привязал к нему ранцевый заряд и разнес его на маленькие невидимые кусочки, потому что просто так в гуков стрелять – зря время терять: они снова оживают. Но эти гуки настолько достают, что начинаешь палить хоть во что-нибудь, во все вокруг. Братаны, половина на моем счету – мирные жители, а другая половина – буйволы. – Граф делает паузу, отрыгивает, растягивая отрыжку до бесконечности. – Вы бы видели Зверодера, когда он этих арвинов мочил. Не успели мы в говно залезть, а эти арвины уже начали di-di mau в тыл, и тогда Зверодер только сплюнул и всех грохнул.

– Эх, скучно мне без Спотыкашки Стьюи, – говорит Алиса, чернокожий гигант. Он объясняет мне и Стропиле:

– Спотыкашка Стьюи был у нас главным до суперхряка Стока. Спотыкашка Стьюи был реально нервный, понял? Очень нервный. Поясняю – он нерв-ный был. Этот чувак расслаблялся только когда ручные гранаты бросал. Постоянно все вокруг гранатами усеивал. Потом начал держаться за них вплоть до последней секунды. Ну и вот, однажды Спотыкашка Стьюи вытащил кольцо и больше ничего делать не стал, просто уставился и смотрел, смотрел и смотрел на это зеленое яйцо в руке...

Бешеный Граф кивает головой, отрыгивает пивом.

– Когда Спотыкашка Стьюи подорвался, я еще просто салага был. После него суперхряк Сток командовать отделением начал. Сток назначил меня заместителем командира отделения. Он понимал, что я ничего не знаю, и все такое прочее, но он сказал, что я ему понравился. – Бешеный Граф делает глоток из очередной бутылки. – Эй, Ковбой, где твой конь? Резче! Тут мои мандавохи родео начинают!

Радист Донлон говорит: «Хотелось бы здесь подольше остаться. Эти уличные бои – достойная служба. Мы их тут хоть увидеть можем. Нас и огнем прикрывают, и снабжение есть, можно даже места найти, где не надо окоп копать, чтобы поспать. Никаких тебе рисовых полей, где в косоглазом дерьме купаешься. Никаких тебе траншейных стоп. Ноги не гниют. И пиявки с деревьев не сваливаются».

Бешеный Граф подбрасывает пивную бутылку в воздух, она описывает дугу и разбивается вдребезги о разрушенную стену.

– Так точно. Но мы вот разносим все эти святилища и храмы, и у гуков появляется куча мест, чтобы спрятаться, и нам приходится их оттуда выковыривать.

Пиво кружит головы. Граф запускает длинную и подробную байку о том, что племена местных горцев – это вьетконговские пещерные жители. «Мы заявили, что бомбардировками загоним их обратно в Каменный век, и это правда».

Ковбой высказывает предположение, что на самом деле эти горцы – вьетконговские индейцы, и секрет победы в этой войне в том, что каждый хряк должен получить по коню. Тогда Виктор-Чарли придется топать, а морпехи смогут скакать.

Бешеный Граф обвивает рукой плечи человека, сидящего рядом с ним. На человеке тропическая шляпа, сдвинутая на лицо, бутылка пива в руке, пачка денег на коленях. «Это мой братан, – говорит Бешеный Граф, поднимая шляпу с лица человека. – Это в честь него праздник. Он почетный гость. День рожденья у него, понял?».

Стропила глядит на меня с раскрытым ртом. «Сарж...»

– Не называй меня «сарж».

Человек рядом с Бешеным Графом – покойник, северовьетнамский капрал, юный азиат с тонкими чертами лица. На вид ему лет семнадцать, волосы угольно черные, коротко стриженные.