Ленин (Глава 3) - Дмитрий Волкогонов

"Финансовая газета" в передовице от 17 мая 1917 года писала: "Для политической революции достаточно было взять у Николая II отречение и арестовать десяток его министров. Это легко было сделать в один день. Для революции же социальной нужно получить отречение от всех своих имущественных прав от десятков миллионов граждан и арестовать всех несоциалистов". Сегодня правота газеты не вызывает сомнений. Ленин тут же ответил газете в своей "Правде" статьей "Как запугивают народ капиталисты?".

Оказывается, по Ленину, для успеха социальной революции не нужны тот "вздор" и "величайшая клевета", которыми полна "Финансовая газета". Для торжества социальной революции нужно всего-навсего экспроприировать "самое большее от одной-двух тысяч миллионеров - банковых и промышленных воротил. Этого вполне достаточно, чтобы сопротивление капитала было сломлено. Даже и у этой горстки богачей не нужно отнимать "все" их имущественные права; можно оставить им и собственность на известный скромный доход.

Сломить сопротивление нескольких сот миллионеров - в этом и только в этом задача"148.

Ленин едва ли не понимал, что это чистой воды политическая демагогия. Но он знал, что темные, полуграмотные массы рабочих, крестьян, солдат понимают и принимают именно эту "отбирательную", конфискационную, "разделительную" логику. Задача действительно кажется простой: "от краха можно спастись", сломав сопротивление всего

251

навсего нескольких сот богачей! Столь простые решения вековых вопросов импонировали уставшим, обездоленным, смятенным людям. Большевики в условиях двоевластия (Временное правительство и Советы), проводя ленинскую стратегию, исподволь и неуклонно упрочивали свое влияние. Они, и только они, обещали очень быстро и наверняка и мир, и землю, и свободу.

Но давая рецепты "революционным массам", как лишить опоры Временное правительство я лице "банковских и промышленных воротил", Ленин не уставал бичевать и руководство Советов за недостаточную революционность. "Вся ответственность за этот кризис, за надвигающуюся катастрофу ложится на народнических и меньшевистских вождей. Ибо они в данное время - вожди Советов..."149 "Правда", которую он теперь редактировал, изо дня в день вносила в смятенное общественное сознание предельно простые "истины", понятные "рецепты", доступный анализ ситуации.

Стоило эсеру С.Маслову выступить в печати с осуждением самочинных захватов помещичьих земель, как Ленин тут же вступается за крестьян: "Владение помещичьими землями отдать сразу местным крестьянам..." Большевики хотят земли "передать крестьянам без выкупа, без всякой платы"150. Эта простая информация, западая в голову солдату-крестьянину, сразу же делала его сторонником большевиков. На I Всероссийском съезде крестьянских депутатов, проходившем в мае 1917 года, эти ленинские идеи легли в основу проекта резолюции по аграрному вопросу. Выступая на съезде крестьян, Ленин рисовал идиллические картины: "Это будет такая Россия, в которой будет вольный труд на вольной земле"151. Забегая вперед, в послеленинские дни, мы знаем, что ни "вольного труда", ни "вольной земли" не будет.

Реализуя кооперативный план вождя через десятилетие с небольшим после "социалистической" революции, ленинское Политбюро будет принимать самые жесткие постановления, с помощью которых превратит крестьян в крепостных XX века.

Так что о "вольном труде" по достижении главной цели - захвата власти вспоминать большевики больше не будут.

Ленинские призывы к миру, так же как и слова о земле,

252

находили горячий отклик у всех, кто устал от войны. Произнося речь о войне на 1 Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов 9(22) июня 1917 года, Ленин предлагал простое и понятное решение.

- Как же практически представляем мы себе выход из этой войны? Мы говорим: выход из войны только в революции... Когда говорят, что мы стремимся к сепаратному миру, то это неправда. Мы говорим: никакого сепаратного мира...152

Но революция во время войны - это поражение собственной страны. Что же касается сепаратного мира, то через несколько месяцев именно большевики его и заключат с Германией. Мало кто знал, что, заключив пораженческий мир, большевики перейдут к ликвидации не нескольких сот миллионеров, а сотен тысяч собственников, средней и крупной буржуазии, интеллигенции. Это приведет к страшной гражданской войне, которую и планировали большевики.

Но до октября призывы Ленина к миру, посулы "вольной земли" играли роль костра надежды, видного издали уставшему путнику.

Думаю, что большевики едва ли задумывались над тем, что одно дело давать обещания, находясь в оппозиции, и другое, когда они заполучат власть. Буквально по всем пунктам обещаний - мира, земли, свободы, Учредительного собрания, свободы печати и многим, многим другим - произошла быстрая, почти мгновенная метаморфоза в сторону ужесточения, ограничения, отмены, иного "чтения", прямого отказа. Даже землю, которую большевики дали, сделали нежеланной, ибо все, что на ней производилось, беспощадно отбиралось. Иными словами, хотя большевики, и особенно Ленин, любили клеймить своих противников "демагогами", именно они взяли на вооружение демагогию политический способ обретения популярности максимально завышенными обнищаниями, подлаживанием под желания масс, в своей основе людей с низкой политической сознательностью.

Особенно "не повезло" свободе. Вскоре после захвата власти, ссылаясь на "особые условия", "гражданскую войну", "контрреволюционную угрозу", руководители нового государства установили 6еспощадный режим террористи

253

ческой диктатуры. Естественно, что политические силы и классы, которых лишили всего, ответили также насилием. Ленинская любовь к ЧК, чрезвычайщине, ставка на террористическое управление государством способствовали тому, что постепенно, но с самого начала возникновения пролетарского государства над ним стало быстро подниматься полицейское ведомство. Свобода, провозглашенная с броневика, высоких кафедр, съездов, страниц "Правды", очень скоро оказалась на положении изгоя, а потом и узника.

Когда в июне 1917 года Временное правительство, напуганное слухами и известными ему фактами подготовки большевиками захвата власти, приняло решение о запрете (на три дня!) готовящейся демонстрации, Ленин выступил сразу с несколькими статьями протеста. Он напирает на то, что "во всякой конституционной стране устройство таких демонстраций - неоспоримейшее право граждан"153. Через несколько месяцев Ленин забудет, что такое "права граждан". Ни о каких демонстрациях речь даже не может вообще идти. Любое собрание, объединение, коллективная акция - только с ведома и разрешения ВЧК-ГПУ.

В июне 1922 года Политбюро по инициативе Ленина рассмотрело вопрос об антисоветских группировках среди интеллигенции. Постановление высшего партийного ареопага, над которым много потрудились Уншлихт, Курский и Каменев, получилось похожим на извлеченное из архи-вов средневековой инквизиции. Вот только несколько небольших фрагментов. Предписывалось осуществлять "фильтрацию студентов", имея в виду "установление строгого ограничения приема студентов непролетарского происхождения и установление свидетельств политической благонадежности". Предписывалось провести "тщательную проверку всех печатных органов". Специальным пунктом вменялось "установить, что ни один съезд или Всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных органов ГПУ... Существующие секции спецов при профсоюзах взять на особый учет и под особое наблюдение"154.

Подобный полицейский циркуляр весьма колоритно вы

254

ражал стратегическую линию партии в строительстве "нового" общества. Еще несколько лет назад лидер большевиков страстно говорил о свободе, демократии, народном представительстве и буквально сразу же после прихода к власти становится духовным и организационным наставником формирования полицейского социального режима.

Об этих вещах автор напоминает потому, что после бескровного Февраля на протяжении почти восьми месяцев большевики настойчиво "раскачивали" общество, подрезали жилы власти, ослабляли и разлагали армию, дискредитировали демократические партии под лозунгами, ничего общего не имеющими с их последующей практикой. Выводя сотни тысяч людей на улицы, большевики надеялись таким образом приблизиться к власти, а затем и завладеть ею. Циничный прагматизм: власть любой ценой, неразборчивость в средствах уже тогда не могли не броситься в глаза проницательному наблюдателю.

Ираклий Церетели, один из меньшевистских лидеров, прошедший каторгу и глубоко приверженный социал-демократическим идеям, вспоминал, как 11 июня в помещении кадетского корпуса представители всех фракций Всероссийского съезда Советов обсуждали вопрос О несостоявшейся демонстрации накануне 10-го числа. В своем .выступлении Церетели заявил, что "заговор был обезврежен в момент, когда мы его раскрыли... Контрреволюция может проникнуть к нам только через одну дверь: через большевиков. То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это - заговор. Оружие критики сменяется критикой с помощью оружия..."155.