Том 3. Ранние и неоконченные произведения - Аркадий Гайдар

— Не сомневаются? — И тот иронически посмотрел на него. — Нет, сомневаются, раз доллар вверх скакнул. Отчего он скачет, вы знаете?

— Нет! — откровенно сознался Сергей.

— Ну, то-то! А скачет он оттого, что спрос на него большой. А спрос почему? Да потому, что уши навострили все, как бы чуть что, так и до свидания. С нашими-то цветными тряпками за границу не уедешь. А вы говорите, — не сомневаются. Нет, уж у меня доллар на этот счет лучше всякого барометра.

— Константин Николаевич! — перебила их Лидочка, которой надоел этот разговор. — Вы на фронте были?

— А как же? Был, конечно.

— И красных видели? Пленных? — добавила она. — Расскажите, какие они?

— Какие? Вот, право, затрудняюсь сказать. Люди как люди. Все больше крестьяне и рабочие.

— А вы… вы их не расстреливали? Сами, конечно?

— Нет, не расстреливал, — ответил он несколько насмешливо.

— Аа! — разочарованно протянула она. — А я думала почему-то, что вы сами. Скажите, а вы видели, как это их?..

— Лидочка, перестань, что это ты за чаем о каких неприятных вещах говоришь, неэстетично даже, — молодая девушка и вдруг — такие разговоры.

Лидочка немножко обиделась: мало ли что не эстетично, а раз интересно.

В комнате было чисто и тепло. Сверху из-под абажура лился ровный, мягкий свет, и бисерные нити спускающейся бахромы играли огоньками разноцветно.

Тощий господин, просмотрев газету, отложил ее в сторону и сказал, обращаясь к Сергею:

— Читали?.. Нет? Какую новость еще выкинули. Все просоциализировали и дома, и имущества, и храмы, — кажется, больше нечего было. Так нет, решили еще социализировать женщин! — проговорил он раздельно и едко усмехаясь. — Женщин от шестнадцати лет и выше. Вот смотрите, официальное сообщение.

Сергей посмотрел, — точно официальное сообщение в виде вырезки из «Правды» было налицо.

— Может быть, здесь преувеличивается несколько, — осторожно заметил он. — Вряд ли они могли решиться на такую меру. Ведь это вызвало бы целый бунт.

— Э! Одним бунтом больше, одним меньше. Не все ли им равно? А что это правда, так я и не сомневаюсь. Например, знаете, у них там для Совнаркома некая госпожа Коллонтай есть. Шикарная, конечно, красавица, брильянты, меха и все такое прочее. — Он посмотрел искоса на скромно опустившую глаза Лидочку и добавил с некоторым раздражением. — Да неужели же не слыхали? Ведь об этом все говорят.

— Да, слыхал, что-то, — уклончиво ответил Сергей. — Только верно ли это?

— Враки все, — прислушавшись, проговорил другой. — Разве всему, что у нас в газеты попадает, верить можно? Всякой дрянью столбцы заполняют, а про то, что нужно — ничего. У меня, вон, фабрика в Костроме, так хоть бы строчка была, как там и что. Все на один лад. Все, пишут, поломано, растащено, камня на камне не осталось. А встретил я недавно человека. Ничего — говорит — все на месте стоит, одно отделение работает даже понемногу.

— Ах, оставьте, Федор Павлович! — возразил ему первый. — Нельзя же все о ваших фабриках. Нужно, так сказать, всесторонне осветить бытие этих банд. Это в конце концов необходимо для истории.

— Враки! — упрямо повторил тучный господин. — А если не враки, то и у нас не лучше. Декрета не издавали, а что кругом господа офицеры делают! Стыдно сказать. Публичный дом какой-то!

Лидочка вспыхнула и снова потупила глазки, размешивая ложечкой простывший чай, — должно быть, не слыхала.

— Оставь, Федор! — опять вмешалась хозяйка. — Ты всегда что-нибудь… такое скажешь.

И она неодобрительно покачала головой. Сергей неторопливо грыз сухарь и слушал, как горячо доказывал что-то субъект с козлиной бородкой.

— Нет, нет! Я не согласен, чтобы эта социализация, чтобы посягали на мои убеждения, на имущества… на благоприобретенную собственность! Я не могу согласиться… Я протестую, наконец!

— Ну и протестуйте! Пожалуйста! Сколько вам хочется! Да что толку-то в этом? Это все равно, что во время землетрясения кричать во все горло: «Я протестую против землетрясения». Но что толку в этом протесте? Другое дело, когда за ним сила была бы. Тогда бы я тоже… У меня вон фабрика. А так-то, что впустую.

Но тощий господин с этим помириться не мог. Он только что хотел с желчью обвинить своего собеседника в том, что его взгляды отзываются большевистским духом, когда хозяйка, заметившая, что спор начинает принимать острый характер, оборвала разговор.

— Бросьте, господа! Всегда у вас политика. С чего бы ни начали, все на нее свернете. Лидочка, ты бы сыграла что-нибудь!

«Протестую против землетрясения, — усмехался, лежа в постели, Сергей. — А хорошо сказано, право. Протестуй сколько хочешь, до бешенства, до исступления, а все-таки все колышется, рушится и грохочет».

И почему-то ему ярко представился карикатурный, маленький интеллигент с козлиной бородкой, который стоит и беспомощно протестует против бушующей огневой стихии Революции.

Из гостиной доносились звуки рояля, — тихие, пряные. В комнате пахло книгами и коврами. Комоды блестели лаком, — крепкие, кряжистые, годами вросшие в паркетные квадратики. С письменного стола фарфоровые амурчики поглядывали глупо. Равно тикали стенные часы. — Покой, уют, благополучие.

«Иллюзия благополучия, — подумал Сергей. — Скоро, скоро придет и сюда, может быть грубая, жестокая, но освежающая буря Революции. И сметет она этот теплый покой и пошлый уют. К чёрту, кверх ногами перевернет эту равномерно налаженную жизнь. И засмеется над испуганным недоумением и бессильной ненавистью этих маленьких, протестующих человечков».

Сергей собирал, где мог, сведения, намереваясь при первом же случае убежать к партизанам. Он ежедневно слышал толки о том, что их в городе, как собак, полно, что их переодетые шпионы партиями снуют повсюду, по улицам и базарам, всматриваясь и вслушиваясь во все.

— Но где же они прячутся, далеко где-нибудь? — как-то спросил он одного из своих новых знакомых.

— Далеко! — усмехнулся тот, — вон видите те сопки?

И он указал на горы, возвышающиеся недалеко за рабочим поселком.

— Так я ручаюсь, что если бы вы, один, конечно, попробовали подняться туда, то попались бы живо.

— Но почему же тогда не принимают никаких мер? Ну, отряд бы хотя послали.

— Посылали! — и тот безнадежно махнул рукой. — Да что толку! Кругом у них шпионы. Эти! — он указал на окраину, — сами полубандиты, покрывают, предупреждают, ну, те смотаются чуть что и дальше. А по горам гоняться тоже удовольствия мало.

Сергей возвращался домой. Он был в задумчивости, когда вдруг заметил, что очутился посреди большой толпы, запрудившей улицу. Вперед — солдаты стоят и никого не пропускают. У всех ворот тоже солдаты.

Квартал был оцеплен командой от коменданта города. Проверяли документы.

— Всем, всем, господа, предъявлять! Никто не освобождается! Военнослужащие тоже! — услышал он чей-то громкий голос.

— Константин Николаевич! — и кто-то тронул за рукав Сергея.

Обернувшись, он увидел госпожу Красовскую.

— Как хорошо, что я вас встретила. Пойдемте вместе, а то я паспорт из дома не захватила.

«Ах, чтоб тебе провалиться! — мелькнуло в голове у него, — тут и сам не знаешь, как выбраться».

— Вы постойте тут, пожалуйста, — торопливо освобождая руку, ответил он, — тут очередь большая, а я сейчас все устрою.

И, оставив ее, немного удивленной такой поспешностью, он скрылся.

Самое лучшее в этих случаях действовать как можно спокойней и решительней. Сергей знал это по опыту. Способ верный. Так и тут — заметив, что возле одного из проулков толпа слишком наседает на постового солдата, он подошел, ругаясь сразу:

— Ты что, безмозглая башка, бабой стоишь! Тебя зачем сюда поставили? Смотри, тебе скоро на шею сядут. Не подпускать к себе никого на десять шагов!

И, пока растерявшийся солдат отгонял высовывающихся, он спокойно прошел мимо и, очутившись по ту сторону, смешался с любопытными, завернул за угол и быстро пошел прочь.

«Ну! — думал он, очутившись уже далеко, — теперь кончено, ворочаться домой нельзя. Но что же делать, что? Сейчас поверка там, потом может быть здесь. Куда теперь идти?»

И он остановился, раздумывая. Поднял голову, и перед его глазами, одна за другой громоздились вершины загадочных сопок.

— Туда! — решил он — Туда!..

У самой подошвы гор, кривыми узенькими улочками раскинулся какой-то небольшой, захудалый поселок; в нем маленькие домики низко вросли окнами в землю. Плохо сколоченные заборы, через которые можно было заглядывать с дороги, шатались, как пьяные или усталые. А деревянные крыши многих лачужек, точно отягощенные какою-то непосильной ношей, выгнулись в середине.

Народу не было видно вовсе, все точно повымерли или попрятались куда. Но, проходя мимо, Сергей чувствовал на себе из ворот и окошек несколько десятков недоброжелательных взглядов. Один раз, завернув за угол, он столкнулся лицом к лицу с какой-то молодой женщиной, должно быть работницей. Она отступила на шаг, окидывая его удивленно-враждебным взглядом, и потом поспешно, как бы испугавшись, бросилась вперед.