Жизнь и учение святителя Григория Богослова - митрополит Иларион (Алфеев)

Автобиографические стихи позднего периода приоткрывают перед нами внутренний мир Григория в годы его старости. Он много думает о смысле жизни и о смысле страданий. Как и прежде, он любит предаваться размышлениям на лоне природы:

Вчера, сокрушенный своими скорбями, сидел я вдали от людейВ тенистой роще и скорбел душой.Ибо люблю такое лекарство в страданиях,Охотно беседуя сам со своей душой.Ветерки шептали вместе с поющими птицами,Навевая сон с древесных ветвей,Особенно тому, кто изнемог душой. А с деревьевЗвонкие кузнечики, любимцы солнца,Оглашали своим треском весь лес.Рядом была прохладная вода, которая омывала мои ноги…Я же, увлекаемый парением ума,Наблюдал в себе такую борьбу мыслей.Кем я был? Кто я есмь? Кем я буду? Не знаю этого ни я,Ни тот, кто превзошел меня мудростью…Я есмь. Но скажи, что это значит? Что-то от меня уже в прошлом,Чем-то я являюсь сейчас, а чем-то буду, если только буду…Говорят, что есть страна без зверей, как некогда Крит,И есть страна, где не знают холодных снегов;Но из смертных никто никогда еще не мог похвалиться тем,Что, не испытав тяжких бедствий жизни, перешел отсюда.Немощь, нищета, рождение, смерть, вражда, злые люди –Эти звери на суше и на море – все скорби: такова жизнь!И как видел я много несчастий, ничем не подслащенных,Так не видел ни одного блага, которое было бы полностьюЛишено скорби – с тех пор, как к горькому наказаниюПриговорило меня пагубное вкушение и зависть противника[211].

В поздних стихах Григория преобладают пессимистические настроения. Он часто вспоминает прежние обиды, жалуется на одиночество и болезни, говорит о старости и богооставленности. Нередко слышна в его словах неудовлетворенность сделанным, опасение за то, что останется незавершенным труд его жизни, что некому будет отредактировать и подготовить к изданию его сочинения:

…Я плачу о том, что отвернулось от меня животворное окоВеликого Христа, Который когда-то внимательно следил за мною,Готовил меня к славе еще во чреве чистой матери моей,Избавлял от холодного моря и от страстей.Плачу о том, что потерял я бразды правления богомудрым народом:Хотя и не сам бросил их, однако не держу их в руках.Ибо этот народ прежде радовался моим речам,Когда благодаря моему языку озаряло его тройственное сияние.А теперь… прильнув слухом к языку моему,Народ жаждет источника, который раньше тек для многих,Но он не дает ему и малой капли.Другие источают сладкий поток[212], но слушателиСкорбят, ибо лишены слова своего отца.Где мои всенощные бдения, во время которых незыблемоУтверждал я свои ноги, как одушевленный камень,Или один беседуя со Христом, или вместе с народомНаслаждаясь священными песнями, исполняемыми антифонно?Где сладкая боль в утомленных коленах, когдаПроливал я горячие слезы и собирал помраченный ум?Где руки, кормившие бедных, служившие больным?До чего доходит истощение обессилевших членов?Больше не воздеваю рук перед чистыми жертвами,Чтобы приобщаться страданиям великого Христа.Больше не устраиваю празднеств в честь победоносных мучеников,Не чествую похвальными словами драгоценную их кровь.На книгах моих плесень, речи недокончены;Какой человек будет столь дружелюбен, чтобы довести их до конца?Все умерло у еще живого. Жизнь моя едва теплится:Она слабее, чем у корабля, разваливающегося по швам[213].

Мысль о скоротечности и суетности человеческой жизни – лейтмотив поздней поэзии Григория. Жизнь человека сравнивается с театральной пьесой[214], с непрестанно вращающимся колесом[215], с волейбольным мячом[216], с игрой в шашки[217]. Все меньше остается в распоряжении Григория благ и радостей земной жизни; все больше ум его занят мыслью о предстоящей кончине. Григорий говорит о себе как об одиноком страннике, лишившемся родителей и родины и ожидающем скорой смерти[218]. Он пресыщен жизнью и думает о мире ином[219]. Чувствуя приближение последнего часа, он заповедует своим потомкам не забывать о конце земного странствия и о Страшном Суде:

Последний подвиг жизни близок; несчастное плавание кончено;Уже и наказание вижу за ненавистные злые дела,Мрачный тартар, пламя огня, глубокую ночь,Позор того, что сейчас сокрыто, а тогда будет изобличено…Много страдал я, и мысль объемлется страхом: не начали лиПреследовать меня страшные весы правосудия Твоего, о Царь?Пусть сам я понесу свой жребий, перейдя отсюда…Но вам, будущим поколениям, заповедую: нет пользыВ настоящей жизни, потому что у жизни есть конец![220]

Григорий умер около 390 года в возрасте около 60 лет. Перед смертью он позаботился о том, чтобы его имущество не пропало, и составил завещание. Нескольких своих рабов он освободил еще при жизни; других – посмертно, впрочем, надо полагать, далеко не всех[221]. Он позаботился также и о том, чтобы его гробница не осталась без соответствующей надписи, и составил несколько эпитафий самому себе. Вот одна из них:

С младенчества призывал меня Бог ночными видениями.Я достиг пределов мудрости. Плоть и сердце

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Минея месячная, 25 января. Служба святого Григорию Богослову. Икос на утрени.

2

Aksit. Cappadocia, 4.

3

Fox. Life and Times, 1.

4

Strachey. Saints, 53.

5

См.: Василий Великий. Письмо 48 / Ed. Courtonne, 284–285.

6

Сл. 44.

7

Fox. Life and Times, 5.

8

Teja. Organizacion, 23f.

9

Meredith. Cappadocians, 2–3.

10

Сл. 33, 8, 5–7; SC 318, 174.

11

Bernardi. Gregoire, 86. Кесария – современный г. Кайсери в Турции.

12

Сл. 18, 5; PG 35, 989–992 = 1.264.

13

Сл. 18, 12; PG 35, 1000 = 1.268.

14

Сл. 18, 27; PG 35, 1017 = 1.277.

15

Сл. 18, 8–10; PG 35, 993–996 = 1.265–266.

16

PG 37, 979–980 = 2.55. Ср. PG 37, 1033–1034 = 2.351.

17

PG 37, 1001-1003 = 2.61-62. Ср. PG 37, 1034-1035 = 2.351-352.

18

PG 37, 1036 = 2.352.

19

PG 37, 1367 = 2.71.

20

PG 37, 1369-1371 = 2.72.

21

PG 37, 984–985 = 2.56.

22

PG 37, 1006 = 2.63.

23

PG 37, 992 = 2.59.

24

Сл. 7, 6, 1-2; SC 405, 190 = 1.162.

25

Сл. 43, 13; SC 384, 142-144 = 1.610.

26

Сл. 7, 6, 7-8; SC 405, 192 = 1.162.

27

PG 37, 1038 = 2.353. Ср. Gallay, Vie, 33-35.

28

Сл. 7, 6, 10-11; SC 405, 192 = 1.162.

29

См.: Mango. Byzantium, 125-128.

30

PG 37, 1115 = 2.337.

31

PG 37, 1037-1038 = 2.352.

32

Литературная форма повествования блика к описанию бури в «Одиссее».

33

PG 37, 1038–1040 = 2.353.

34

PG 37, 1041 = 2.353.

35

PG 37, 1041 = 2.353–354.

36

PG 37, 1043 = 2.354.

37

Сл. 43, 21, 21–22; SC 384, 168 = 1.617.

38

Сократ. Церк. ист. 4, 26; PG 67, 529 A. Ср. Созомен. Церк. ист. 6, 17; PG 67, 1333 C.

39

Ср. Demoen. Pagan and Biblical Exempla, 211–212.

40

Ruether. Gregory, 25–27.

41

Сл. 43, 15, 11–30; SC 384, 150–152 = 1.612.

42

PG 37, 1044 = 2.354.

43

PG 37, 1554 = 2.260.

44

Сл. 43, 14, 9-12; SC 384, 148 = 1.611. Ср. 3 Цар 9, 3. В тексте Григория игра слов между именем Василий и словом «царство» (βασιλεία).

45

Сл. 43, 14, 21-22; SC 384, 148 = 1.611.

46

Сл. 43, 16, 9–28; SC 384, 152–154 = 1.613.

47

Олимпиодор. Схолии к Григорию Назианзину; PG 36, 906 A.

48

Сл. 43, 17, 1–3; SC 384, 156 = 1.613.

49

Сл. 43, 17, 5–34; SC 384, 156–160 = 1.613–614.

50

Букв. «влечения».

51

Олимпийская ода 6, 1-3.

52