Щедрый Буге - Автор неизвестен

На выходе из пади кто-то мотнулся через лыжню в чащу. Кабарга! Такая крошка, а прыгает словно кенгуру.

Мой наставник принес двух соболюшек. Одна темно-коричневая, другая светло-коричневая. Добыты на одном ключе, а по цвету так резко отличаются, и за темную он получит вдвое больше, чем за светлую, хотя тех и других ловить одинаково тяжело. Выходит, что охотник за один и тот же труд получает разную плату. Чем больше поймаешь темных соболей, тем больше заработаешь. Такая ценовая политика способствует осветлению расы. Особенно в тех местах, где соболя промышляют с лайкой: промысловик костьми ляжет, а возьмет «казака» — черного соболя, ибо получит за него в три раза больше, чем за светлого.

Вот это день!! Вот это удача!!! Лесные духи с несказанной щедростью одарили меня за упорство и долготерпение. Как говорят, не было ни гроша, да вдруг алтын. Степень моей радости легко представить, если вспомнить, что за прошедшие сорок пять дней колонок был единственным моим трофеем. Зато сегодня… Но все по порядку.

Утро выдалось на редкость солнечным и тихим. Быстро собравшись, я с волнением зашагал проверять первые капканы на подрезку. Сгорая от нетерпения, поднялся на увал и приблизился к первому. Но что это? Снег вытоптан, посередине лежит ветка, а капкана нет. Сердце екнуло: опять не повезло — оторвал потаск и ушел! Но, овладев собой, стал разбираться. Вижу, одиночный след пересек лыжню и потерялся среди опрятных елочек. Пригляделся. Да вот же он! Свернулся клубочком, положил головку на вытянутые задние лапы да так и застыл. На фоне снега пушистая, шелковистая шубка казалась почти черной и переливалась морозной искоркой седых волос. Округлая большелобая голова с аккуратными, широко посаженными ушами треугольной формы покрыта более короткой светлой шерсткой. Добродушная мордочка напоминала миниатюрного медвежонка. Хвост черный, средней длины. Лапы густо опушены упругими жесткими волосами, которые значительно увеличивают площадь опоры и облегчают бег по рыхлому снегу. След поражает своей несоразмерностью величине зверька. Он, пожалуй, крупнее следа лисицы.

Некоторое время я благоговейно созерцал предмет своих мечтаний и привыкал к мысли, что поймал соболя. Потом, так и не сумев до конца поверить в свою удачу, вынул зверька из капкана, ласково погладил нежный мех и, счастливый, помчался дальше.

Три следующие ловушки были пусты. А пятая опять заставила поволноваться. Снег вытоптан, тут же валялся перегрызенный пополам потаск. Ни ловушки, ни соболя. С трудом нашел его в соседней ложбине в щели между обнаженных корней кедра. Зверек так глубоко втиснулся между ними, что я еле извлек его. И вовремя — мышиный помет посыпался прямо из шубки. К счастью, мех попортить грызуны еще не успели. В седьмом капкане опять соболь. Эту ловушку я привязал прямо к кусту без потаска. Бегая вокруг него, соболь перекрутил цепочку восьмерками и оказался вплотную притянутым к кустарнику, как Карабас-Барабас бородой к сосне.

Оставалось еще два непроверенных капкана, но невероятная удача опьянила меня, и я отдался неуемным мечтам и фантазиям, не замечая уже ни свежих следов, ни новых тропок. Радость переполняла сердца. Мягкие теплые волны счастья несли, качали, дурманя все больше и больше. Я окончательно утратил чувство реальности и наверняка был бы разгневан, окажись восьмой капкан пустым. Однако перед моим взором вновь предстала отрадная для промысловика картина: на том месте, где стоял капкан, вытоптана круглая арена, и на ее краю, уткнувшись мордочкой в снег, словно споткнувшись, лежал соболь-самец кофейного цвета.

На обратном ходе проверил шесть капканов на приманку. Пусто. Пустяки! Рюкзак и без того под завязку набит!

Вернулся с фартового путика пораньше, чтобы успеть приготовить достойный такого события ужин. Наварил мяса, бульон. Поджарил на сливочном масле четырех рябчиков с луком.

Подошедший вскоре Лукса поначалу был озадачен, увидев, что и ужин готов, и даже стол накрыт. Но когда я объяснил, наконец, причину торжества и достал весело булькающую фляжку, то радости его не было границ. Устроившись побыстрее у стола-чурки, он с чувством произнес:

— Пусть удача приходит чаще, ноги носят до старости, глаз не знает промаха!.. В жизни не ел ничего вкуснее, — похвалил он, досасывая косточки рябчика.

Какая-то странная погода стоит последние дни. Ночь звездная, мороз 30–35°, а утром небо начинает заволакивать дымкой и временами сыплет пороша. К обеду становится так пасмурно, что казалось: вот-вот повалит настоящий снег, но к вечеру все постепенно рассеивается, и ночью опять высыпают звезды. Раньше при таком морозе я вряд ли бы снял рукавицы. А тут пообвык-капканы-то голыми руками приходится настораживать. Натрешь руки хвоей пихты, чтобы отбить посторонние запахи, и работаешь. К вечеру пальцы от холода опухают и краснеют. В палатку возвращаешься насквозь промерзший. Пока печь непослушными пальцами растопишь-не одну спичку сломаешь. При этом невольно вспоминается рассказ Джека Лондона «Костер».

Но по мере того, как разгораются дрова, палатка оживает, наполняется теплом, и ты, только что все и вся проклинавший, добреешь, становишься благодушней. Сидишь усталый, расслабленный и неторопливо выдергиваешь из спутавшейся бороды и усов ледяные сосульки, намерзшие за день. А когда вскипит чайник и выльешь кружку сладкого душистого напитка, то уже готов любому доказывать, что лучше этой палатки и этого горного ключа нет места на земле.

Потом начинаешь заниматься повседневными делами. Колешь дрова, приносишь с ключа воду, достаешь с лабаза продукты, моешь посуду, варишь по очереди с Луксой ужин, завтрак и обед одновременно. Обдираешь тушки. Чуть ли не ежедневно латаешь изодранную одежду, ремонтируешь снаряжение, заряжаешь патроны, делаешь записи в дневнике. После ужина поговоришь с Луксой и ныряешь в спальник до утра.

Спать при таких морозах в ватном мешке, конечно, не то, что в теплом доме на мягкой кровати, но тут главное — правильно настроить себя, осознать неизбежность определенных неудобств. Тогда недостаток комфорта и тепла переносится значительно легче. Я, еще два месяца назад не представлявший, как люди могут зимой жить в матерчатой палатке, теперь считаю это вполне нормальным, а те трудности таежного быта, которые рисует воображение в городе, на самом деле не так велики.

Имея жестяную печь, палатку, спальник, свечи и необходимые запасы, в тайге можно счастливо и безбедно жить не один месяц. А нужно так мало потому, что есть главное — древнее мужское занятие и изумительной неиссякаемой красоты дикая природа, с которой здесь сливаешься.