Система экономических противоречий, или философия нищеты. Том 1 - Пьер Жозеф Прудон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Демократические свободы, если они появлялись внезапно, как правило приводили в замешательство тех, во имя которых они были провозглашены. Масса, находившаяся в течение веков и тысячелетий в зависимости от руководивших ею слоев, являла собой растерянное от открывшихся возможностей стадо домашних животных, для которых вдруг открылись ворота загона
Примечательно, что в полемике с экономистом Шевалье Прудон, сам того не ведая, приближается к оценке реализации марксистских идей на практике, предпринятой сначала в России после переворота 1917 г., а затем и в других странах и частях света: то есть оценка событий произошла в сознании Прудона задолго до того, как произошли сами эти события. Причем попытки реализации идей марксизма на практике были настолько же настойчивыми, продолжившись в искаженных формах даже и в XXI в., насколько и безуспешными, а Прудон вновь оказался провидцем еще и в этом вопросе, присоединившись в полемике с Шевалье к представителю другой экономической школы — г-ну Дюнойе. «Если государство обязано всем дать образование, то вскоре появится претензия на то, что оно должно дать работу, потом жилье, потом еду… К чему это приведет?»[113] — цитирует Прудон Дюнойе, не предполагая, что именно такую патриархальную, заведомо ошибочную по своей сугубо потребительской сущности схему государственно-экономического устройства безуспешно попытаются внедрить сначала большевики в СССР после 1917 г., а затем и их последователи по всему миру.
* * *
Достоинства и недостатки рассуждений, нестандартной позиции Прудона в отношении тех, кто находился (и находится поныне) по «правую» или «левую» сторону рыночных отношений, мы уже, кажется, обсудили в достаточной мере. Но что делать? Какие средства предлагает Прудон для разрешения противоречия между трудом и капиталом?
В размышлениях о причинах распространения нищеты Прудон, среди прочего, заговаривает о том, о чем в принципе не принято говорить в ученой среде, в которой любые явления, включая нищету, представляют, как Маркс, в виде расчетов, будто бы объясняющих все. «Первоначальная задача для всех одинакова: почему, еще раз, крещение цивилизации не дало одинакового эффекта для всех? — задается вопросом Прудон. — Разве это не означает, что сам прогресс является привилегией, и что человеку, у которого нет ни колесницы, ни коня, предназначено вечно блуждать в грязи? О чем я говорю? для полностью обездоленного человека желание спастись нереализуемо: он упал настолько низко, что даже амбиции погасли в его сердце»[114]. В поиске выхода из этого положения Прудон вновь ссылается на Дюнойе, который, в свою очередь, говорит о необходимости, «чтобы человек уже приобрел на работе определенное благополучие, прежде чем он почувствует с некоторой живостью эту потребность улучшить свое состояние, которое я называю жаждой благосостояния»[115]. Не правда ли, как это перекликается с уже высказанным нами ранее тезисом — о том, что культурный и образовательный уровень большинства населения должен быть таким, чтобы каждый из участников общественного процесса понимал — что именно воспоследует в случае его голосования на выборах за того или иного политика, ту или иную партию; какие возможности для расширения своего благосостояния он обретет, или, наоборот, потеряет, если речь идет о реформах экономического порядка? И это как раз то, о чем говорит Прудон, осторожно ссылаясь на Дюнойе: прежде чем требовать от человека стремления к улучшению своего благосостояния, сначала нужно, во-первых, освободить его от тягостных дум об элементарном куске хлеба и крыше над головой, а затем уже предоставить ему, через просвещение и развитие интеллекта, возможности сознательного принятия важных решений, влияющих на его личное благосостояние, но касающихся в целом политического устройства и организации экономики. Да, пусть в этом моменте мы возвращаемся к тому, против чего протестовали ранее вместе с Прудоном и Дюнойе — против иждивенческих требований к государству о предоставлении работы, потом жилья, еды и т. д. Но именно в этом и состоит роль государства при разрешении проблемы противоречия между трудом и капиталом — в том, чтобы создать и гарантировать равные права и возможности для всех, кто готов прилагать собственные усилия для улучшения своего положения в обществе. Проще говоря, эта роль заключается в том, чтобы сначала накормить человека как следует, а потом требовать от него проявления высоких стремлений и дум.
…Тут вы скажете, что если не совершать революций, не отбирать капиталы у богатых, чтобы распределить их среди бедных, то возможности останутся по-прежнему неравными: капиталы останутся в руках у тех, кто родился в семьях, владеющих этими капиталами; у «низших» же слоев как не было капиталов до появления на свет их новых представителей, так им и неоткуда будет взяться. Но речь не о заведомом, a priori, наличии капитала: сам по себе капитал еще не гарантирует наличия у его владельца стремления к повышению своего культурного, образовательного уровня и к увеличению этого имеющегося капитала; нерадивый представитель «высших» слоев способен его попросту прогулять. Поэтому речь идет о равных возможностях реализовать себя в условиях рыночной экономики. «Равенство, его принцип, его средства, его препятствия, его теория, причины отсрочек его наступления, причина общественного и изначального неравенства: вот то, что следует изучить, невзирая на сарказм неверия»[116], — говорит об этом в Прологе к своей «Философии нищеты» Прудон. Следовательно, роль государства заключается еще и в том, чтобы создать такой высокий уровень развития рыночной экономики, каковой необходимо обеспечит равенство прав и возможностей как для тех, кто обладает капиталом от рождения, так и для тех, кто этого капитала a priori лишен, зато не лишен устремления и решимости улучшить как свой образовательный и культурный уровень, так и уровень благосостояния. Таких возможностей не способна, как показывает исторический опыт, предоставить так называемая социалистическая, распределительная экономика: непременным условием развития рынка является не социализм (и не так называемая социалистическая демократия как ее суррогат), а демократия как форма
