Храм Миллионов Лет - Кристиан Жак

— Потому что ты такой большой, как весь мир, и живешь в очень большом доме.

— Ты прав, мой сын, но этот дом — целый Египет, и каждый из его обитателей должен иметь свое собственное жилище.

— Ты меня научишь другим иероглифам?

— А может, ты оценишь другие игры?

Малыш рассердился.

— Хорошо.

Ка улыбнулся.

Указательным пальцем Фараон начертил круг и поставил в середине точку.

— Солнце, — объяснил он. — Его называют «Ра». Это название состоит из рта и руки, так как оно олицетворяет слово и действие. Ты должен его нарисовать.

Забавляясь, ребенок нарисовал целую серию солнц, создающую мало-помалу целый круг. Выйдя из воды, Изэт и Нефертари удивились результату.

— Его способности необыкновенны! — сказала царица.

— Они меня даже пугают, — призналась Изэт, — и воспитатель в ужасе.

— Он ошибается, — решил Рамзес. — Мой сын пойдет другой дорогой соответственно своему возрасту. Может быть, судьба готовит ему стать моим преемником. Такое развитие даруется только богами и будем уважать и поддерживать его. Подожди меня здесь.

Фараон покинул сад и вошел внутрь дворца. Рассерженный малыш Ка заплакал.

— Могу я взять его на руки? — спросила Нефертари у Изэт.

— Да… да, конечно.

Вскоре малыш успокоился. Глаза Нефертари наполнились бесконечной нежностью. Изэт осмелилась задать вопрос, уже давно беспокоивший ее.

— Несмотря на несчастье, постигшее вас, рассчитываете ли вы завести второго ребенка?

— Я думаю, что я беременна.

— А… Может быть, на этот раз божества деторождения будут благосклонны к вам.

— Я благодарю вас за эти слова. Они помогут мне при родах.

Изэт скрыла расстройство. Нефертари была царицей, и она не оспаривала этого и не завидовала Великой Супруге Фараона, удрученной обязанностями и заботами. Но Красавица Изэт желала быть матерью многочисленных детей Рамзеса, производительницей, почитаемой царем в течение всей жизни. Она дала жизнь первому сыну. Но если Нефертари станет матерью мальчика, Ка, возможно, отодвинется на второй план.

Рамзес вернулся, неся с собой маленькую дощечку писца с красной и черной крошечными чернильницами и тремя маленькими кисточками. Когда он дал их сыну, то лицо Ка засветилось от счастья, и он прижал ценные предметы к груди.

— Я люблю тебя, папа.

С уходом Изэт и Ка Рамзес стал выражать свои мысли вслух при Нефертари.

— Я уверен, что Изэт в заговоре против меня.

— Ты ее спрашивал?

— Она плохо думает обо мне, но делает вид, что пыталась предупредить меня о заговоре. Ее письмо не дошло до меня.

— Почему ты ей не веришь?

— У меня такое впечатление, что она лжет и не простила меня за то, что я выбрал тебя в качестве Великой Супруги Фараона.

— Ты ошибаешься.

— Ее ошибка должна быть наказана.

— Какая ошибка? Фараон не может наказывать, основываясь на мимолетном впечатлении. Изэт подарила тебе сына и не желает причинять никакого вреда. Забудь об ошибке, даже если она была совершена, а тем более о наказании.

Глава 18

Толстое одеяние Сетау из шкуры антилопы, похожее на зимнюю тунику, было насыщено целебными растворами, способными противостоять действию змеиного яда. В случае укуса Сетау раздевался, мочил шкуру в воде и избавлялся от угрозы.

— Мы не в пустыне, — заметил Рамзес, — у тебя нет необходимости в этой походной аптечке.

— Это место еще опаснее пустынь Нубии. У змей и скорпионов разный вид, но их много. Ты готов?

— Я ничего не ел, как ты меня просил.

— Благодаря моему лечению, ты можешь не бояться даже укусов некоторых кобр. Тебе действительно нужна дополнительная защита?

— Я дал свое согласие.

— Ты рискуешь.

— Не будем терять время.

— Ты спрашивал мнения Нефертари?

— А ты — Лотос?

— Она считает меня немного сумасшедшим, но мы удивительно ладим.

Плохо выбритый, с непокорным париком и квадратной головой, Сетау напугал бы большинство больных.

— Если я неправильно дозировал эту микстуру — признался он, — ты рискуешь остаться идиотом.

— Я не боюсь твоих угроз.

— Тогда пей это.

Рамзес покорился.

— Ну как?

— Восхитительно.

— Это из-за сока плода цератонии. Остальное менее приятно: это сок многих крапивных растений и разбавленная кровь кобры. А теперь ты можешь не бояться любого яда. Тебе достаточно пить эту микстуру каждые шесть месяцев для сохранения этой уверенности.

— Когда ты согласишься стать моим придворным?

— Никогда. А когда ты прекратишь быть наивным? Я мог бы тебя отравить!

— Ты не обладаешь умом убийцы.

— Откуда тебе знать!

— Менелай научил меня многому. И ты забываешь об инстинкте Серраманна, льва и пса.

— Действительно, замечательное трио! Но ты забываешь, что Фивы мечтают о твоем отъезде, и большинство знатных лиц желает твоего провала!

— Природа наделила меня хорошей памятью.

— Человек более грозное создание, чем пресмыкающиеся, Рамзес.

— Конечно, но он также материал, из которого Фараон пытается построить справедливый и гармоничный мир.

— Ба! Еще одна мечта, которая иногда приходит к пустым мечтателям. Мой друг, не доверяйся никому, ты окружен подлыми и зловредными людьми. Но у тебя есть шанс — это единственная сила, живущая во мне, а теперь и в тебе, которая хранит при встрече с кобрами. И судьба дала тебе союзницу, Нефертари, которой нет равных, и мечту, которая осуществилась. Возможно, тебя ждет удача.

— Без тебя будет очень трудно.

— Иногда месть не является недостатком. Я уезжаю в Мемфис с замечательным урожаем ядов. Береги себя, Рамзес.

Несмотря на явное могущество Рамзеса, Шенар не отчаивался.

Испытание силой, позволившее молодому Фараону противостоять верховному жрецу Амона, оставалось сомнительным источником. Без сомнения, оба мужчины остались на своих позициях, и это могло ослабить власть Рамзеса, слово которого не было так весомо, как слово Сети.

Мало-помалу Шенар начинал понимать брата.

Атаковать в открытую? Провал обеспечен, так как Рамзес будет энергично защищаться и обратит ситуацию в свою пользу. Лучше устроить ряд ловушек, использовать хитрость, ложь и предательство.

Если Рамзесу не удастся изобличить врагов, он нанесет удар в пустоту и истратит все силы. Когда Фараон будет изнурен, дело можно будет считать завершенным.

В то время как Фараон производил многочисленные назначения и подчинял Фивы своей воле, Шенар молчал и оставался сдержанным, как будто события не касались его. Теперь он должен прервать свое молчание даже под угрозой попасть под подозрение в заговоре.

Здраво поразмыслив, Шенар решил сыграть в провокационную игру, на которую Рамзес прореагирует с обычной пылкостью, не подозревая, что его вмешательство точно соответствует планам Шенара. Эта попытка будет проверкой. Если она удастся Шенару, и брат ничего не узнает, то он сможет им манипулировать.

В таком случае можно надеяться на успех.

В десятый раз Рамзес пытался объяснить Дозору, что не подобает ловить рыбу в дворцовом саду и делить добычу со львом.

Неужели их плохо кормят? В живых глазах золотисто-желтого пса царь заметил смущение, но не придал этому значения. За спиной льва Дозор чувствовал себя практически неуязвимым.

Серраманна появился на пороге приемной Рамзеса.

— Ваш брат хочет вас видеть, но боится, что его обыщут.

— Впусти его.

Сард отступил в сторону. Проходя мимо, Шенар бросил ледяной взгляд на него.

— Могу я поговорить с глазу на глаз с Его Величеством?

Желтый пес сопровождал Серраманна, который давал ему время от времени кусочек медового пирога.

— Долго же мы с тобой не общались, Шенар.

— Ты очень занят, и у меня нет намерения мешать тебе.

Рамзес обошел вокруг Шенара.

— Почему ты смотришь на меня так, — удивился тот.

— Ты похудел, любимый брат…

— В последние недели я нахожусь на постоянной диете.

Шенар оставался невозмутимым. Маленькие каштановые глаза оживляли лунообразное лицо с толстыми щеками и губами, выдающими чревоугодника.

— Почему ты носишь эту бородку?

— Я ношу траур по Сети, — ответил Шенар. — Как можно забыть нашего отца?

— Я разделяю твою боль.

— Я уверен в этом, но твои хлопоты запрещают ее проявлять.

— Что привело тебя ко мне?

— Не правда ли, ты ждал меня?

Фараон молчал.

— Я твой старший брат и заслужил замечательную репутацию. Разочарование, порожденное утратой трона, прошло. Но я не желаю оставаться благородным и богатым бездельником без пользы для страны.

— Я понимаю тебя.

— Работа, доверенная мне, слишком ограничена и унизительна.

— Между братьями такое выражение не может быть уместным.